В тайге их найти трудно, практически невозможно, как скит староверов. А какой прекрасный материал для изучения! Жаль, но надо признать, что и эта возможность пока упущена.

И он осторожно косился в сторону ладони. Та, подтверждая правильное течение его мыслей, выставляла в сторону большой палец, сочащийся белесой жидкостью.

Часть II. ИДИ ТУДА, САМ ЗНАЕШЬ КУДА

Глава первая

— Мяукну, — пообещал Баюн.

Вот и приходилось прислушиваться.

Староста синагоги неохотно открыл дверь в подвал. Двое молодых чекистов, выделенных Гнатюком, заглянули внутрь и вопросительно посмотрели на Кторова: дальше-то что? Подвал был завален разным барахлом, вроде дырявых ведер, старых досок, щетинящихся ржавыми гвоздями.

— Ну что, рукава засучим? — спросил Кторов в некоторой растерянности. — Вопросы есть?

У чекистов вопросов не было, поэтому они насупились, но спорить не стали. Только гимнастерки сняли, чтобы напрасно не пачкать в подвальной пыли. Без настроения работа продвигалась медленно.

Солнце уже стояло довольно высоко, а подвал казался бездонным.

Староста устроился на крылечке с трубочкой, но Кторов ласково пообещал ему принять определенные меры, поэтому сейчас и староста не сачковал, впрочем, и старался он не особо — так, по досочке, по рамочке вытаскивал, выбирая предметы почище и без торчащих гвоздей.

Тем не менее количество рухляди во дворе синагоги постепенно росло.

— Зря вы все это затеяли, гражданин начальник, — сказал староста. — Ничего доброго вы там не найдете. Ну спросили бы меня: Рувим, где драгоценности? Где золото, накопленное неправедным путем? Я бы вам искренне и честно ответил. Я бы сказал: делайте со мной, гражданин начальник, что вам вздумается, но нет здесь никаких драгоценностей, а тем более золота и грошей, накопленных неправедным путем.

Кторов ему не отвечал.

— Конечно, — сказал староста печально. — Все думают, если здесь молятся евреи, то обязательно должен быть спрятан клад. Нищих евреев не бывает. А я вам так скажу, гражданин начальник: евреи бывают всякие. Некоторые даже верят в вашу революцию. И не только верят, но и делают ее. Если вы думаете, что я говорю неправду, — откройте газеты, почитайте список правительства, и вы убедитесь, что бедный Рувим таки прав!

— Ты таскай, таскай, — сказал Антон. — Потом дискуссии будешь организовывать.

Староста вздохнул и потащил на себя длинную доску. В подвале что-то с грохотом упало.

— Ну да, — сказал староста, — ломать — не строить. Сколько лет это добро спокойно лежало там, где его положили, так нет — приходят люди и говорят, что это лежит неправильно. Вот и революции: они случаются тогда, когда кто-то приходит к мысли, что все положено не так и не там, где надо. При этом хозяина не спрашивают, начинают перекладывать по собственному разумению, и, как правило, опять неправильно.

— Дед, — не выдержал один из чекистов. — Заткнись! Ты и так уже почти у стенки стоишь. Зачем тебе лишние заботы?

— Вот видите, — мягко упрекнул староста. — Сами говорили, что боретесь за свободы, а теперь бедному Рувиму и рта никто не дает раскрыть, без зазрения совести его объявляют контрреволюционным элементом. Но если вы каждого сомневающегося будете сажать в тюрьму или ставить к стенке, то где вы найдете людей, которые захотят жить в вашей стране?

Кторов вошел в подвал и прислушался. Зараза-кот молчал.

— Баюн Полосатович! — шепотом позвал Кторов. — Баюн, ты здесь?

В тишине было слышно, как скрипуче поворачивается под действием ветра флюгер на синагоге, как где-то в подвальной глубине тоскливо и безнадежно скребется мышь. Кот молчал.

Кторов выглянул из подвала.

— Рувим Пейсахович! — позвал он. — Ключи при вас? Откройте вот эту дверь!

За дверью был маленький чуланчик, пол которого покрывала пыль. В пыли отчетливо выделялись перекрещивающиеся цепочки маленьких следов.

— Видите? — спросил староста. — Даже мыши ничего не сумели найти. А они ведь прирожденные следопыты: в прошлом году они обнаружили, что свечи хранятся в железном ящике. И что вы думаете?

