Я передернул затвор — так спокойнее — и по стенке завалился внутрь. Подумал, что, если не найду своих вещей, то спалю весь дом нахрен, вместе с его барабашкой.
Мешок лежал на том же самом месте, где и должен был лежать. Никто к нему не прикасался. Это успокоило. Стало быть, у этого «стукача» руки либо коротки, либо их нет вовсе, раз не выбросил мои манатки в окно. Но костер-то загасил. И загасил быстро. Вон, только головешки горелые лежат. Жалко ему было, чтоб человек обогрелся…
Я взял мешок и медленно побрел наружу. В конце концов, таких домов здесь с десяток наберется. Кажется, обретение вещей даже придало силы, так как на улицу я выковылял на свих двоих. Несмотря на сильную тошноту и слабость, можно было идти.
Только куда?
Немного постояв на пороге, я двинулся вглубь поселка. Потом подумал, что надо было прочесть указатель. Но по глубокому снегу и в моем состоянии возвращаться на окраину было не очень интересной идеей, так что решил, что уточню название на выходе. Да и что оно могло дать мне? Я не силен в местной топографии, а КПК накрылся.
По обеим сторонам улицы стояли полуразрушенные дома. Кирпичных не было вовсе, только бревенчатые. Черт возьми, а они потом будут хвалить коммунистов, тогда как при Союзе даже не могли себе позволить поставить нормальный, кирпичный дом! Сейчас бы кирпичные стены куда как сподручнее были. Развел костер у самой стены — камень будет нагреваться и долго тепло сохранять. Прислонился к нему — будто у печки сел. А дерево, пожалуй, и вовсе загореться может.
Тут ясная мысль поразила меня: зачем я ищу какой-то дом, когда можно вернуться в сарай и там перекантоваться? Надо же быть таким идиотом, чтобы не увидеть явного под носом! Пришлось возвращаться. Впрочем, отойти я успел не так далеко, так что еще через полчаса уже переваливал себя через снеговой хребет внутрь сарая. Пусть не закрытое со всех сторон, но все же помещение и с крышей. Пока необходимо согреться и набраться сил до ночи, а там уж и более подходящее убежище подыскать, чтобы и от ночных хищников укрыться, и от Пластыря. Если вдруг сунется. А в том, что нам еще предстоит встретиться, я отчего-то не сомневался. Не затем они наемнику платили, чтобы так просто упустить столь опасного для них человека.
А поземка, хоть и заметет следы, но этот сарай — стоит открытым, так и тянет заглянуть. Может быть, не станут обшаривать каждый дом, а вот сюда обязательно наведаются.
Но пока это было все равно. Скоро приятное тепло будет проникать внутрь моего простуженного, обмороженного организма. Осталось лишь наломать дров, выкопать в снегу ямку, облить горючим — и…
… оранжевые стебельки пламени осторожно пробивались сквозь мерзлые обломки лестницы, облизывали бока деревяшек, пробовали на вкус жидкость для розжига и крепли, вырастали прямо на глазах. Струи тепла обволакивали мое изможденное тело, проникали в каждую клеточку, напитывая ее жизнью.
Разведение костра отняло довольно много сил, так что теперь я лежал почти у самого огня, отдыхал. Не хотелось ничего. Ни вставать, чтобы куда-то идти и искать новое убежище; ни менять позу (иногда огонь слишком жарко дышал в лицо); ни проверять, куда положил автомат, ни двигаться вообще; даже думать не хотелось. Но мысли текли как бы сами собой, неспешные, плавные, проистекая одна из другой. Так уж наверняка устроен человеческий мозг: ему требуется постоянно думать. Как костру нужно топливо, а телу пища, так мозгу необходимо все время подпитывать себя мыслями. Подумал о еде — едва не стошнило. Почему-то совершенно не хотелось. Первый сигнал, что с организмом не все в порядке. Еще бы с ним было не в порядке.
Плечо после лошадиной дозы антибиотиков и обезболивающего плечо немного ныло, потягивало. Хорошо, что не огнестрел, операцию самому себе я бы сделать не смог. А клыки — чего в них страшного? Заживет все. Покровит, погноит, поболит — и забуду. Через месяц уже и забуду. Только бы не бешенство. Вот бы просто пролежать этот месяц, не шевелиться, просто пролежать, чтобы кто-то постоянно был рядом, поддерживал огонь, отгонял зверей. Как хорошо иметь напарника. Если б кто-нибудь был со мной сейчас, я бы мог расслабиться и не думать ни о чем плохом. Напарник обо всем бы позаботился.
