Аника сломлена, подавлена, но не признает себя виновной. Приговор суда - виновна, смерть через повешение. Она гордо отказывается от апелляции. «Я не виновна, чтобы просить о снисхождении», - заявляет она своему адвокату. Целый год провела в застенках Киевской губернской тюрьмы и была казнена на следующий год после казни убийцы Столыпина. До самых последних минут жизни твердо заявляла о своей невиновности…
Немного пофантазируем: может, все эти отравления было не ее рук дело, и она о них просто не знала? Возможно, только ее жених являлся причиной всех этих смертей?
Тогда предположим, что, боясь ареста, он покончил с собой и оставил покаянное письмо, в котором снимал вину с Аники, и только злой рок не дал этому письму дойти по назначению!
Хотя, возможно, он вовсе и не покончил с собой, а, инсценировав самоубийство, длительное время скрывался в дальних краях, а повторить свое покаяние не давал страх за свою жизнь - узнают, что он жив, разыщут и по-настоящему казнят!
Тогда он пронес воспоминания о невинно загубленных им душах через всю жизнь, вздрагивая во сне, когда они снились и взывали о мщении! А может, это мщение и свершилось в годы гражданской междоусобицы, руками солдат, безразлично какой армии и какого флага, когда его, визжащего и трясущегося за свою никчемную жизнь, тянули к стенке, чтобы расстрелять!
Возможно, тогда, осознав, что спасения нет, он слезно просил, чтобы его покаянное письмо о загубленных душах и опороченном имени любимой куда-нибудь передали. Но куда, и кто будет этим заниматься? И снова его покаяние не дошло по назначению, а в бесстрастных судебных делах давних лет значится Анна Мозенз, отравительница двух своих двоюродных сестер, дяди, его жены, казненная в Лысогорском форте на Лысой горе, где, по преданию, через много лет может зацвести легендарная мандрагора. А, может быть, был еще кто-то другой? - Она замолчала и вдруг резким, хриплым голосом, неожиданно перейдя на ты, скомандовала:
- Сказки можно и в другом месте рассказывать. Если ты можешь сам идти, то идем, и как можно быстрее. В любой момент здесь могут показаться сатанисты, и эта встреча сулит мало приятного!
Воспоминания о сатанистах заставили Романа быстро подняться… Он чувствовал себя вполне сносно для человека, терявшего три раза сознание в течении нескольких часов, но, в целом, ему было очень плохо: болела голова и подташнивало.
Они поспешили к выходу из туннеля, и в это время у противоположного выхода раздался вопль ярости.
- Они здесь! Уходят!
Они сбежали по наклонному полу прохода вниз, и оказались в уже известном ему темном овраге. Помня о крутых стенах оврага, Роман устремился вдоль него. Девушка бежала где-то рядом, не производя никакого шума, словно тень. Сзади доносился треск кустов, проклятия и угрозы расправы над ними при поимке. Роман обезумел от страха и прибавил ходу.
Наконец произошло то, чего подсознательно предполагал и боялся - в темноте с разбегу налетел на дерево, и свет померк в глазах. Он привычно окунулся в небытие четвертый раз, теперь с тоскливым ощущением возможности не вернуться из него. Откуда-то издалека, но словно и в нем, раздался грустный голос девушки: «Она была невиновна, эта Аника Мозенз.
Знай это, и если бы она могла бы чувствовать, ей от этого было бы легче…».
Очнулся снова в потерне. Болела голова, грудь, живот и тошнило. Роман закашлялся, боль сотрясала легкие, не было никаких сил вздохнуть. От сильного кашля его вырвало. Уже светало, но было еще довольно темно, так как снаружи моросил дождь. Воспоминания этой ночи снова нахлынули на него, и он был безмерно рад, что живой и, вроде, относительно здоровый, хотя и не очень. Сильно болела голова, что было совсем не удивительно после всех пережитых перипетий. Он теперь понимал боксеров, кикбоксеров, каратистов, очень им сочувствовал, потому что его могли понять только они. Их отправляют с ринга в сопровождении врачей после одного удачного нокаута, а за эту ночь ему их довелось перенести четыре!
Роман с уважением пощупал голову, которой все это довелось выдержать. Приподнялся и, чувствуя легкое головокружение, пошатываясь, пошел вверх, к серому пятну выхода.
