Я с ними согласилась. Объесть бы Мариан нас не объел, зато бестактностей нагородил бы с три короба. Предположил бы, к примеру, что это Юлия своего павиана шлепнула. Почему нет? Во-первых, за девками бегал, а во-вторых, денег для нее жалел, даже на черствый хлеб. Техническая возможность отправить на тот свет сожителя не лишила бы Мариана сна, а ее упорное молчание только подстегнуло бы его фантазию…

Через террасу вошел Стефан и спросил, можно ли ему взять с собой вниз кофе вместе с завтраком, так как ему в ателье замечательно работается. Печатает себе на машинке и нагоняет упущенное, а среди нас есть как минимум одна особа, которая должна его понимать. Особа проявила понимание, всучив ему тарелку с тостами и с тем, что под руку попало, добавив даже нож с вилкой. От Эльжбеты он получил кофе и удалился.

— Кофе в кофейнике, — ни к селу ни к городу заявила вдруг Эльжбета, глядя в голубую даль.

При ближайшем рассмотрении даль оказалась прямо у меня за спиной, где уже некоторое время стояла Юлия, плохо различимая в полумраке коридорчика.

— Спасибо, — произнесла она. — Разрешите?

— Садитесь и позавтракайте с нами, — сказала Алиция.

Нет, ее только могила исправит! Хорошо хоть, про яйцо не спросила.

Юлия не отказалась. Без ложной скромности обслужила себя сама, уж что-что, а дурой ее не назовешь. Она взяла свой кофе и уселась в углу на диване.

И тут на кухню с шумом ввалились Мажена и Магда. Обе при виде Юлии сохранили железное спокойствие, переключившись с ходу на обсуждение достоинств очищенной и готовой к употреблению картошки в упаковке, которой приволокли целую сумку.

— Это Магда настояла, — с порога наябедничала Мажена — Чтоб потом на меня не сваливали!

— Алиция любит картошку, а мы только и делаем, что чистим, то сырую, то в мундире, надо же прогрессом пользоваться, — энергично заявила Магда, — Тем более что мы по дороге Мариана обогнали. Мы уже завтракали.

Юлия за все это время не произнесла ни слова, но проявила завидную самостоятельность: держа свою чашку в руке, она освободила место за кухонным столом.

— Можно мне посидеть в салоне? — робко спросила она

— Нет уж, лучше здесь останьтесь, — поспешно возразила Мажена — А то Мариан здесь корни пустит, и ничем его отсюда не выкуришь. Разве что все в салон переберутся, по мне так даже лучше.

Алиция, поднимаясь из-за стола, с подозрением поинтересовалась:

— Это еще почему?

— Надо же мясной рулет когда-нибудь сделать, вот я и собираюсь заняться. За полчаса управлюсь, а потом пусть в духовке дожидается. Все поели?

— Олаф еще нет, — буркнула Эльжбета — Слышу, уже проснулся.

— Один Олаф погоды не делает, в смысле, никому не мешает.

— Подкрепление ему прибыло, — сообщила я, услышав, как стукнула калитка. — В лице Мариана.

— Не страшно. Оба получат все, что осталось от завтрака хватит на двоих.

В результате наша компания действительно разместилась в салоне. Терраса отпадала, так как небо нахмурилось, и начало моросить. Алиция сдалась, предоставив Мажене полную свободу действий в кухне. Олафу было решительно все равно, где есть, ну а Мариану подавно. У Стефана не иначе как сработала интуиция, поскольку он тоже подтянулся, пройдя через комнату с телевизором и с разбегу стуча в обе двери: и в ту, входную, с его стороны, и в другую, ведущую уже в салон. Нас несколько озадачил стук с той стороны, но все вежливо и дружным хором разрешили ему войти.

— Что-то я и впрямь перестарался. Надеюсь, вы меня извините?

— Можешь стучать, где хочешь и сколько хочешь, — радушно разрешила хозяйка дома. — Раз я сижу в углу, дайте ему кто-нибудь чашку.

— Чашка у меня есть, только, к сожалению, пустая…

Мариан, пока все усаживались да болтали, методично заправлялся всем, что под руку попадалось. А когда съедобное стало подходить к концу, долил в свой кофе до краев сливок, добавил сахару, после чего шмыгнул носом и надулся, похоже, от сознания собственной важности. Даже огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не отвлекся и всем ли его видно.

