Когда я вернулась из магазина с очень разнообразным ассортиментом продовольственных товаров в багажнике, за столом уже сидел Олаф и с увлечением изучал фотографии с места происшествия. Яйца, пользовавшиеся большим успехом, как раз кончились, и я правильно сделала, что купила еще.

— Что Юлия? — спросила я с подозрением — Полдесятого скоро, а она все спит?

Эльжбета бросила взгляд на часы:

— Через час проснется. Я дала ей снотворное. Это ее обезболивающее, одно название, а не лекарство.

— А ей хуже не будет?

— За кого ты меня принимаешь? Я проверила. Та же самая группа препаратов, только не для младенца, а для взрослой худощавой женщины. Десять часов спокойного сна. Она ничего не принимает, если бы принимала, так правильно не сработало бы. Я же вам говорила, что эти ее страшные боли — сплошная симуляция.

— Яйцо хочешь? — обратилась ко мне воспрянувшая к новой жизни Алиция.

— Тебе все еще мало? Я полагала, спрос на любителей яиц полностью удовлетворен.

— Запас карман не трет. Когда еще такое счастье подвернется?

— Это точно. Ханя уже вряд ли пришлет…

— А на фига ей симулировать, Юлии? — озадаченно спросила Магда.

У Эльжбеты уже оформилась версия, основанная на полученных ранее сплетнях.

— Чтобы с ней все цацкались. Она вроде без ума от этого своего… — Она постучала ногтем по трупу на жутком снимке, тайком сделанном Стефаном — Вот и держит его, чем может. Сейчас нежной заботой…

— Сейчас — уже неактуально. Переходи на прошедшее время.

— Я-то перейду, а вот как она? Ведь было между ними что-то… Но это не мое дело. Короче, она хотела держать его на коротком поводке, вот и всё.

Мы с удовольствием принялись обсуждать эту версию. В принципе все разделяли мнение Эльжбеты, даже Олаф, который энергично кивал, хотя у каждого, конечно, были свои дополнения и, так сказать, нюансы. Реже всех отзывалась Магда, которая предпочитала молчать, но выглядела при этом так, что, казалось, вот-вот взорвется.

Единственным и бесспорным фактом странного союза любовников из Вероны было то, что обожаемый Ромео позорил свою Юлию как только и где только мог.

Согласившись в этом основном пункте, мы немедленно развязали жаркую дискуссию о странностях любви с примерами из всемирной истории, собственных биографий, своих друзей и родных. Вплоть до сенсаций бульварной прессы, украшая наш спор оригинальными сентенциями типа: любовь зла полюбишь и козла, самовнушение творит чудеса, ревность белый свет застит, от любви до ненависти один шаг, вера горы свернет и т. п. Из всего этого получилась бы вполне приличная энциклопедия идиотских банальностей, если бы нашу плодотворную работу не прервал телефонный звонок. А одновременно из комнаты Юлии донесся шорох и послышались шаги.

Звонил доктор Бертельсен, предупрежденный Алицией заранее, что может понадобиться его помощь. Как чувствовал, что Юлия проснулась, вот что значит настоящий врач!

— Сейчас приедет, — сообщила нам хозяйка. — Заглянет всего на три минуты.

— В ванную прошла, — доложила я о передвижениях Юлии. — Сколько-то времени она там пробудет, правда?

В жизни не видела, чтобы кто-либо в таком темпе смывался из дома. Трое из нас моментально дали деру. Олаф посчитал, что он тут лишний, поскольку у озера его и так не было; Магда заявила, что достаточно насмотрелась всякой жути, и с нее хватит, а Стефан констатировал, что свое дело сделал, а с истеричками возиться не желает.

Они сели в машину и стартовали прямо перед носом доктора, который припарковался на их месте. Остались Алиция, Эльжбета и я, а через минуту к нам присоединился и доктор Бертельсен.