Он подкладывает сухие дрова в костер, сидит с автоматом у входа, сторожит нас, варит густой, как кисель, гороховый суп с тушенкой, осторожно меняет повязку на ране, снова подбрасывает дрова… уже весна. Снег сходит. Я пролежал три месяца.
Вот черт, уснул.
И не надо было. Сон такой хороший, уютный.
Надо спать, отдыхать. Впереди долгий бросок в зимнюю Зону. Полежу до сумерек, а потом пойду искать новое убежище.
И опять уснул. Что снилось на этот раз, не помню. Пришел в себя от холода. Костер погас, только дымок курился над головешками. Вокруг довольно темно, но пока не ночь. Вспомнил, что давал себе обещание отыскать другое укрытие. Но и теперь подниматься не хотелось. Или не было сил? Хотя нет, силы есть. Нужно лишь найти их. Если бы я знал, что через пять минут здесь окажется стая слепышей, то наверняка не просто поднялся бы и ушел, а и вовсе побежал. Так что силы отыскать можно. Но нужно ли? Организм требуется в отдыхе. Нужно его подкреплять. Надо накормить огонь в костре, надо разогреть тушенку, надо поесть снега. И вообще — поесть.
Но в который раз — от одной мысли о еде начало мутить. Отравление? Чем? Я же совсем ничего не ел со вчерашнего дня. Инфекция от укуса? Потеря крови? Обморожение? Черт его знает, сколько причин ожжет быть. При всем при этом — я до сих пор жив. До чего же живучая я тварь, оказывается. Хотя, все же выведен из строя, что называется. На восстановление потребуется месяц. А где его найти — этот месяц. Тут и летом отлежаться негде, а уж зимой… Завтра, точно завтра. Завтра уж наверняка выдвинусь. На ночь глядя все равно никто не выходит в путь. А вот уж завтра. Да, все завтра, завтра. Сегодня только дров подкину, только вот встану, дров подкину. Но сначала полежу немного. Совсем мне плохо стало. Полежать бы еще надо.
Сухие палки легко переламывались в руках, скоро огонь вновь окреп, с веселым треском побежал по сушняку — вверх, вверх.
Я открыл глаза. Совсем темно. И по-прежнему холодно. А как же огонь? Черт, это было все во сне. Нужно все-таки поднять свое тело, заставить его подняться и совершить всего несколько движений. А потом — тяжелым мешком вновь опуститься в снег.
Говорят, что есть экзоскелеты с обогревом. Вот бы в таком сейчас оказаться. Лежишь себе внутри, тепло, надежно. И ползти в таком легче: он же каждое движение усиливает. Даже, кажется, спать в нем можно стоя: какое-то там жесткое крепление имеется. Стоит человек посреди снежного бурана в степи, спит, костюм его греет, защищает. Утром проснется, вылезет из сугроба — и дальше потопал. Неужели и правда такое бывает? Чего только не наврут, сидя ледяными ночами у костра. А, может, и правда бывает. Все может быть.
Может, и правда к долговцам податься? У них там хоть и казарма, зато казарма теплая. Хотя нет, меня туда точно не возьмут. Сто проверок-перепроверок устроят сначала, всю подноготную узнают. А я даже в армии не служил. Впрочем, какая к чертям армия. Год в Зоне не сравнится ни с какой армией.
Облизал спекшиеся губы, но слюны не было. Жадно глотал снег, кусками, кусками. Он был какой-то горький, иногда больно обдирал рот, но я долго не мог остановиться, наполняя влагой себя, охлаждая воспаленный рот.
Потом начало ломить кости. Было ясно, что поднялась температура. Хорошо, если от обычной простуды. А ну как воспаление раны? Надо было наложить повязку, прочистить, еще антибиотиков… Но слабость такая, что не пошевелить даже пальцем. Да, я слабел на глазах, буквально с каждой секундой. Через какое-то время снова провалился в забытье, очнулся. Совсем темно, только несколько багряных точек перед глазами — угольки костра. Но сон не вернул силы. Я снова поел снега, хватая его одним ртом. На несколько минут вернулась острота сознания. Я ощутил себя, лежащим в насквозь сырой одежде. То ли пот, то ли подтаявший снег. Подтянул себя к заготовленным скудным запасам дров, медленно начал впихивать деревяшки внутрь полудохлого костра. Тот не ожил, тогда я достал из развязанного мешка жидкость для розжига, не рассчитал и выплеснул почти всю банку. Пламя полыхнуло, окатив горячей волной. Противно запахло горелыми волосами. Зато теперь я снова был с огнем. По крайней мере, не замерзну этой ночью. Да и есть надежда, что хищники поостерегутся лезть на огонь.