Мортимера Лейтона хоронили рано утром, в городке Хейверхилл, штат Массачусетс, где он родился и прожил всю свою жизнь. Вообще говоря, городок был переименован в Хейверхилл только в 1870-м, а до этого назывался Пентакет, и тем не менее именно здесь прошла вся жизнь Мортимера Лейтона.

Его жена Рут покоилась на другом, более старом кладбище, где давно уже не осталось мест для захоронений. Она бы только порадовалась, если бы знала, что после смерти муж не окажется рядом с ней снова – она и при жизни не слишком любила его общество.

Медная табличка на памятнике гласила: «Здесь нашел вечное пристанище Мортимер Лейтон, любящий отец Аманды и Мэриан». Эпитафия была придумана Амандой, об этом можно было догадаться с первого взгляда: она была очень привязана к отцу, а тот, в свою очередь, обожал ее, щедро расточая дары, столь необходимые ребенку, чтобы знать, что он любим и желанен. Что касается Мэриан, она без колебаний вычеркнула бы слово «любящий».

Похороны были немноголюдными и удручающе унылыми, как любые похороны на свете, невзирая на разгар весны и на то, что земля вокруг свежей могилы была вся в цветах. Кроме дочерей покойного, пастора и деловых партнеров, явилась только горстка слуг.

Все шло на удивление чинно. Никто ни разу не прервал заупокойную молитву ни горькими рыданиями, ни даже громким всхлипыванием – не то что на похоронах Рут, когда Мэриан, забыв приличия, разрыдалась взахлеб (смерть матери означала для нее утрату единственного близкого человека). В этот день рыдать следовало бы Аманде, которая была любимицей отца с первого дня ее жизни. Однако с тех пор как сестры узнали, что их отец погиб, упав под поезд, когда переходил из одного вагона в другой, на обратном пути из Чикаго, куда ездил по делам, Аманда не проронила ни единой слезинки.

Прислуга перешептывалась, что молодая хозяйка, должно быть, в глубоком шоке. Мэриан могла бы согласиться с этим, вот только Аманда и не думала отрицать тот факт, что отца больше нет. Она говорила об этом спокойно, как о незначительном повседневном событии. Если это и был шок, то неизвестный науке, а скорее всего дело было в том, что Аманда интересовалась только собой и тем, как изменится ее жизнь. Вот и теперь ее больше интересовали последствия отцовской смерти, чем сам ее факт.

Это была достойная дочь своего отца. Мортимер был способен на одну-единственную любовь, и любовью этой стала Аманда. Мэриан поняла это в очень раннем возрасте и постепенно утратила всякую надежду на перемены. Никогда, ни единым словом или взглядом отец не дал понять, что такие перемены возможны.

Мортимер Лейтон не любил свою жену. Это был брак по расчету, союз двух людей, у которых был общий очаг, общая крыша над головой и кое-какие общие интересы. Но не любовь. Они уживались – и только. Родители отца умерли еще до рождения Мэриан, и она понятия не имела, был ли он к ним хоть сколько-нибудь привязан, а тетку едва помнила. Отец никогда не упоминал о ней и, как видно, не интересовался тем, что сталось с его единственной сестрой. Но Аманду он обожал, и в этом невозможно было усомниться. С самого ее рождения он носился с ней и баловал как только возможно. Из двоих дочерей он, казалось, видел только одну. Не то чтобы он пренебрегал нуждами Мэриан – вовсе нет. Как и Аманда, она ни в чем не знала недостатка. Все делилось поровну. Все, кроме любви и тепла.

Зная, как больно это ранит чувства Мэриан, Рут пыталась сгладить очевидное неравенство в обращении Мортимера с дочерьми. Отчасти это удавалось за счет того, что, любя обеих девочек, она уделяла Мэриан чуть больше внимания. К сожалению, это не укрылось от ревнивых глаз Аманды, которая предпочла бы присвоить всю родительскую любовь до последней капли. Между сестрами возникла брешь и ширилась до тех пор, пока не стала незаполнимой. Да ее и нечем было заполнить – сестры в буквальном смысле ненавидели друг друга.

