— Присаживайся, сержант, — не поддержал предложенного шутейного тона Корнеев. — Когда узнаешь, что мне требуется — охота балагурить пропадет.
Комбат коротко кивнул и вышел. Тем временем Хохлов осмотрелся и занял ближайшую к выходу табуретку. Потом поправил очки и выжидающе уставился на майора. Его лицо больше не улыбалось.
Корнеев немного подумал, еще раз оценил гражданский облик штрафника и решил вести разговор в более привычном для него ключе.
— Я уже говорил комбату, а теперь повторю для вас. Мне нужны люди, для которых умереть героически важнее, чем остаться в живых. Есть у тебя, Сергей Фомич, на примете такие бойцы?
— В-в штрафбате, как в Ноевом к-ковчеге — всякой твари п-по паре, — неопределенно пожал плечами тот. — Одним с-словом, гражданин майор, я так понимаю, что вам н-нужны добровольцы в с-смертники? В-верно? Тогда объясните: а какой р-резон хлопцам ш-шило на м-мыло менять? Тут каждый с-свою п-пулю ждет. И п-просит об одном: чтоб не насмерть.
— Не совсем… — остановил Хохлова Корнеев. — С голой грудью на амбразуру или с гранатой под танк бросаться не придется. Не сорок первый, воевать научились… Наоборот, я очень надеюсь, что все мы уцелеем… Но для этого мне как раз и нужны люди, которым умирать не страшно, которым — смерть во благо. Старуха капризна и порою обходит именно тех, которые перед ней не кланяются.
— Мы?! — с ударением переспросил сержант, вычленив из слов офицера самое важное.
— Да… — подтвердил Корнеев. — Я тоже пойду с ними. Надеюсь, Сергей Фомич, ты не собираешься спрашивать: куда?
— 3-зачем с-спрашивать, — пожал плечами тот, но под безразмерной гимнастеркой это было почти незаметно. — У нас у всех одно н-направление — н-на Берлин. Так, д-дайте п-подумать… И м-много н-народу надо?
— Шестеро. Но я не каждого возьму. Так что с десяток добровольцев будет в сам раз…
— К-Купченко В-Василий, это раз. Д-даже не сомневайтесь. Б-бывший старлей. Б-боксер. Чемпион округа в п-полутяже. Дома жена и дите м-малое. Без пособия семьям военнослужащих туго п-приходится… Да и отношение у властей, с-сам п-понимаешь, тоже с-соответственное… Муж — враг, она оставалась на ок-купированной т-территории. Он родом из Харькова…
— А сюда за что попал?
— Орден «Красного Знамени» ему в феврале д-дали. И к нему пять суток отпуска. А н-на третий день он в-в драку ввязался. Какие-то пацаны к его соседке прямо в парадном п-пристали. Ограбить хотели, или что иное. А у Василия удар б-будь здоров. Да и злость ф-фронтовая. М-маленько не рассчитал. Одного — н-насмерть пришиб, двое — в больнице. И все бы ничего, но у одного у-уродца отец оказался из… особо з-заслуженных…
— Понятно. Но вряд ли он мне подойдет. Ребенок, любимая жена… Ему непременно уцелеть надо.
— Т-так-то оно так, — потер скуластый подбородок сержант, потом снял очки, подышал на них, вытер о гимнастерку и вновь нацепил.
— Но ты же с-сам, майор, сказал: что н-нужны такие, к-которые б и смерти не боялись и в-выжить хотели. Не с-сомневайся… Вася К-Купченко пулям не кланялся, сам видел. Но и п-по минному п-полю д-дуриком не пер. Зато, если п-после выполнения т-твоего задания ему и звездочка, и еще одна награда упадет, то он п-после войны того… заслуженного п-под лавку загонит. А не судьба, так ж-жену г-героя обидеть побоятся. В-верно к-кумекаю?
— Согласен, — вынужден был признать правоту ротного каптенармуса Корнеев. — Годится. Кто второй?
— В-второй? Т-ты не сомневайся, майор, если В-Василий тебе подходит, т-то я вот т-таких же еще десяток к-кликну, а д-дальше уж ты сам с-смотри. Ч-чего попусту языком м-молоть. Как говорится: л-лучше один раз у-у…
— И опять ты прав, Фомич, — согласился Корнеев. — Давай, сержант, собирай своих протеже. По душам после говорить будем…
— Да, ч-чуть не забыл. Вчера к нам разведчика п-прислали. Кажись, к-капитан… Этот уж т-точно по твоей ч-части будет. И в-во второй старший л-лейтенант имеется. Из п-полковой…
— Зови всех, сержант. Поглядим… Кстати, не обижайся, сам ты из каких родов войск сюда загремел?