Я сразу его узнала, уже приходилось видеться. Симпатичный блондин среднего возраста. Пока они с Алицией обменивались краткими фразами в прихожей, в салон вошла Юлия. Вот теперь и побеседуем, они по-датски, Эльжбета по-шведски, а мы по-польски…

И ничего подобного! Высокообразованный пан доктор свободно владел английским. У меня сразу отлегло от сердца при мысли, что профессиональную беседу проведет квалифицированный специалист и непосредственно с особой, нуждающейся в его помощи…

Пока я тихо переживала за Юлию, Алиция без лишних слов пододвинула ей стул. И правильно, а то не дай бог хлопнется в обморок, еще разобьется опять или сломает себе что-нибудь, ведь доктор может и не успеть ее подхватить. Юлия внимательно посмотрела на меня, на Алицию, на стул, на доктора и не села, а с тревогой спросила:

— Уже что-то известно?

С ответом никто не спешил. Она окинула вопросительным взглядом всех по очереди за исключением на этот раз стула и остановилась на Алиции.

— Да, но давайте сначала сядем, а то тут мало места, — твердым тоном произнесла Алиция, но прозвучало это так, будто диван или шкаф были размещены в салоне только для того, чтобы замести под них интересующую Юлию информацию.

Эльжбета тем временем затеяла профессиональный разговор с врачом на тему обезболивающих, снотворных и прочих антидепрессантов, который тот с энтузиазмом поддержал. Юлия переждала, пока они закончат, выпила воды и снова задала вопрос:

— Где Вацлав? Пропал, тяжело ранен или мертв?

На этот раз затянуть паузу не получилось. Молчание прервала Эльжбета.

— Он умер, — произнесла она деревянным голосом — Теперь это известно совершенно точно.

Юлия вообще была светлокожей, а сейчас и вовсе стала такой белой, что дальше белеть уже было некуда. Она застыла, как неживая. Доктор наблюдал за ней очень внимательно; казалось, она перестала дышать. Затем на ее лице появился румянец и снова исчез. Юлия вздохнула, пошевелилась и произнесла с решимостью отчаяния:

— Нет!

Доктор, как каждый нормальный человек, входя, закрыл за собой дверь террасы. Замок у Алиции немного заедал. Мне послышалось, будто у меня за спиной кто-то дергает дверную ручку, но я не обратила на это внимания, лихорадочно стараясь придумать, чем можно помочь Юлии, если она не в состоянии поверить, не допускает самой мысли… Не совать же ей в качестве доказательства кошмарные снимки Стефана?

— Нет! — повторила Юлия.

— К несчастью, это правда, — подтвердила слова Эльжбеты Алиция с меньшим сочувствием, чем можно было бы от нее ожидать.

— Нет! Нет! Нет! Нет!

Ну и как прикажете на эту истерику реагировать? Все молчали, в том числе и доктор. Тоже мне, высококвалифицированный специалист!

— Не-е-ет! Не-е-ет! Не-е-ет!

И вдруг через дверь с террасы в салон ворвался Мариан, заметно раздосадованный криками Юлии и очень недовольный нерасторопностью датской полиции.

— При чем тут «нет»? Какое еще «нет»?! — крикнул он возбужденно. — Полгорода видело, труп как свежий огурец! Первый класс! А что, полицейских еще не было? Ну и работнички! Зашибись.

Боже правый, только его здесь недоставало! А я-то, кретинка, все время старалась как молено деликатнее быть с Юлией, чтобы ее не ранить раньше времени. Через три секунды я уже гнала нашего голодомора к калитке чуть ли не пинками, при этом чрезвычайно вежливо, при помощи исключительно строительной лексики, освоенной в совершенстве еще в моем проектном прошлом, объясняя этому оболтусу, что хозяйка временно гостей не принимает и не похоже, что скоро начнет принимать. Доктора у пациентов обедают, а остальные гости уехали питаться в город. И велела этому говнюку катиться отсюда к чертовой матери. Это было самое приличное предложение, которое он от меня услышал.

И вот вам нате, снова Мариан, сам того не желая, повлиял на развитие событий! Не известно, сколько времени продолжалась бы Юлина истерика, тем более что от доктора толку было как от козла молока, а тут просто и незамысловато — бац обухом по голове, и порядок. Одно слово, жизнь!

И что удивительно, сработало ведь на все сто…

Когда Магда, Олаф и Стефан вернулись из города, тщательно пряча за спиной пакеты с благородным напитком, доктора Бертельсена уже не было. Он внимательно обследовал пациентку, смирился с ее категорическим отказом принимать лекарства, оставил Эльжбете инструкции и какой-то пузырек с лекарством, не отказался от гонорара и убрался восвояси.