— Ольга Максимовна, — не забыл уточнить Корнеев, чем вызвал еще один приступ румянца у девушки, но поправлять командира она не стала. Сама напросилась.

— Лейла Мамедова, — улыбнулась вторая радистка. — Можно Ляля или Лиля. — Забрала у подруги баклагу и тоже чуть-чуть надпила. Но более умело, вовремя задержав дыхание. — Со знакомством, товарищи офицеры.

— Боюсь, что табачный дым мало поможет, больно злющие гады… Как эсэсовцы… Олег Пивоваренко, — представился сидевший рядом с ней капитан, перенимая у девушек эстафетную посуду. — Ну за победу!

Он пил спирт не спеша, как воду. Только кадык ходил. Потом перевел дыхание и передал баклагу соседу слева.

— Не волнуйся, командир, — прямо посмотрел в глаза Корнееву. — Я вообще горькую не пью. Но сегодня можно. Командир парашютного батальона. Во время высадки не справился с парашютом. Сильным боковым ветром отнесло далеко в сторону. При выполнении поставленной задачи мой батальон понес очень большие потери. В штабе воздушно-десантной бригады решили, что из-за отсутствия в бою командира…

— Десантник? — обрадовался и тут же возмутился Корнеев. — То-то я едва от удара твоего ушел. Почему дальше в полную силу не работал? Ленился или побоялся уронить достоинство командира?

— Сам же сказал — аккуратно, без травм. А у меня, Николай, удар поставлен так, что если бить от души — непременно покалечу, а как начну соизмерять движение — сразу темп теряется.

— Вартан Ованесян, — вклинился третий из капитанского состава, сидящий на нарах напротив. — Я, как и Виктор, тоже сапер. А промашку дал другую… Мои ребята не тот участок заминировали. Сориентировались, правда, вовремя: пехота не пострадала. Но оргвыводы в штабе дивизии, а что хуже — в особом отделе — все же сделать успели.

— Причина? — профессионально поинтересовался Петров.

— Я работал согласно карте. Где отметили, там и минировал.

— И что, это не приняли во внимание?

— Карта сгорела… — махнул рукой Вартан. — Вместе с планшетом… Но это долгая история. Чего уж теперь… С того дня, считай, целая вечность прошла. В штрафбате я второй месяц разменял.

— Два собственных сапера в группе — это же замечательно, — ткнул в бок Малышева Николай. — Разведчик, десантник. Прямо как на заказ… Вот уж не знаешь, где подфартит.

— За победу, — решительно приложился к спиртному четвертый капитан. — Сергей Колесников. Пилот, командир эскадрильи тяжелых бомбардировщиков ИЛ-4… Тварь одну пристрелил… — И, не дожидаясь вопросов, сам уточнил, глядя в сторону от девчат: — Он жену моего бортстрелка… — капитан вздохнул и глотнул еще раз. — Нет, не потому. Может, у них и любовь была, как знать? Но, понимаете, Саню Белкина… В последнем вылете… Я шел и думал, как сказать, что его больше нет, что он… А она, стервоза, в койке с… Ну меня и накрыло. Глупо. Саню не вернуть, а я — отличный летчик, вместо того чтоб бомбить фрицев, с винтовкой бегаю.

Капитан дернул щекой, внимательно посмотрел на баклагу и передал ее сидевшему рядом старшему лейтенанту.

— Василий Купченко… — хмуро промолвил тот, поводя лобастой головой так, словно тугой воротник больно натирал его крепкую шею. — Бывший начальник штаба пехотного батальона. Убил и покалечил троих гражданских во время отпуска… У меня все.

— Троих подонков, — уточнил Корнеев специально для девушек. — Защищая жизнь и достоинство женщины. Ты, Василий, либо пей, либо передавай дальше. Видишь, мы с капитаном Малышевым заждались уже своей очереди.

— Андрей Малышев, — представился тот, принимая эстафету, и очень нехотя добавил: — Бывший заместитель командира отдельной разведывательно-диверсионной роты. Застрелил пленного… — и без более подробных объяснений приложился к фляге.

— История у Андрея слишком свежа, поэтому не будем торопить капитана с исповедью, — продолжил вместо товарища Корнеев в ответ на молчаливые взгляды остальных. — Оттает, сам расскажет. Но мы с ним второй год вместе. Отвечаю, как за себя.

