— Документы?
— А как же… — и он потянулся в карман.
— Стой, не шевелись, урод.
Митин одернул руку. Они подумали, чтоб у него там оружие. Впрочем, и их понять можно. А под дулами стоять все-таки страшно. Вот сейчас чей-нибудь скрюченный осенним холодом палец не выдержит — и надавит на спуск. Поэтому надо двигаться плавней, говорить спокойнее.
С брони спрыгнул один солдат, направился к ученому.
— Руки вытянул! Руки в гору, шибче!
Митин задрал руки. Грубые ладони охлопали его со всех сторон. Вытащили документы.
— Все нормуль, — махнул рукой солдат, — это те самые, что застряли тогда с путевками.
Митин не стал уточнять, что означает «те самые».
— Манатки там, как я понимаю, остались? — солдат махнул в сторону автобуса. Точнее, того, что от него осталось.
— Ну да, все там, в мешках. Руки-то хоть теперь опустить можно?
— Можно.
— Мне теперь куда?
— А хрен тебя знает. Топай, куда надо тебе.
— Да куда он в Зону-то на ночь глядя? — раздался голос с БТРа.
— А нам он здесь с какого припеку? Тут теперь со своим бы дерьмом разобраться надо. Если хочешь, вези его сам до точки.
— На хер он мне нужен…
— Ага, вот и мне. Топай, давай.
И сильный тычок едва не опрокинул Митина на землю.
Стоило ли тогда ждать, чтобы просто отмахнулись?
— Хоть машину разрешите взять, — сказал ученый.
— Хрен с тобой, бери. Только чтоб завтра с утра вернул.
— Да верну, не боись, — угрюмо ответил Митин, а про себя подумал: «Хрен я тебе теперь чего верну. Сам будешь за свои колеса ответ перед начальством держать. Хоть бы переночевать пустили. Уроды солдафонские».
Он пошел к УАЗику, приткнувшемуся на обочине. На полдороги сообразил, что нет ключей. Вернулся. Военные уже рассыпались по территории КПП, принялись за осмотр. Кто-то поправлял шлагбаум, кто-то затаскивал трупы в казарму. Здоровенный детина заметил Митина.
— Ты еще здесь?
— Ключи…
— Хрен знает, где ключи. Там поищи, — и детина неопределенно махнул в сторону КПП.
Ученый прошел в то самое здание с трупом. Мертвеца убрать еще не успели. В сумерках рассмотреть что-то было довольно трудно, но ключи — по виду как раз автомобильные — отыскались как-то сразу. Когда возвращался к машине, решил, что, если ключи не подойдут, то попробует перемкнуть провода, хотя понятия не имел, какие именно нужно будет замыкать. Но только не обратно к этим воякам.
Изо всей связки в замок вошли лишь предпоследние. Митин несказанно обрадовался, повернул ключ. Мотор радостно заурчал, ожили стрелки приборов. Славно: бак почти полностью заправлен, хоть с этой стороны подвоха ждать не придется. Рыкнула передача. Какие здесь тугие педали, однако…
По давно неремонтируемой дороге руль едва не выбивало из рук; к тому же, единственная уцелевшая фара слишком плохо освещала путь, так что приходилось держать скорость не больше сорока-пятидесяти. Куда ехать, Митин примерно знал: успел ознакомиться с картой еще в госпитале. Километрах в десяти должен быть первичный пункт сбора, нужно только не прозевать поворот на просеку. А там уж и рукой подать. Но километры шли, а поворота до сих пор не было видно. То ли все-таки пропустил, то ли карта врала. Митин даже начал не на шутку беспокоиться, как слева в свете фар возник черный провал между стволами. Вот и поворот, кажется.
Повернул налево, поймал себя на том, что не забыл включил поворотник. Эта деталь даже позабавила его. На секунду он отвлекся от дороги, а в следующий миг машину уже вывернуло поперек колеи, все закружилось, раздался грохот.
Митин испугался только когда уже вращение прекратилось. Сразу понял: перевернулся. Как по грязи вылетают с трассы — он знал не понаслышке, когда-то, еще в автошколе, они с инструктором ехали по грязной колее… Потом целый час выталкивали «Пятерку» на более-менее сухой участок. О Боже, как же давно это все было — словно и не с ним вовсе.
