Это чей-то туман,
Это мой персональный обман,
Не набивший карман,
Ибо не посчитался со мною.
Слишком призрачен я, чтобы кто-то считался со мной!
Туповатому жить, всё равно что сажать корнеплоды: Взмах за взмахом, следи за лопатой стальной, Матеря непогоду
Уставшему телу в угоду.
Тягомотина, брат!
Разумеется, это она!
Разве я виноват,
Что родился не тем Леонардо
И последний трактат
О сомнительной пользе вина
Проиграл Сатане, передёрнувшем нужные карты!
Ты, братишка, смотри,
Чтобы я не завис на игле,
Мир, который внутри,
Омерзительно чувственно хрупок,
Он осколками брызнет по выхоленной Земле
И понизит мой ранг до сомнительного полутрупа.
Разглагольствуй, браток,
В философии мало вреда!
Твой последний виток
Равновесия дней не нарушит,
Не хлестнёт никогда
Растворившая тело вода
По тобой отделённым от личного времени душам.
Если ты, брат, поэт и слова уминаешь в пирог, От которого зубы дичайшей оскоминой ломит,
Может, мир остальной ты пропустишь к себе за порог, Хватанув предварительно добрую порцию брома?
Нет! кричу и свищу, - не поэт я, простой хулиган!
Мне не нравится миг стопроцентного непониманья, Где один человек заслоняет другому экран
Ради острых желаний и пошлого невоздержанья!
Я границу рублю: это я, это мир остальной!
Там стреляются, брат, подрывают себя аммоналом, Для чего ему нужно общаться с тупицей -- со мной, Сохранившим в душе абсолютно никчёмную жалость?
"""""""
Тридцать три неразберихи в доме на краю Земли: Очень плохо тянет печка, трубы сажей заросли; Проглотил козлёнок Гришка днями швейную иглу
И теперь от боли блеет, распластавшись на полу.
Тут ещё сосед, зараза, лейтенантик молодой,
Подбивает к мамке клинья, завлекает ерундой, Из мехов аккордеона высыпает в лето он
То безумствие фокстрота, то печальный вальс-бостон.
Все соседские девчонки босиком по мураве
Мчатся вечером к воротам, где сидит он в галифе –
Выбирай, какую хочешь, заплетай с любой роман! –
Нет, он глаз на мамку косит, как пьянчуга на стакан.
Только батя мой не промах, а разведчик полковой, В тыл к врагу ходил рискуя распатлатой головой, Лейтенантику глаза-то вправил он... недели две
На полатях тот проохал, позабыв о мураве.
Тридцать три неразберихи, Гришка умер, ёлы медь; Печь дымит, за вьюшкой сажи накопилось – озвереть!
Мать бунтует, ибо батя зачастил ходить в сельмаг, Видно, продавщица Тонька перед ним спустила флаг...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Не плачьте, бабы, я живой
И бьюсь об стенку головой,
Когда шагну куда не так
Бездумно и вперекосяк!
Ну, что поделаешь, мужик
Углы срезает, напрямик
Себе прокладывая путь,
Потом надеясь отдохнуть.
А тут дорога, ёлы медь,
Изрыта ямами на треть,
На треть в грязи, и в остальном
Отнюдь не блещет серебром.
А как хотелось бы шагать
Сквозь тишь и гладь и благодать,
Грешить умеренно, незло,
Даря душевное тепло!
Но, ёлы палы, человек
Прижал мне пятки к голове,
И я калачиком качусь,
Вокруг рассеивая грусть.
И снова в стенку головой:
Я независим, я не твой,
Не для тебя спрямлял я путь –
Для добрых сердцем хоть чуть-чуть!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
А вот и времечко настало
Принять стакан на посошок
За трагедийные начала
И за счастливый эпилог!
Без извинительных фортелей,
Без капель масла от сардин
Отметить то, что пролетело,
И то, что будет впереди.
У строгих мыслей слог шеренгой,
А у весёлых разнобой,
А мы не выгорели гренкой,
Не пали лицами в прибой!
