4 Утро дохнуло хладно и робко, В парках крики грачей. Штопоры дыма вынули пробки Из дремавших печей. Ветер над Темзой простыни ночи Разрывает в клочки. Тлеют в руках идущих рабочих Сигарет огоньки. Солнце в тоске об острые крыши Раздробило кулак. Там, над тюрьмою, реет и пышет Черный бархатный флаг. Пусть золотыми стали решетки И согнуть их легко — Он полыхает, мрачный и четкий, Высоко, высоко. Траурный парус в розовом море. Гаснут солнца лучи… А в не доступном им коридоре Зазвенели ключи. Виселица готова для вора За тюремным двором. В камеру вносит сгорбленный сторож Сытный завтрак и ром. Мухи доели соус на блюде, Жир застыл на ноже… И пред тобою бледные люди Дверь раскрыли уже. Старенький пастор пухлой рукою Крест тебе протянул. Джон, ты выходишь, Джон, ты спокоен, Ты на небо взглянул. Быстро несет взволнованный ветер Круглые облака… Как хорошо живется на свете, — Ты свалял дурака! Что ж, закури. Четыре ступени — Вся дорога к петле… От облаков лохматые тени Проползли по земле… Ты окурок отбросил неловко. Взвыли глотки фабричных труб… В намыленной веревке Оскалил зубы труп. 5 Грубый гроб. Погребальные дроги. Двор тюремный толпой окружен. Ты уже не собьешься с дороги… До свидания, Джон! «Воля России». 1930. № 7-8 «Надвигается осень. Желтеют кусты…» Надвигается осень. Желтеют кусты. И опять разрывается сердце на части. Человек начинается с горя. А ты Простодушно хранишь мотыльковое счастье. Человек начинается с горя. Смотри, Задыхаются в нем парниковые розы. А с далеких путей в ожиданьи зари О разлуке ревут по ночам паровозы. Человек начинается… Нет. Подожди. Никакие слова ничему не помогут. За окном тяжело зашумели дожди. Ты, как птица к полету, готова в дорогу. А в лесу расплываются наши следы, Расплываются в памяти бледные страсти — Эти бедные бури в стакане воды. И опять разрывается сердце на части. Человек начинается… Кратко. С плеча. До свиданья. Довольно. Огромная точка. Небо, ветер и море. И чайки кричат. И с кормы кто-то жалобно машет платочком. Уплывай. Только черного дыма круги. Расстоянье уже измеряется веком. Разноцветное счастье свое береги, — Ведь когда-нибудь станешь и ты человеком. Зазвенит и рассыплется мир голубой, Белоснежное горло как голубь застонет, И полярная ночь проплывет над тобой, И подушка в слезах как Титаник потонет… Но, уже погружаясь в арктический лед, Навсегда холодеют горячие руки. И дубовый отчаливает пароход И, качаясь, уходит на полюс разлуки. Вьется мокрый платочек, и пенится след, Как тогда… Но я вижу, ты всё позабыла. Через тысячи верст и на тысячи лет Безнадежно и жалко бряцает кадило. Вот и всё. Только темные слухи про рай… Равнодушно шумит Средиземное море. Потемнело. Ну что ж. Уплывай. Умирай. Человек начинается с горя. «Современные записки». 1932. № 49 МОЛЧАНИЕ
Всё это было. Так же реки От крови ржавые текли, — Но молча умирали греки За честь классической земли. О нашей молодой печали Мы слишком много говорим, — Как гордо римляне молчали, Когда великий рухнул Рим. Очаг истории задымлен, Но путь ее — железный круг. Искусство греков, войны римлян И мы — дела всё тех же рук. Пусть. Вечной славы обещанье В словах: Афины, Рим, Москва… Молчи, — примятая трава Под колесом лежит в молчаньи. «Новоселье». 1942. № 5 МУЗЕ Внимаю ли я ночи черной, Слежу ли утром облака, — В моей руке лежит покорно Твоя красивая рука. Не помню, сколько лет мы вместе Идем по одному пути. Тебе — завещанной невесте — Я мог ли верность соблюсти? Я изменял тебе сначала Для шумных игр, но ты — как мать — Меня по вечерам встречала И жизнь учила понимать. Потом, под звонкий вой набата, Тихонько я седлал коня, И — заговорщица — как брата, Благословляла ты меня. Но годы таяли в тумане, Я посвящал стихи другим, — Ты, как в классическом романе, Ждала назвать меня своим. И пусть влачу я жизнь пустую, И ночи провожу без сна, — Ты терпеливо, не ревнуя, Ждешь дома, кроткая жена. Изменит друг, предаст подруга, Обманут лучшие мечты, — Из заколдованного круга Укажешь выход только ты. Когда же время успокоит В груди червового туза, Ты непослушною рукою Закроешь мертвые глаза. И будешь жить, по мне тоскуя, Сама с собою говорить… Как за любовь тебя такую Посмею я благодарить? Лишь в час, когда густеют тени И глубже сумрак женских глаз, Упасть лицом в твои колени, И тихо плакать, как сейчас… |
