Об интересах компании «Динамит А. Г.» Фремденгуту особенно беспокоиться не приходилось. По удивительному совпадению (которое могло толкнуть в объятия мистики любого, кто не знал, что это совпадение твердо оговорено в соответствующих штабных инстанциях ее американскими партнерами по Всеобщему динамитному картелю) бомбы всегда падали в счастливом отдалении от ее заводов. Поэтому барон мог и должен был целиком посвятить себя заботе о том, за что он нес ответственность на острове Разочарования. Он ни на минуту не сомневался, что подводная лодка с подкреплением обязательно придет. В связи с открытием второго фронта ей, возможно, придется немного опоздать, но и только. Именно потому, что гитлеровская Германия роковым образом катилась к своему близкому поражению, подлодка должна была любыми средствами пробиться к острову Разочарования. На карте стояли слишком серьезные интересы райха, быть может, судьбы той, другой, новой войны, которую Германия через какое-то время начнет с учетом всех ошибок нынешней, уже проигранной, с тем, чтобы в скорейший срок добиться своей великой исторической задачи — мирового господства.

Сначала побег намечался на девятое июня. Потом пришлось перенести на десятое: обстановка в пещере не благоприятствовала побегу, — во время обоих выводов на прогулку в пещере было чересчур людно. Зато весь день девятого июня оба эсэсовца провели, прильнув ухом к двери. Они терпеливо ждали каких-нибудь свидетельств того, что долгожданный подводный корабль высадил на берег подкрепление или хотя бы показался на рейде. Однако, как пленные ни напрягали слух, они не услышали ничего, что подтвердило бы их надежды. Тогда они решили, что подлодка из осторожности дожидается темноты. А может быть, предупрежденное ефрейтором Сморке, что на острове — союзнические силы, командование лодки готовит ночной десант и неожиданный штурм Северного мыса. В таком случае пленным надо было быть особенно начеку. Не исключено, что этот русский капитан-лейтенант захочет захватить с собою на тот свет и обоих пленных… Лично за себя Фремденгут почти не беспокоился. Он не верил, что его расстреляют, даже если десант будет уже на ближайших подступах к пещере. Он рассчитывал на рассудительность и деловые интересы Фламмери.

На случай, если надо будет приготовиться к обороне, решено было по очереди дежурить у двери и прислушиваться, что за ней происходит.

В ночь с девятого на десятое июня, в начале первого часа, Кумахер, занимавший наблюдательный пост у дверей, условленным трехкратным ударом каблука об пол поднял майора с койки и шепотом пригласил его к дверям.

— Вы слышите, господин майор?..

Из переднего помещения доносился еле различимый шум переставляемых коек, скрипнул передвигаемый стол, слышалась скупая и неразборчивая речь.

— Там происходит что-то необычное, — шепотом пояснил фельдфебель.

— Тсс! — зашипел Фремденгут. — Не мешайте слушать!

Раньше слышались только два голоса, минут через двадцать прибавился еще один. Снова донесся скрежет передвигаемых коек. Потом голоса умолкли. Послышался скрип выходной двери.

— Они вышли на воздух, — взволнованно засопел фельдфебель.

— Боже, как вы болтливы! Что-то в вас осталось от вашего политического прошлого… Болтаете, болтаете…

— Вы меня очень обижаете, господин майор! Я с тридцать третьего года не имею ничего общего с социал-демократами… Я честный и верный наци, господин майор! Я доказал это под Киевом!..

— Да перестанете ли вы наконец?!

— Слушаюсь, господин майор, — браво отвечал дисциплинированный фельдфебель. — Я только считал нужным доложить…

— Бог, милый бог! — застонал Фремденгут. — Эта старая трещотка сведет меня с ума!.. Постойте, постойте!., Кумахер, вы слышите?.. Кажется, пулемет!..

— Осмелюсь доложить, господин майор, это у меня стучат зубы.

— Фу! Перепугались?

— Волнуюсь, господин майор. Осмелюсь доложить, я очень волнуюсь.

Забывшись, Кумахер шмыгнул носом, и майор фон Фремденгут поморщился.