События прошлой ночи казались абсолютно нереальными. На выходе из потерны остановился. Его начали одолевать сомнения, он не помнил, как он снова оказался в потерне, когда погоня сатанистов преследовала их буквально по пятам, неужели они вновь не заметили его, когда он ударился о дерево? Судя по пожеланиям, которые они изрыгали, так просто его бы не оставили в покое.
Куда исчезли девушка и Гоша, которого он так и не видел? А был ли Гоша на самом деле? Могла бы девушка одна ночью прийти на Лысую гору? Может, это был сон после небытия, и он, ударившись головой в потерне, пролежал всю ночь в беспамятстве, одолеваемый всякими видениями? Откуда тогда он получил столько новой информации, и, наконец, откуда знает это новое слово - потерна (которое еще вчера не знал), а не проход, туннель?
А история девушки, безвинно казненной в Лысогорском форте? Может, вся эта информация - только фантазия его больного воображения?
Он стоял у входа из потерны. Перед ним расстилалась большая площадка, покрытая плитами. Посредине возвышалась каменная глыба-стела. При утреннем свете, пусть даже хмуром, все выглядело прозаически, не было ничего зловещего. На стеле была выбита надпись, говорившая о том, что она воздвигнута в честь 1500-летия со дня основания Киева в 1982 году. Не было ничего таинственного в этом обычном памятном знаке. Разве что на нем кто-то белой краской нанес три цифры 666 - «число зверя». Не было вокруг ни останков бедного щенка, ни следов крови. Возле камня не было ничего, за что можно было привязать веревки, которыми ночью были связаны его руки. Он обследовал площадку, - не было ни следов тех трех больших костров, которые горели треугольником ночью, ни остатков магического круга вокруг стелы. После тщательного обследования он не нашел никаких следов шабаша сатанистов. Только изрядно промок под дождиком. Единственная реальность - камень и площадка - были из ночных галлюцинаций! Может, он ходил ночью, как сомнамбула, находясь в горячечном бреду от полученных ударов судьбы?
Вернулся в потерну. Обнаружил только ржавую металлическую трубу, за которую, теоретически, мог зацепиться, а головой мог стукнуться о любой кусок бетона или камня, в изобилии валявшихся на полу. Спустился вниз по потерне и стал возвращаться тем же путем, которым пришел. Когда проходил мимо голого дерева, на его верхушке уже ничего не висело. Это была еще одна странность, которую заметил по пути назад. Зачем специально ночью или ранним утром снимать куски материи, которые висели на высоте минимум три метра над землей, на голом, почти без сучков, дереве!?
Возле детской площадки, наконец, вспомнил о Маринке, как о чем то давно забытом и пройденном. Маринка и все, что с ней было связано, канули в Лету, оказавшись за закрытой дверью прошлого, которую открыть не было ни желания, ни сил. Даже стали казаться смешным переживания, заставившие его вчера ночью полезть на Лысую гору. Гораздо больше волновали воспоминания о той необыкновенной девушке-журналисте и события ночи. Кто эта девушка - призрак из ночного бреда или обыкновенный человек? Как ее зовут, где ее можно найти?
Роман увидел киоск с прессой и подошел. Судя по округлившимся глазам киоскерши, он не производил впечатления покупателя свежей прессы, и даже наоборот. Глаза у нее еще больше округлились, когда он попросил номер газеты «Курьезе». Наверное, она не покрутила красноречиво пальцем у своего виска только потому, что не могла угадать его возможных ответных действий. Ведь психи бывают разные. На повторную просьбу сообщила, что такая газета в Киеве не издается, и вообще о ней никогда не слышала и никогда ее не получала. На настойчивые многократные расспросы, где, по ее мнению, она может издаваться, нервно ответила - только на страшных Соломоновых островах, и пригрозила позвать милицию.
Роман вышел к остановке троллейбуса. Утро было в самом разгаре, толпы жаждущих уехать штурмовали редкие троллейбусы. Его обогнала девушка с длинными рыжими волосами, в светлом плаще. Ее кулек зацепился за него и выпал из рук. Роман наклонился, поднял его и протянул девушке. Она дико вскрикнула и буквально вырвала кулек из его рук. Мгновенно вклинилась в толпу, яростно работая руками. Это была Лара, ведьма из ночного бреда.