Николас Стюарт поднял руку, чтобы остановить ее рассказ. Его голос был хриплым.

— Нет, Эмили, это чувство не улеглось. Нет, не улеглось. Это я твердо знаю. А то, чего я не узнал сам, дополнил Джордж. Он рассказал мне, что уже около года в деревне шел разговор о том, что кто-то должен открыть вам глаза на положение вещей. Я полагаю, что их останавливала мысль о том, что вы не можете быть настолько слепы, что вы, возможно, знаете о том, как обстоят дела. В любом случае тот факт, что фермер Рауэн не успел сойти в могилу, как он уже занял его место на ферме. Одно это уже всколыхнуло их. Поспешность Берча была просто непростительной. Поэтому вам не нужно корить себя за сказанное. Джордж говорит, что все на вашей стороне.

Эмили резко вскочила на ноги.

— Мне не нужно одобрение всей деревни. Кроме мистера Уэйта, булочника, они бы все с удовольствием надели на меня колодки, если бы это было возможно. И я никогда не забуду, что именно они убили Кона... Я полагаю, вы слышали о Коне?

— Да, я слышал о нем.

Девушка подошла к кухонному окну и посмотрела на улицу. Потом снова повернулась к Стюарту и сказала:

— Есть одна положительная черта в Лэрри. Он любил Кона, он хорошо с ним обращался. Берч присматривал за ним и даже чуть не сошел с ума, когда тот умер... да еще такой смертью.

— В каждом человеке есть что-то хорошее, Эмили; нет такого, который был бы только плохим или только хорошим, но в некоторых больше плохого, чем в других. И насколько я понимаю, плохой стороной Берна была его слабость, а его сила была в его жадности, которую я бы охарактеризовал как амбициозность. — Стюарт замолчал и покачал головой, а потом задумчиво продолжал: — Он, наверное, очень сильно хотел заполучить ферму, что и заставило Рон поступить так, как она поступила. Потому что даже за то короткое время, что мы были вместе, я понял, что я женился на норовистой лошадке. Он не смог бы затащить ее в церковь и заключить второй брак, если бы не приложил изрядных усилий. Что касается второго брака, то с этой стороны она несомненно чувствовала себя в безопасности, поскольку прекрасно понимала, что я никогда не захочу снова ее увидеть.

Эмили опять уселась на ящик и посмотрела ему в глаза:

— Лэрри также отправил мою сестру в этот санаторий в Сент-Леонардсе лечиться от туберкулеза.

— Да, об этом я тоже слышал, но я бы не стал отдавать ему должное за это, ведь у него были свои мотивы. Мне кажется, что он хотел убрать эту девочку из дома. Она стояла у него на пути к вам... Эмили. — Быстрым движением, характерным для него, Стюарт схватил ее за руки и ласково потряс их. — Не ищите в своей голове причин, по которым вы будете чувствовать себя виноватой в том, что сказали ему правду, насколько я понимаю, наступило время, когда кто-то должен был объяснить ему, кем он является на самом деле. «Ничтожество», - как они там говорят. — Его руки замерли. Он заглянул девушке в глаза и спросил: — Вы все еще любите его?

Ее пальцы дернулись, но Стюарт не отпустил их. Он сжал их еще крепче и ждал. Эмили не наклонила голову. Она рассеянно посмотрела по сторонам, прежде чем ответить вопросом на вопрос:

— А что все подразумевают под любовью?

— Вы не отвечаете на мой вопрос, Эмили. — Он слегка встряхнул ее руки. — Вы все еще любите его?

Теперь девушка посмотрела на Стюарта и просто ответила:

— Если вы имеете в виду, чувствую ли я по отношению к нему то же, что чувствовала два года назад, то ответ - нет. Но, оглядываясь назад, я теперь не могу сказать, было ли это чувство любовью. Я жалела его, мне хотелось успокоить его, сделать его счастливым. Это мой недостаток, я полагаю, вы могли бы назвать это моей причудой - то, что я хочу сделать людей счастливыми, по крайней мере хотела раньше. Я теперь многое стала лучше понимать. Нельзя сделать людей счастливыми, если они не хотят быть счастливыми.

— Знаете, Эмили, вы очень мудры. И есть некоторые недостатки, которые люди должны сохранять в себе, даже потворствовать им. Поэтому не отказывайтесь от попыток сделать людей счастливыми. Я заметил, что вы не упомянули одно чувство, когда говорили о том, что испытывали по отношению к нему. Я имею в виду симпатию.