И всё же времечко настало
Покинуть благодатный дом,
Запасть в сияние астрала
Мельчайшим звёздным порошком.
Но перед этим (не в нагрузку,
Не в знак провинности какой)
Доцеловать взахлёб по-русски
Недоцелованых тобой!
Тогда иначе мысли лягут,
Слова иначе побегут
Не на какую-то бумагу –
На воскресительность минут!
Что – посошок?!
Пошёл он… к богу!
У повседневной суеты
Незавершённые эклоги,
Дел неоконченых пласты!!!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Говорят, что первого апреля
Можно, пасть разинув до ушей,
Хохотать и с целью и без цели
Над чужой глупцою и своей.
Да, я глуп, и этого не скроешь,
Ты умён – я снова хохочу
И над бутербродиком с икрою
(Химия!) зубёнками стучу.
А куда деваться?..
Впрочем, что я,
Паюсная мне не по нутру,
От неё зачатки геморроя
Зацветут ромашкой поутру.
Вам смешно?
И мне смешно, ей богу!
Это ж надо, сотню лет прожить
И встречать в зачуханой берлоге
Те же, что и раньше, миражи!
Вот они, в стакан с индийским чаем
Добавляют сахар, смех и соль,
Ну, а я шлепками отлучаю
От издёвок их – здесь я король!
Захочу, и высолоню в меру,
Захочу, добавлю сахарку,
Сохраняя в доме атмосферу
С миражом, уснувшим на боку…
Но сегодня первое апреля,
Можно посмеяться над судьбой,
И к тому же водка перегрелась
В рюмочке с каёмкой голубой…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Разевая беззвучно рот,
тишина по пескам ползёт,
чёрный вереск моей души
разобижено в ней шуршит.
Затуманился волнолом,
тучи серые ходуном,
а вчера здесь буянил град,
валуны обстучав подряд.
Я бреду, словно Эдгар По,
фантастическою тропой
по окраинам тех болот,
где живущее не живёт.
Конандойлевский Баскервилль,
перетёртый столетьем в пыль,
не разносит рычанье пса
в задубевшие небеса.
Я один, никого вокруг,
не матросов и не фелюг,
застеклившись, лежит волна...
Ну и сволочь ты, тишина!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Не то лицо у шапито –
дождями битый купол
и перемятый суетой
факир с тарелкой супа;
ещё мартышка при очках,
ещё смиренный пони,
служитель, пьяненький слегка,
с прокушенной ладонью.
В тельняшках тигры,
и слоны
из экзотической страны
с пытливостью во взгляде:
а что вам, дети, надо?
Аплодисменты ваши нам
не пробуждают сытость,
а яблок лишний килограмм
нам не дают, простите...
И у меня лицо не то,
но это тайна, дети,
не догадается никто
в быту и в интернете,
что не во всём я скоморох
с трагическою маской,
вносящий свой весёлый вдох
в сценическую сказку.
Под самый купол вознеслись
воздушные гимнасты,
у них совсем иная жизнь,
они вверху – и баста!
А я внизу, я клоун-шут
для заполненья пауз,
и не гуляю по ножу,
и в славе не купаюсь...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
Вот и «куриный бог»,
Камень с округлой дыркой...
Сможет ли перечиркать
Он временной порог
И потянуть за хвост
Пьяненького пиита,
Что до мозгов пропитан
Нервным бальзамом роз?
Кажется, так легко
Шествовать по ступеням,
Вытолкнув косяком
Холод электротени
И пропустить вперёд
Собственную значимость,
Скрыв за слоями грима
Лоб и щербатый рот...
Бережно укачав
Шрам от давнишней драки,
Авторски переплакать
Миг с героиней глав,
И под звучанье строк
Снова упасть в провалы
Мира, где жил усталый
Камень «куриный бог».
«»»»»»»»»»»»»»»»»
Изобразить болванчиком экранным
Себя, и утаить от глаз людских
Высокую любовь и постоянность,
Переливаясь в ироничный стих.
Стандартность не присуща тем, кто мыслит,
Им ни к чему прадедовский сундук,
Где фразы однозначно перекисли
И шепчущ, а не громогласен звук.
