— Спасибо. Вы хорошо поработали. — Он протянул руку прокурору, которому так и не научился симпатизировать.

Огестам принял его руку, тряс ее и никак не мог выпустить. Какое прекрасное чувство — доверие! В первый раз они с Гренсом на одной стороне; еще не кончилась ночь, два стакана с виски, и Гренс случайно назвал его Ларсом.

Он улыбался.

Сознательное презрение и попытки уязвить — обойдемся без этого.

Огестам расслабился и пошел было к двери, неся в груди удивительное радостное чувство, как вдруг обернулся:

— Гренс!

— Да?

— В прошлый раз вы показывали мне карту.

— И?

— И спрашивали про Хагу. Северное кладбище. Красиво ли там.

Карта лежала на рабочем столе. Он увидел ее, как только зашел. Место упокоения, одно из самых красивых в стране, где людей хоронят вот уже двести лет.

Гренс держал ее под рукой. Он собирался туда.

— Вы нашли, что искали?

Комиссар засопел, большое тело покачивалось.

— Нашли?

Гренс демонстративно отвернулся, ничего не сказал — только тяжелые вдохи и выдохи, лицо обратилось к стопке папок на столе.

— Слушайте, Огестам.

— Что?

Он не смотрел на своего гостя, который сейчас уйдет, голос изменился, стал громче. Молодой прокурор давно усвоил: это означает неудовольствие.

— Вы все неправильно поняли.

— В смысле?

— Понимаете, Огестам, это работа, и ничего больше. Я вам никакой к черту не приятель.

Им принесли жирную рыбу, не лосося, рекомендация официанта. Мне нужно знать, достоверна ли запись, которую прислали Гренсу. Ели молча, не глядя друг на друга. Действительно ли на встрече говорилось то, что услышали мы с Гренсом? Вопросы лежали на столе, возле подсвечника и перцемолки, и дожидались. Действительно ли три человека, не нажимавшие на курок, санкционировали узаконенное убийство?

— Сундквист! — Эрик положил вилку на пустую тарелку, выпил третий стакан минералки, взял с колен салфетку.

— Да?

— Зря вы летели в такую даль.

Он решился.

— Понимаете, в каком-то смысле… мы все работаем в одной и той же области.

— Вы приходили к Гренсу на следующий день после убийства. Вы всё знали, Эрик, но ничего не сказали.

— В одной и той же паскудной области. Уголовники. И те, кто их ловит. А агенты под прикрытием — просто серая зона.

Он ничего не скажет.

— И, Сундквист, за этим будущее. Больше информаторов. Больше агентов, внедренных в банды и группировки. Их число растет. Вот почему я здесь.

— Если бы вы тогда поговорили с нами… Мы бы сегодня не сидели друг напротив друга. Каждый по свою сторону от убитого человека.

— И вот почему здесь мои европейские коллеги. Потому что мы хотим учиться. Потому что эта область будет развиваться.

Они так долго работали в одном и том же коридоре.

Вильсон еще никогда не видел, чтобы Свен Сундквист терял самообладание.

— А теперь, Эрик, я хочу, чтобы вы послушали меня внимательно!

Свен с силой дернул ноутбук к себе, тарелка полетела на белый мраморный пол, стакан — на белую скатерть.

— Могу отмотать, куда прикажете. Сюда? Видите? Тут как раз пуля пробивает бронестекло.

Рот кричит в мониторе.

— Или сюда? Тут взрывается мастерская.

Лицо в окне повернуто в профиль.

— Или, может, сюда? Этого я еще не показывал. Фрагмент. Флажки на стене. Всё, что осталось.

Человек перестал дышать.

— Вы действуете, как должны действовать, как всегда, вы защищаете своих агентов. Но, Эрик, черт вас возьми, он погиб! Некого больше покрывать! Вы и ваши коллеги провалились. Вот почему он стоит в окне. Вот почему он умер именно… там.

Вильсон протянул руку к экрану, развернутому к нему, захлопнул ноутбук и выдернул шнур.

— Я руковожу завербованными агентами столько же времени, сколько вы сидите через несколько кабинетов от моего. Я отвечаю за агентов всю свою профессиональную жизнь. У меня не было неудач.