Еще через пятнадцать — двадцать минут снова скрипнула наружная дверь пещеры, и в переднем помещении возня и тихий говор не замолкали до самого утра.

Пленные устали прислушиваться. То, что происходило за стеной, нисколько не напоминало нервную беготню людей, врасплох захваченных смертельной опасностью. Надо думать, что подводная лодка еще не всплывала на поверхность бухты.

В восьмом часу утра десятого июня Кумахер, по-прежнему дежуривший у двери, снова трижды стукнул каблуком об пол, Фремденгут уже давно не спал, и если Кумахер, не отрывая уха от двери, столь неуставным способом обратился к барону, то значит, у него были серьезные причины даже на секунду не прерывать подслушивания. Вчера и третьего дня ничего не возбудило бы его внимания: просто с некоторым запозданием снимали шинели и одеяла с двери, чтобы повести их на прогулку. Но на сей раз у двери слышались голоса всех пятерых обитателей переднего помещения. Может быть, они собрались расстрелять своих пленных, чтобы развязать себе руки?

Фельдфебель в правую руку, а майор в левую (правая у него еще плохо действовала) взяли по щепотке перца, припрятанного Кумахером при изготовлении пищи. В карманах у обоих было по пригоршне золы, добытой все тем же запасливым фельдфебелем. По совести говоря, он заготовил это для того, чтобы обороняться от майора, если тот соберется душить его за предательство, но сейчас он был страшно польщен похвалой майора по поводу его патриотичности и истинно арийской, нордической хитрости и сметки.

По мере того как с двери снимались покровы, голоса доносились все громче и четче. Наконец можно было различить каждое слово. Пленных отделяла от переднего помещения только дощатая, неплотно сшитая дверь.

Майор и его верный фельдфебель выпрямились и приготовились швырнуть перец в глаза врагам. Но, сверх ожидания, засов не сдвинулся с места. Вместо его характерного скрипа, дважды в сутки связывавшегося в сознании обоих эсэсовцев с выходом на свежий воздух, они услышали какое-то странное выстукивание, шорох, щелканье открываемого ножа.

Донесся голос толстого англичанина:

— Почему вы уверены, что именно они могли это сделать? Ему отвечал голос молодого американца:

— Ну, все-таки… Стоило им только ночью выбраться к нам…

— Но как они могли выбраться? А если бы они действительно выбрались, то не стали бы воровать такую чепуху, а преспокойно отправили бы нас догонять душу этого, как его, этого ефрейтора Сморке.

— Интересно, носит ли его тень и на том свете усики и золотые очки? — хихикнул молодой американец.

Сморке погиб!

Кумахера так потрясло это известие, что он вторично за последние двенадцать часов забыл, с кем он имеет честь делить заточение, и толкнул плечом майора барона фон Фремденгута.

— Вы слышали, господин майор? — прошелестел он на ухо своему начальнику. — Сморке убит.

Вместо ответа барон изволил закрыть своей ладонью широкую пасть фельдфебеля.

Раз Сморке убит, некому будет предупредить командование подлодки о том, что обстановка на острове изменилась. Смерть Сморке нисколько не печалила майора Фремденгута. Но то, что она усложняла положение на острове, искренне его огорчало. Однако что же такое произошло у тех, за дверью?..

— А на что им рукоятка генератора? — не унимался молодой американец. — Что они из нее собираются охотиться на уток, что ли? — Он снова хихикнул.

— Достаточно им знать, что у нас нет запасной рукоятки, чтобы…

— Прошу потише! — послышался голос советского моряка. — Вы словно нарочно нанялись разбалтывать наши тайны…

— Иногда, мистер Егорычев, вы разговариваете с людьми так грубо, словно они у вас на жалованье, — раздался голос Фламмери. — Я не со всяким своим рядовым инженером или служащим позволяю себе так разговаривать. (Мистер Фламмери сделал ударение на слове «я», подчеркивая разницу между собой и капитан-лейтенантом Егорычевым.)

— Ей-богу, мы тут обойдемся вдвоем со Смитом, — отвечал моряк, и спорщики оскорбленно огрызаясь, удалились в глубь пещеры.