Но воспоминание мелькнуло — и мигом уступило место реальности, в которой Митин с разбитым носом лежал в опрокинутой машине. Двигатель не заглох, но звук его раздавался будто откуда-то из-под ваты. Оглушило — понял ученый. Кое-как выкарабкался наружу. УАЗик лежал на боку, метрах в пяти от колеи. Колеса вращались в пустоте, разбрызгивая ошметки грязи.
Неужели он и в самом деле не справился с управлением? Дорога-то вполне себе ровная была…
В голове гудело, молотом отдавался пульс в висках. Во рту соленым ныли разбитые зубы, ломило нос… Ученый сполз на землю, накатил приступ тошноты. Если бы в желудке что-нибудь оставалось, то непременно вырвало бы. Но от рвотных потуг голова затрещала еще больше. Митин двинулся к просеке, его мотало в разные стороны.
И тут из темноты, не так далеко, раздалось невнятное бормотание, похожее на человеческое, но, в то же время, имевшее к разумной речи весьма отдаленное отношение. Даже прислушавшись, невозможно было разобрать ни единого слова, какой-то набор букв, звуков — будто бы говорили на непонятном языке.
— Эй, — негромко позвал Митин.
Бормотание оставалось таким же ровным, как и прежде.
— Hi, — повторил он по-английски, — hallo…
Ничего не изменилось?
— Sprechen Sie Deutsch? Parlez-vous franзais?
И вдруг до него дошло: ну какое может быть «franзais» в темном лесу, в Зоне?! Интеллигентские привычки… То, что бормотало сейчас из тьмы, могло оказаться не человеком, а… а кем угодно. Ему показалось даже, что оттуда послышался едва различимый хруст веток: бормотавший приближался к ученому.
Митин вскрикнул и помчался по просеке, но что-то лопнуло в затылке, резануло в глаза — и он, как подкошенный, упал ничком в грязь.
Несколько секунд вообще не соображал, где находится, только смотрел на черные вершины деревьев. Потом, как во сне, услышал приближающийся топот. Размеренный, неспешный. Но теперь уже без бормотания. Шагавшего Митин не видел, но от этого было еще страшнее. Инстинктивно он потянулся к поясу, но кобуры там, конечно же, не оказалось: табельное еще не успел получить. Губы сами собой разжались, но крика не получилось, только немое мычание потянулось из горла. Совсем рядом хрустнуло, затем почти над головой послышался глухой голос и на фоне черно-синего неба возникло мертвенное сморщенное лицо. Оно было словно надето на почти лысый череп, приплюснутый спереди; старческое, абсолютно бесцветное. Вместо губ по краям черной прорези шевелились складки и морщины. Глаза в бессмысленной злобе уставились прямо в Митина.
— Ты кто? Тебе что надо?! — взвизгнул ученый. Лицо начало опускаться.
Митин понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Мозг отказывался верить в происходящее и из последних сил цеплялся за какое-нибудь разумное объяснение: зомби, самосел, снорк, просто сумасшедший сталкер?.. Но это не было похоже ни на что. Лицо же тем временем опустилось совсем близко, из морщинистой ротовой прорези сильно воняло гнилью. Редкие желтоватые волосики на макушке не могли скрыть бугристого черепа, обтянутого пятнистым пергаментом кожи.
Страх вернул Митину прежнюю способность двигаться — словно пелена спала. Он по-змеиному вывернулся из-под приближавшегося лица и отбежал на четвереньках. Оглянуться было страшно, но ученый переборол страх и на секунду бросил взгляд в ту сторону. Потом он еще долго вспоминал эту самую секунду.
Отвратительный, пузатый и нагой старик карликового роста свирепо смотрел прямо в глаза Митину, что-то неразборчиво бормотал — будто проклятия. И все это — на фоне почти ночного неба, на котором начинала светлеть полная луна.
В голове продолжало гудеть, но ноги слушались. Митин рванул все свое тело — вперед. Карлик остался далеко позади, но еще долго казалось, что за спиной звучат бубнящие звуки. Впереди качалась освещенная луной дорога, глаза начинала заливать горячая пелена, воздуха не хватало. Кажется, он бежал целую вечность. И только когда внезапно отказали ноги, Митин опрокинулся навзничь, покатился, больно обдирая кожу о замерзшую землю.