— Потолковал я с пацанами, — неожиданно заявил он, сделав при этом таинственное и важное лицо.

Само по себе сообщение к потрясающим никак не относилось, но, тем не менее, все обратили на него внимание. По нему было видно, что он вполне удовлетворился произведенным эффектом.

— С какими пацанами? — сделала ему приятное Алиция, задав ожидаемый вопрос.

— Ну, с теми экскурсантами, что пришили покойничка. Датчане там штуки четыре подозреваемых надыбали, но не уверены, кто из них отличился. Вроде каждый мог, только на хрен он им сдался? Что телок клеил, так за это можно в глаз звездануть или там ребра пересчитать, но чтоб так вот с ходу насмерть мозги вышибать? Сомнительно это.

— А на каком языке ты с ними говорил? — заинтересовался Стефан.

— Да так, на каком придется. Только больше по-польски, ведь там один наш земляк, первый подозреваемый, Арнольд. Полицейские их мурыжили каждого по отдельности, а уж потом они все собрались и обменялись впечатлениями, и вышло у них, что это мог быть или Арнольд, или Арне из Норвегии. Они вместе за одной чувихой ухлестывали, вот ее-то покойник и окучивал, да не одну, еще подружка набивалась к ним в друзья. Выходит, две у него на шее сидели, только он по этому поводу не страдал, а как раз наоборот. Девахи с характером, не понравилось бы, могли бы его и повредить. Но, похоже, нет, обе хихикали, очень даже довольные были. А еще они твердят, что кто-то там еще шлялся, обе говорят, в смысле, каждая по отдельности.

Мариан замолчал, изучая стол на предмет остатков съестного. Эльжбета со Стефаном поочередно переводили Олафу Мариановы откровения. Мажена, которая на время выступления Мариана забыла о рулете, кинулась галопом в кухню, торопясь доделать мясо, чтобы не пропустить вероятное продолжение. Все пытались как-то упорядочить полученные сведения.

— А рыбок-то это он слопал, — с грустью добавил Мариан. — Три последних.

— Кто?

— Как кто? Покойник.

— Что за рыбки? — поинтересовалась Магда.

— Норвежские. Сушеные. Закусь такая к пиву. Дали ему попробовать, так он все тут же до конца сожрал.

— Где шлялся? — строго спросила Алиция.

— Кто? — удивился Мариан.

— Тот, кого девицы видели, — вежливо объяснила я, так как Алиция стиснула зубы от раздражения.

— А, тот. Да так как-то. Не совсем близко, чуть подальше. Не иначе как подглядывал, а они говорят, было что.

— И кто это был?

— Они не знают.

— Но кого-то же они видели, нет? Ребенка? Здоровенного амбала с черной бородищей? Горбуна из Собора Парижской Богоматери? Пожарника в полном снаряжении?

— Небольшая такая, говорят, кикимора. Шустрая.

— Как-как? — неожиданно проявила интерес Эльжбета. — Что значит «шустрая»?

— Да как-то так оно быстро шныряло по кустам. Студенты не приглядывались, кто это был, своим делом заняты были. Говорят, что могла и та чокнутая из психбольницы быть.

Обжора так и шарил беспокойным взглядом по всем углам, где могла заваляться хоть какая-нибудь еда. Это так всех достало, что Мажена не выдержала, прервала свою кулинарную деятельность, выгребла какие-то объедки; пожалев сливок, налила стакан молока и шмякнула все это на стол в салоне в лучших традициях официанток из третьеразрядной забегаловки. Нашей польской, не датской.

— И пусть придет с кофейником, когда у вас кончится, — рявкнула она не хуже Алиции, ткнув пальцем в Мариана.

Тот сразу просиял и немедленно занялся любимым делом

— А откуда ты о сумасшедшей знаешь? — продолжала допрос недоверчивая Алиция.

Мариан не стал запираться:

— От зятя.

— Твой зять же по-польски не говорит!

— Ну и что? Сестра говорит. Она мне и перевела, а он, зять, значит, мой, в той психушке садовником пашет, и вообще он спец по всяким наружным работам. А сумасшедшая эта у них личность известная, все время сбегает, то есть не навсегда, а так, погулять, хотя ей нельзя покидать территорию. Потом возвращается. То сидит спокойно по нескольку месяцев, а то каждый день удирает.