Но если и так, то во всяком случае Федор Степун думает иначе. Он находит нужным подкрепить свое категорическое мнение и заявляет, что «различие» между стихами и прозой Бунина «есть и оно очень значительно. Чем пристальнее вчитываешься в стихи Бунина, тем глубже ощущаешь ту их пронзительную лиричность и глубокую философичность, которых в рассказах Бунина нет». Интересно сопоставить с этим утверждение Вл. Ходасевича[21], из его несколько неожиданной статьи в «Возрождении» (№ 1535)[22]. которое гласит: «Из своей лирики Бунин изгнал сильнейший фермент лиризма».

Но дело, конечно, совсем не в том, есть ли какое-нибудь различие между стихами и прозой Бунина, даже если и согласиться с удивительным указанием излишне пристально вчитавшегося критика, что в сплошь лиричных рассказах Бунина нет ни лирики, ни «философичности». Дело в том, что все эти оговорки и противоречия настойчиво поднимают вопрос о действительном значении и ценности поэзии Бунина, о которой, по-видимому, невозможно говорить, не поставив ему в заслугу того, что он не «советский пиит» (статья В. Сирина), того что он не символист (статья Вл. Ходасевича) или не доказывая зачем-то предварительно, что Пастернак бездарность (статья Теффи[23] в «Иллюстрированной России»)[24].

Вопреки мнению Степуна, оказывается, что если «пристально вчитаться» в «Избранные стихи», то остается сделать только один вывод — это действительно «стихи прозаика», «забава человека, обреченного писать прозой». Для того, чтобы доказать это, нет никакой необходимости возражать на все упомянутые и неупомянутые выше хвалебные гимны. Из всех статей по этому поводу серьезного внимания заслуживает только одна — в самом деле несколько странная статья Вл. Ходасевича, из которой, все-таки, по существу следует лишь то, что Бунин не символист. Для того же, чтобы убедиться, что Бунин не поэт, нужно только внимательно разобраться в итогах его двадцатипятилетней работы над стихом. В свою очередь, для этого нет никакой необходимости подробно останавливаться на том, что такое собственно поэзия, как и на различии между нею и прозой, о которых так туманно говорит Степун. Это различие, может быть, не чувствительно, пожалуй, только для малограмотной «читающей Лубянки» из рецензии В. Сирина. Не стоит доказывать, что по существу общего между поэзией и прозой только слово, но в совершенно разном и смысловом и звуковом преломлении. Этот вопрос подробнее освещается в специальных исследованиях. Но интересно, что еще Пушкин тогда, когда не существовало принятой наукой принципиальной разницы между обоими искусствами, говорил, что «жалки» те поэты, которые принимаются за прозу, и что, если бы не «обстоятельства», он бы сам для прозы «не обмакнул пера в чернилы»[25]. Оценив мысль, скрывающуюся за этим кокетством, следует вспомнить и слова ныне здравствующего Антона Крайнего о том, что «истинные поэты больше других чувствуют эту пропасть между формой стихотворной и прозаической» (Литературный дневник. 1899–1907. СПб., 1908).

Из существующих же определений поэзии наиболее интересным, пожалуй, представляется данное Р. Якобсоном, по которому «поэзия есть слово в его эстетической функции»[26]. Впрочем, трудно не увидеть в нем излишне профессиональное определение крупного филолога. Другое, более «академическое», но менее умное, столь излюбленное некоторыми критиками — «поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке»[27] — еще более поверхностно. Однако и с этой точки зрения поэзия Бунина оказывается условной.

Как всем известно, стихи Бунина, с точки зрения формы, чрезвычайно архаичны. Ходасевич, конечно, совершенна прав, говоря, что Бунин — современник и одно время случайный сотрудник символистов — отказался и от внешних завоеваний символизма. Гораздо больше. Русской поэзии XX века для Бунина как будто вообще не существует. А если и существует, то в каком-то поверхностном я в довольно странном отображении (о чем мы будем говорить ниже). Это в какой-то мере подтверждает и Бунин-критик. Всем памятно его отношение к Блоку, с наивной откровенностью формулированное в отрывках из дневников[28]. Трудно забыть и его высказывания по адресу Есенина[29], в общем, конечно, не крупного мастера.

Бунин читатель отправляет Бунина-поэта в далекое прошлое. Однако это еще не основание для того, чтобы отрицать его поэзию. В каком-то смысле пренебрегает современностью и такой поэт, как Вл. Ходасевич.

Здесь очень уместно вспомнить одну фразу Чехова по адресу «декадентов», которую так часто выдвигает против них сам Бунин: «Ново только то, что талантливо. Что талантливо — то ново»[30]. Это в полном смысле слова палка о двух концах.

Совершенно непонятно, как человек, прочитавший 250 страниц «Избранных стихов», может не почувствовать, что Бунину прежде всего органически чужды внешние формы поэзии. И, во-первых, — Бунину не дается стихотворный размер. К этой мысли приводит вовсе не однообразие метрических структур его стихов, вне зависимости от разнообразия содержаний. Ямб еще не теряет своей силы от того, что им писал Пушкин, да и весь наш XIX век. Гораздо больше смущает бесконечная монотонность и сухость этого ямба, но еще больше ритмическая несамостоятельность во всех размерах. Целый же ряд грубых ошибок слуха, вместе с явными натяжками ради сохранения метрического единства, грустно подтверждает эту истину.

В самом деле, одно из самых живых ритмически (ниже будет указание, кому обязан Бунин этой живостью) стихотворений «Петух на церковном кресте» (с. 9) с редким у Бунина полногласием и одностройностью, поддержанной твердой музыкальностью близких мужских рифм, содержит в себе строку:

вместо которой неминуемо звучит –

Назад идет весне босвод.

Ошибка допустимая, если бы она была одна. Но эта ошибка чрезвычайно характерна для Бунина. В «Полночи» (с. 74) глазами читается:

а ухом слышится —

На мачте коменданта флагна мок.

Подобное невнимание к согласованию логических и метрических ударений — чуть ли не на каждой странице, в чем предлагается убедиться недоверчивому читателю. Ради сохранения размера Бунин иногда жестоко оскорбляет русский слух, говоря, например, вместо «во дворе» в некогда знаменитом «Листопаде» –

Русский язык вообще приносится в жертву целому ряду стихов, что, по-видимому, можно объяснить только трудностью, с которой Бунин овладевает размером, так как в прозе его нельзя встретить ничего подобного. Где-то в Италии к автору «пристряла» девочка — нищенка. На с. 79 сказано:

Малороссийский колорит нисколько не оправдывает такой украинизации предлогов, — «по шляху под хатой» — по всему — точный перевод украинского выражения «по шляху пiд хатой».