Когда девушка удивленно приподняла брови, он кивнул и продолжал:

— По-моему это самое важное чувство из всех: ведь без этого любовь никогда не будет долгой. Вы знаете, что можно любить кого-то и одновременно ненавидеть. Я бы больше хотел вызывать симпатию, сильную симпатию, у кого-то, чем любовь... Я вызываю у вас чувство симпатии, Эмили?

Она пошевелила губами, но было такое чувство, будто они слиплись и разделить их было очень трудно. Но когда ей это удалось, она произнесла:

— Да-да, конечно, я чувствую симпатию по отношению к вам. Нельзя не чувствовать симпатию к человеку, который был так добр ко мне. Если бы вы не дали мне эти часы...

— Стоп! Стоп! — Стюарт резко вскочил. — Мы говорим о часах последний раз. Скажем так. Если бы Берч занял другую позицию по отношению ко мне, то я разделил бы все, что получил, с ним, поскольку я хотел отдать ему должное. Он вложил много труда в эту ферму, поэтому я рассматривал деньги, затраченные на то, чтобы вернуть вам часы, как некоторую компенсацию, как если бы я отдал их ему, а он передал бы вам в благодарность за все, что вы для него сделали. Но, как я уже понял, Берч никогда бы не отдал вам эти часы или сумму денег, эквивалентную их стоимости. Поэтому будем считать, что ферма выплатила свой долг, а вовсе не я... Теперь, — Стюарт наклонился к ней, — я хочу услышать прямой ответ на мой вопрос, симпатизируете ли вы мне, лично мне?

Эмили сглотнула и поморгала, а потом, задумавшись, сказала:

— Это трудный вопрос.

— Почему трудный? Вы должны знать, нравлюсь я вам или нет.

Когда она хотела повернуть голову в сторону, ее шея неожиданно дернулась вверх, потому что он взял ее за плечи и, сев на ящик и касаясь своими коленями ее коленей, требовательно сказал:

— Посмотрите на меня, Эмили! — А когда девушка посмотрела на него, Стюарт продолжил: — Я же не спрашиваю, любите ли вы меня. Потому что это был бы действительно очень трудный вопрос. Я спрашиваю вас, нравлюсь ли я вам... нравлюсь ли я вам настолько, чтобы выйти за меня замуж?

Эмили вырвалась из его рук и, вскочив на ноги, отступила на шаг к очагу.

— Не говорите ерунду! Не будьте глупым, мистер Стюарт. Вы сами мне говорили, что в том случае, если вы женитесь, потеряете ферму.

Он не поднялся с ящика и, глядя на нее снизу вверх, сказал:

— Я знаю, что сказал вам об этом. Я знаю, что мне придется оставить ферму. Но вот что я еще скажу, Эмили. Это не будет для меня потерей. Как вы думаете, на что была похожа моя жизнь в последние восемнадцать месяцев или чуть больше? Знаете ли вы, что я общался только с Джорджем, Дженни и миссис Райли? А у них у всех своя жизнь. И с чем я оставался? Вечер за вечером я сидел в этой гостиной во французском стиле, или ходил из комнаты в комнату, или обходил ферму, делая вид, что проверяю свои владения, до которых мне нет никакого дела. Давайте посмотрим правде в лицо, я ведь не фермер, Эмили. Я не управляю ею. Вот Джордж - тот фермер. Он и руководит хозяйством. Как и вы, я абсолютно не доверяю жителям деревни и стараюсь поменьше с ними общаться. Но было время, когда мне очень хотелось услышать от них хоть одно доброе слово. Что же касается фермеров, живущих в округе и немного дальше, то они смотрят сквозь меня, а женщины опускают глаза, только дети обращают на меня внимание, потому что родители обрисовали им меня как плохого человека, убийцу, отсидевшего длительный срок в тюрьме. Эмили, — он поднялся и подошел к ней, — я с удовольствием уйду оттуда завтра же, если будет куда и к кому уйти.

— Нет! — Она снова отшатнулась от него. Теперь между ними было все пространство комнаты. Голос ее звучал хрипло, когда она воскликнула: — Нет! Нет! Я не хочу иметь это на своей совести, ни за что. И в любом случае это не может быть правильным - жить с двумя мужчинами, которые владели этой фермой.