На виселицу королей!
Когда же наконец, о глупая земля,
Возненавидишь ты и свергнешь короля?
О, неужели я в народ мой не волью
Неисчерпаемую ненависть мою?
Клокочет, как прибой, она в груди моей.
На виселицу королей!
Природа яд взяла, чтоб кровь его создать,
Преступной подлостью его вскормила мать,
В позоре он зачат, и жизнь его — позор,
Чернеет воздух там, куда он кинет взор,
Гниет земля, как труп, вокруг его костей.
На виселицу королей!
Война свирепствует во всех концах страны,
Пылают города, деревни сожжены,
От воплей в воздухе немолчный гул стоит, —
Довольна жатвой смерть, один король не сыт —
Виновник стольких бед, убийств и грабежей.
На виселицу королей!
Напрасно льешь ты кровь, о мой народ-герой!
Корону с головы, и голову долой!
Не то чудовище поднимется опять,
Тогда придется все сначала начинать.
Покуда время есть, о жертвах пожалей.
На виселицу королей!
Всем — наша дружба, всем — прощенье и привет.
Одним лишь королям вовек прощенья нет.
И если некому повесить их — добро!
Я саблю отложу, оставлю я перо,
Сам стану палачом, но только бы скорей!
На виселицу королей!
Дебрецен, 1848 г.
В КОНЦЕ ГОДА
Старый год, итак, уходишь?
Порожнем уходишь? Стой!
Под землею — мрак могильный,
Надо бы туда светильню —
Песнь мою возьми с собой.
Вновь, испытанная лира,
Службу я тебе задам.
Ты со мной с поры ребячьей, —
Что же нам сказать в придачу
К прежде сказанным словам?
Если славилась ты звуком,
Оправдайся пред молвой.
Заслужи былое мненье
И торжественность мгновенья
Звука важностью удвой.
Ну а вдруг последний вечер
Это на твоем веку?
Может быть, потрогав струны,
В угол я тебя засуну
И назад не извлеку?
Я в солдаты записался
И на поприще большом
Распрощусь с тобой покуда
И стихов писать не буду —
Или только палашом.
Ну, так разбушуйся, лира!
Выйди вся из берегов.
Пусть струна с струною сцепит
Смех и стон и плач и лепет,
Спутай жизнь и смерти зов!
Будь как буря, пред которой
Дубы с корнем — кувырком,
Или расчеши полоску
Еле слышным, как расческа,
Бороздящим ветерком.
Будь как зеркало и в лицах
Жизнь мою восстанови
С первым возрастом начальным
На глубоком дне зеркальном
И бездонностью любви.
Душу вывороти, лира!
Вспомни солнца мотовство
И обеими руками
Сей слабеющее пламя
В час захода своего.
До последних замираний
Звуков сдерживай раскат, —
И в горах времен, пожалуй,
Твой аккорд, как гул обвала,
В будущности повторят.
Дебрецен, 1848 г
В НОВОГОДНИЙ ДЕНЬ 1849 ГОДА
...И вот в сорок девятый год
Вступает Венгрия, в борьбе изнемогая.
Зловещей тьмой закрытый небосвод
Не погасил звезды родного края.
Пускай моя изранена рука —
Она сжимает рукоять клинка.
И каждый мой удар оставит след —
Кровавую печать на много лет.
Да будет этот след клеймом стыда.
И пусть, когда настанет час великий —
Последний час небесного суда, —
На лбу злодея будет он уликой.
Пусть, черные дела запечатлев,
Он на убийц обрушит божий гнев,
Чтоб не избегли справедливой кары
Те, чьей рукой задушены мадьяры!
Но мы суда господнего не ждем.
Когда еще он будет — неизвестно.
И столько раз мы слышали о том,
Что милостив и благ отец небесный,
Так бесконечна к нам его любовь,
Что он простит проливших вашу кровь.
И потому над бешеными псами
Последний суд вершить мы будем сами!
Дебрецен, 1849 г.
В БОЮ
Разгневана земля,
Разгневан небосвод —
Кровь льется по земле,
И солнце пламень льет.
Вечерняя заря
Вся в пурпуре встает.
Вперед, венгерцы, в бой!
Вперед, войска, вперед!
Закат глядит на нас
Из диких облаков.
И видится в дыму
Мерцание штыков.
Медлительная мгла
Клубится и ползет.
Вперед, венгерцы, в бой!
Вперед, войска, вперед!
Ружейная пальба
Гремит и там и здесь,
Орудия ревут,
И мир трясется весь.
Не рухнут ли сейчас
Земля и небосвод?
Вперед, венгерцы, в бой!
Вперед, войска, вперед!
Отвагой боевой
Свирепо возбужден,
И дымом опьянен,
И кровью опьянен,
Останусь ли в живых,
Иль смертный час мой бьет?
Вперед, венгерцы, в бой!
Вперед, войска, вперед!
Меддеш, 1849 г.
ВНОВЬ ЖАВОРОНОК НАДО МНОЙ...
Вновь жаворонок надо мной.
Чуть от него я не отвык.
Пой, вестник дней весенних, пой,
Ликуй, что так простор велик.
О, господи, как этот звук
Мне после шума битвы мил!
Он кровь мне с обагренных рук
Своею чистотою смыл.
Пой, милый, не жалей рулад.
Ты мне напомнил в их пылу,
Что я не только ведь солдат,
Но твой собрат по ремеслу.
Твой щебет оглашает синь
Во славу музы и любви.
Во имя этих двух богинь
Безумствуй и в лазурь зови.
Воспоминанье и мечта,
Проснувшись, прерывают сон
И, как два розовых куста,
Цветут во мне под твой трезвон.
К возлюбленной лететь мечтой,
Наверно, счастия предел,
И этой счастья полнотой
Я всех бы наделить хотел.
Могу сказать, как на духу:
Создав ее, признался бог,
Что рай небес не наверху,
А здесь, внизу, у наших ног.
Пой, жаворонок. Ты — призыв,
Чтоб вышли из земли цветы.
Пой, вешний вестник, пробудив
Души дремавшие пласты.
Бетлен, 1849 г.
ЯВИЛАСЬ СМЕРТЬ...
Явилась смерть, чтоб нас смести бесследно
С лица земли. Повальный этот мор
Из сатанинской гнилостной утробы
Злодей король дохнул на нас в упор.
Смертельный вихрь летит со страшной силой,
Как будто в день последнего суда.
И гнемся мы, как лес во время бури,
Но — живы! Не сломить нас никогда!
Венгерец жив! Стоит еще отчизна.
Заговорили сабель голоса,
И отзвук их летит по всей Европе, —
Венгерец, сотворил ты чудеса!
Кто прежде знал, что где-то на Дунае
Живешь ты, унижаясь и скорбя.
А вот теперь первейшие из наций
Взирают с изумленьем на тебя!
Кто из венгерцев не считал проклятьем
Того, что был венгерцем он рожден?