— Спасибо, командир, — Малышев отдал ему флягу. — Я скажу. А то нечестно получается, — он расстегнул пуговичку под горлом. — Жену мою, беременную, снайпер… А фриц под руку подвернулся…

— Ну а я — Николай Корнеев. Командир той самой разведывательно-диверсионной роты. Теперь и ваш командир. Расчет окончен… — привнес майор еще одну ноту непринужденности в разговор, отбирая флягу у Андрея и завинчивая пробку. Главное Малышев сказал, а смысла бередить рану Николай не видел. — А теперь предлагаю от более личных тем воздержаться и перейти к общим вопросам. Впереди еще целый день подготовки, с обязательными перекурами. Успеете наговориться. У меня вопрос к вам, девчонки. Ирина Игоревна сказала, что позывные вы получили. Я верно понял?

— Так точно, товарищ майор! — все же Лейла не удержалась и вскочила, громко рапортуя.

— Тихо, тихо, егоза… — досадливо дернув щекой, усадил девушку Корнеев. — Вышколила же вас тетя Ира на мою голову… Ладно, еще пообвыкнете. Вы поймите, товарищи, что это не моя прихоть и не любовь к панибратству. Так что строевой устав пока забудьте. В тылу врага любое лишнее движение опасно, а уж произнесенные в полный голос слова, когда успех операции и наши жизни напрямую зависят от тишины и скрытности, смерти подобен…

— Извините, товарищ майор… — смутилась девушка. — Мой позывной «Призрак-один».

— «Призрак-два», — почти шепотом доложила Гордеева, вызвав улыбки на лицах офицеров.

— Принято, — подтвердил Корнеев.

Группа внимательно ожидала.

— Итак, считаю, что для максимально эффективного выполнения поставленной перед нами задачи отряду лучше действовать двумя независимыми друг от друга группами. Командиром группы «Призрак-два» назначаю капитана Малышева, группу «Призрак-один» возглавлю лично. В состав первой группы войдут капитан Петров, капитан Колесников, старший лейтенант Купченко, младший сержант Мамедова. Остальные товарищи поступают под команду капитана Малышева. Поскольку существенная часть личного состава обеих групп почти не имеет разведывательно-диверсионного опыта, считаю необходимым усилить их еще двумя бойцами. Как думаешь, Андрей, кого из наших ребят взять?

— Думает он, — проворчал у входа знакомый голос. — А чего тут думать, коли и так все ясно? Ребятня одна собралась. Бриться еще толком не умея. Я пойду с вами. И старшина…

— Ефрейтор Семеняк! Что вы себе позволяете?! — возмутился Корнеев, хотя как раз именно о своих ветеранах и подумал. — Для вас что, особый Устав написан?

— Ты погоди лаяться, командир, — примирительно поднимая руки, шагнул ближе ординарец. — Я ведь почти сразу сообразил, зачем ты девиц в поиск взять решился. Вот и мы с Кузьмичом как раз под эту самую гребенку и подходим. Лучше других. Тютелька в тютельку… — Но до конца Степаныч тон не выдержал и не преминул проворчать: — И потом, кто только что предлагал забыть об Уставе. А для меня приказ командира — закон!

И пока сбитый с толку Корнеев и остальные обменивались недоуменными взглядами, не в силах понять, по каким таким критериям можно сравнить пожилого ефрейтора и красавиц радисток, ординарец стал объяснять.

— Я ж тебя, Николай, с сорок первого года знаю. И ты сейчас не о том думаешь, как ловчее к немцам пробраться да рвануть там что-то, а как обратно целым выскользнуть. Вот и девчушек потому взял, что им, если в гражданскую одежку переодеться, больше шансов уцелеть выпадет. Верно?

— Ох, и пронырливый ты, Игорь Степанович, — вынужденно уступая такому напору и соглашаясь с догадливым ординарцем, развел руками Корнеев. — И как только Михаил Иванович до сих пор тебя к себе, в аналитики, не сманил? Все как есть подметил. Но я так и не понял, с какого боку ты со старшиной к этому прислониться можешь?

— Это все потому, командир, что для тебя боец — существо без возраста. Оно и понятно, под пилоткой ни седины, ни лысины не видать. Особливо в противогазе. А ведь нам с Кузьмичом вскорости сто лет на двоих, может статься, будет. Так-то, детишки… И в гражданке, да с плотницким инструментом за поясом, вполне девчонок обратно к своим вывести сможем. Или спрятать надежнее…