Свен открыл ноутбук и снова развернул его к Вильсону:

— Можете забрать шнур. Аккумулятора хватит. — Он указал на экран. — У меня это в голове не укладывается. Вы работали бок о бок девять лет. Но когда я показываю вам эти кадры… как раз в тот момент, когда он… там, видите, как раз когда он там умирает… вы никак не реагируете.

Вильсон фыркнул.

— Он не был моим другом.

Ты доверял мне.

— Но я был его другом.

Я доверял тебе.

— Именно так работает эта система, Сундквист. Руководитель должен изображать лучшего друга агента. Руководитель должен так чертовски хорошо изображать лучшего друга, чтобы агент каждый день рвался рисковать собой ради того, чтобы принести руководителю побольше информации.

Как мне тебя не хватает.

— А что касается этого, на экране… Вы верно заметили. Я никак не отреагировал. — Вильсон уронил льняную салфетку на скатерть. — Сундквист, вы заплатите?

Он поднялся и пошел.

Элегантный ресторан, одинокая дама и бокал красного вина — столик слева, двое мужчин за столом, полным бумаг и десертных тарелок, справа.

— Вестманнагатан, семьдесят девять.

Свен догнал его и зашагал рядом.

— Вы знали все, Эрик. Но решили помалкивать. И содействовать тому, чтобы некий соучастник убийства исчез. Вы по своему усмотрению распоряжались базами данных Главного полицейского управления и Управления судопроизводства. Вы поместили…

— Вы мне угрожаете?

Вильсон остановился, лицо красное, плечи напряглись.

Он выказал нечто, что больше не было ничем.

— Угрожаете, Сундквист? Угрожаете мне?

— А как по-вашему?

— По-моему? Вы предъявляли доказательства, чтобы перетащить меня на свою сторону, предъявляли изображения смерти, чтобы заставить меня расчувствоваться. А теперь пытаетесь угрожать каким-то идиотским расследованием? Вы использовали все главы вашего руководства по ведению допросов. Как по-моему? По-моему, это просто оскорбительно.

Он стал спускаться по недлинной лестнице, мимо столика, за которым сидели четверо пожилых мужчин (разыскали очки и изучают каждый свое меню), мимо пустых сервировочных тележек и двух зеленых растений, карабкающихся вверх по белой стене.

Последний взгляд.

Он остановился.

— Но… значит, так. Я не люблю людей, которые палят моего лучшего агента, когда меня нет рядом. — Он посмотрел на Сундквиста. — И… слушайте. Эта запись. Встреча, о которой вы говорили. Она была. То, что вы слышали… это подлинное. Каждое слово.

Наверное, Эверту Гренсу полагалось рассмеяться. Во всяком случае, чувство, что пузырилось в глубине его тела, было тихой радостью.

Запись была подлинной.

Совещание действительно имело место.

Свен звонил из ресторана в центре Джэксонвилла, глядя, как Вильсон садится в машину и отправляется назад, в Южную Джорджию. Он все подтвердил.

Гренс не рассмеялся. Он опустошил себя еще утром, в клетке на крыше. Он тогда орал, пока ярость не отпустила его и, отпустив, позволила ему уснуть на диване для посетителей, так что в душе у комиссара образовалось место, которое предстояло заполнить.

Но не злостью — злости теперь было мало.

Не радостью, хотя он знал, что приблизился к разгадке.

Он чувствовал ненависть.

Хоффманна спалили. Но он выжил. И взял заложников, чтобы выживать дальше.

Я совершил узаконенное убийство.

Гренс во второй раз позвонил человеку, которого терпеть не мог.

— Мне опять нужна ваша помощь.

— Вот как.

— Можете приехать ко мне домой сегодня вечером?

— Домой?

— Перекресток Оденгатан и Свеавэген.

— Зачем это?

— Я уже сказал. Мне нужна ваша помощь.

Ларс Огестам фыркнул:

— А я должен встречаться с вами? После рабочего дня? С чего бы? Я же вам никакой не… как это… не приятель?

То секретное донесение в компьютере. Такое свежее, что лежит в отдельном файле.