— Н-не обижаюсь. Я — в-военврач, хирург…
— Аборт, что ли, чьей-то ППЖ делал? — припомнил самую «ходовую» статью нарушений для фронтовых медиков Корнеев.
— Н-не угадал, м-майор. Г-генерала я зарезал… — как-то ссутулился тот, зябко поведя плечами.
— Иди ты, — не поверил Корнеев. — В самом деле?
— Д-да, — кивнул сержант. — Из-за самонадеянности. Двен-надцатая операция з-за день. Мне бы п-полчасика отдохнуть, в-воздухом подышать. А я на нашатырь п-понадеялся. Г-глупо вышло! С-сам-то л-ладно, а жизнь человеческую п-почем зря з-загубил. Так-то вот…
* * *
Выстроившиеся у командного блиндажа добровольцы, отобранные сержантом Хохловым, и в самом деле походили друг на друга, как братья. В меру рослые, широкоплечие, а отличную офицерскую выправку и спортивное телосложение не портило даже не подогнанное по фигуре, мешковатое солдатское обмундирование. Но на все это Корнеев обратил внимание гораздо позже. Сейчас он смотрел только на стоявшего в конце шеренги штрафника и не верил собственным глазам.
— Андрей?! — спросил неуверенно. — Малышев, ты?
— Так точно, гражданин кап… виноват, майор.
— Да иди ты в жопу со своими извинениями… — Корнеев шагнул ближе и сграбастал в объятия бывшего заместителя. — Здорово, братуха. Что за бредятина? Ты-то каким макаром здесь очутился?
— Виноват, гражданин майор. Оступился. Теперь вот искупаю кровью. Родина оказала мне доверие…
Малышев не ответил на объятия друга и даже как-то чуток отстранился.
— Слышишь, Андрюха, ты чего, особо умным хочешь казаться? — нахмурился Корнеев. — Или тебя еще разок в задницу послать? А могу и куда подальше…
Льдинки в глазах Малышева немного растаяли, и лишнюю влагу пришлось удалить резким поворотом головы. Аж позвонки хрустнули.
— Товарищи офицеры, — не по-уставному обратился Корнеев к остальным штрафникам, продолжая удерживать Малышева в объятиях. — Обождите чуток. Вот неожиданно своего боевого друга встретил. Поговорить нам надо. Вольно, можно курить…
Потом схватил бывшего заместителя за рукав и оттащил на пару шагов в сторону.
— Ну Андрюха, рассказывай, что случилось?! Меня ж всего десять дней не было… Уму непостижимо!
— А тебя разве еще не проинформировали? — немного удивился Малышев. — Должны были.
— Я что, по-твоему, спектакль разыгрываю? — вызверился Корнеев. — Андрей, лучше не зли меня. Дам в морду!
— Не имеешь права, гражданин майор… — штрафник оттаял еще немного, но только самую малость. И голос, и взгляд весельчака Андрюхи Малышева казался безжизненным и пустым. — Расстрелять, это сколько угодно — твоя власть, а бить штрафников — уставом запрещено…
— Да ты пойми, чудак человек, — ткнул его в бок кулаком Корнеев. Вроде не сильно, но чувствительно. — Я еще в расположении роты не был. Из госпиталя прямо к аналитикам. А от Стеклова — сюда. Ну же, не томи? Что произошло? Ведь должна быть причина, не тридцать седьмой…
— Маша погибла…
Слова прозвучали сухо, как пистолетный выстрел, и почти так же убийственно.
— Маша?.. Она же… Я ж ее в тыл… Нет, этого не может… — потерянно забормотал Корнеев. — О господи!.. Как это случилось?
— «Вервольф». Снайпер. Прямо в живот…
Малышев не говорил, а ронял слова. Тяжелые, как пудовые гири.
— С-сука! Он же не мог не видеть, что она беременна. Не понимаю… — пытался хоть что-то объяснить себе Корнеев. — Зачем снайперу обычный ефрейтор медслужбы?
— Она в моем кителе была.
Корнеев потер пальцами переносицу, как делал только в моменты наибольшего волнения.
— Дай закурить.
Андрей молча протянул товарищу мятую пачку дешевых сигарет и запоздало удивился:
— Ты же не куришь? Или решил отменить свой зарок?
— Что? — словно приходя в сознание, переспросил Корнеев.
— Я говорю, что ты раньше курил только за линией фронта…
— Да, верно… — майор неумело вернул уже вытащенную сигарету в полупустую пачку. Рука его заметно дрожала, и сигарета легла в обойму только с третьей попытки.