Разумеется, детская ревность не длится вечно. С годами она уходит в прошлое, проступки бывают прощены, а обиды забыты. Но если ребенка балуют и дальше, если портят его сверх всякой меры, он так никогда и не перерастет детские недостатки. Из Аманды Лейтон сформировалась личность, мягко выражаясь, неприятная.

Аманда привыкла обижать людей. Это было для нее столь же естественно, как дыхание. Она просто не могла понять, что чувства есть не только у нее самой, но и у других, и что эти чувства можно задеть. Ей в голову не приходило извиниться, за нее это делала Мэриан – и вовсе не потому, что чувствовала себя ответственной за поступки сестры, просто не могла иначе. Так было в детстве, так осталось в юности.

Ни у одной из сестер не было подруг. У Аманды – потому, что она в них не нуждалась (ей вполне хватало отца, заменившего ей всех друзей на свете). Мэриан всегда мечтала о подруге, но рано отказалась от попыток с кем-то сблизиться, потому что сестра обращала других девочек в бегство, доводя их до слез. Кончилось тем, что дети стали сторониться Мэриан, как зачумленной, из страха стать мишенью злобных нападок Аманды.

Время шло, сестры взрослели. Когда обе вступили в подходящий для замужества возраст, в дом Лейтонов зачастили поклонники, отчасти привлеченные размерами состояния Мортимера, отчасти внешностью Аманды, которая слыла одной из красивейших невест города. Она и не думала отвергать ухаживания, потому что от лести расцветала, как роза. Само собой, лесть принималась не от каждого. Если поклонник казался Аманде недостойным внимания, она унижала и оскорбляла его до тех пор, пока не отваживала от дома. Мало-помалу вокруг нее образовался кружок постоянных воздыхателей. Целый год она позволяла им яростно соперничать, никому не выказывая предпочтения, но и не охлаждая ничьего пыла. Она выжидала, чтобы решить, за кого из них она бы хотела выйти замуж.

Мэриан отчаянно желала, чтобы сестра поскорее сделала выбор и уехала – куда угодно, лишь бы подальше. Тогда и ей, быть может, выпал бы шанс устроить свою жизнь. Но пока оставалось держаться в тени, зная, что малейший знак внимания к ней дорого обойдется мужчине. Никто не смел пренебрегать Амандой ради Мэриан. Такое случалось дважды, и она хорошо усвоила тот урок. Ей больше не хотелось быть свидетельницей того, как Аманда оскорбляет молодого человека только за то, что он уделяет внимание Мэриан.

Однако чтобы держаться в тени, приходилось как следует потрудиться. Как все близнецы, Мэриан и Аманда были поразительно похожи. Замаскировать это опасное сходство помогали унылые платья без единой оборки или ленточки и тугой узел волос на затылке, вполне способный изуродовать даже дряхлую старушку, не то что девушку восемнадцати лет. Но основным средством превращения в кикимору были очки – не просто очки, а чудовищное приспособление из толстых линз в квадратной оправе. В таких очках глаза казались круглыми и выпуклыми, как у стрекозы, что производило странное и отталкивающее впечатление.

Сестры сидели в отцовском кабинете, слушая, как его поверенный читает завещание.

Аманда выглядела кокетливо даже в глубоком трауре. Ее черное платье с богатой отделкой из стекляруса и кружев было образчиком стиля (другого она не надела бы даже под страхом смерти) и подчеркивало фигуру лучше иного бального. Единственным, в чем Аманда пошла на некоторую уступку обстоятельствам, была прическа: из нее выбивалось меньше своенравных золотистых завитков.

Мэриан, наоборот, в черном казалась даже невзрачнее обычного. Простое платье совершенно скрадывало фигуру, беспощадно стянутые в узел волосы создавали странный эффект, словно все лицо состоит из одних очков. Если Аманда в трауре напоминала бабочку, то Мэриан – разве что мошку, и она на собственном опыте испытала, как нелегко приходится мошкам, пока бабочки порхают.