Они прогрызли железо, молодой человек! Прогрызли железо и съелитаки весь годовой запас восковых свечей!

— Помолчите, — строго сказал Кторов, которому послышалось какое-то царапанье. — Откройте и эту дверь.

Староста открыл дверь, и Кторов увидел кота.

Баюн Полосатович сидел на задних лапах, с отчаянием на морде и, судя по всему, готовился дорого продать свою жизнь. Кторов вошел, прикрывая за собой дверь.

— Значит, знак подашь? — саркастически спросил он.

— Тихо, — сказал Баюн. — Тихо, товарищ Кторов. Тут такие крысы бродили, я рядом с ними котенком кажусь. Тут, сам понимаешь, не до сигналов. Задрали бы, как недельного куренка! Выручил ты меня, как есть выручил!

И в самом деле — вокруг кота пыльный пол был испещрен крупными следами, напоминающими кленовый лист средних размеров.

А у стены…

Вначале Антону показалось, что он видит огромную куклу, небрежно слепленную из серо-бурой бугрящейся массы. Ростом кукла превышала, пожалуй, добрых три метра, и сложение ее было соответствующим. Чуть погодя Кторов сообразил, что видит Голема.

Голем впечатлял, хотя и казался безжизненным. Рядом с ним, как и рассказывал кот, громоздилась стопа старинных фолиантов.

— Рувим Пейсахович, — позвал Кторов. — А что вы мне теперь скажете? Вы говорили, что в подвале ничего нужного нет, — мягко упрекнул старосту Антон.

— И сейчас скажу, гражданин начальник, — кивнул староста. — Вещь, которой нельзя воспользоваться, не отнесешь к числу нужных.

Толку в вашем нагане, если у него сломан курок? Ах, равви, равви, говорил я ему, доверься, Рувим Пейсахович не сделает плохого и вредного. А он заладил одно: пусть тайну хранит христианский Бог.

Много он ее нахранил? А если и хранит, то не слишком ли надежно, гражданин начальник?

— Лихо, — сказал Гнатюк.

— Повезло, — признался Антон.

— Ага, повезло, — невнятно отозвался от стола кот. — Да если бы не я…

— Ты жуй, — велел Кторов. — И так на тебя потратился.

— А я ради чего шкуркой рисковал? — удивился Баюн. — Ради твоих красивых глаз? Но если по совести, не такие уж они у тебя и красивые. А если серьезно говорить, медальки ваши, благодарности да ордена мне ни к чему, все равно вешать некуда. А поесть сытно, да про завтрашний день чтоб не думать… По совести, то я от вашей пролетарской республики на пожизненный пенсион заработал.

Слушай, товарищ Кторов, а ты там, в столицах, отпиши все как есть.

Глядишь, и в самом деле что выхлопочешь. Я бы и списочек набросал. Не боись, я туда гусиные печенки и страсбургские паштеты вписывать не стану. Понимаю — не баре. Трудно живется республике Советов. Но килограммчик кильки постной да судачка отварного, воблы, скажем, свежей, валерьянки по праздникам, это ведь вы можете?

— Болтун! — с удовольствием глядя на кота, сказал Гнатюк. — Так что, товарищ Кторов, выполнена твоя миссия? Можно и домой?

— Давно тебя спросить хотел, — сказал Кторов. — Флотский ты, что ли?

— А как же, — Гнатюк на глазах обрел выправку. — Черноморский флот, эсминец «Неподкупный». Заметно, да?

— А давай с тобой, Павел, выпьем, — впервые называя чекиста по имени, предложил Кторов. — Все-таки большое дело свалили.

— Да я бы с радостью, — замялся Гнатюк. — Да понимаешь, не могу!

— Он бы выпил, — нарочито и издевательски чавкая, сказал кот.

— Да Дарьи Фотиевны боится. Вон она во дворе стоит, делает вид, что занята. Ждет!

К удивлению Кторова, чекист густо покраснел.

— Так что ж, — признался Гнатюк. — Женщина она хозяйственная, справная, да и видом вся из себя — и каблук под ней, и лицом хороша, да и фигуриста, кто ж отрицать будет? И пацан у нее стоящий, в водолазы не пошел, к нам записался, хотя жизнь у нас рисковая.