– Мама однажды рассказала, что ее знаменитый номер с шариком и луком придумал один очень талантливый артист цирка, – зачастила я. – Из мало кому известной акробатки мама вмиг взлетела до ранга звезды. Уже будучи взрослым человеком, я купила книгу «Классика советского цирка» и нашла там рассказ про Зою Сергееву и ее эротический комбинезон. Мне мамочка про него ни слова не проронила, говорила только про лук и стрелы. Очень смелая идея для ханжски-пуританских советских времен. Мама призналась, что тот актер предложил ей руку и сердце, но он не хотел иметь детей и предполагал жить на колесах. А мама мечтала о своем доме, о семье, поэтому отказала ему. И знаете, хоть я была совсем маленькой, но все же поняла: мама сожалеет о том, что не ответила тогда согласием. Думаю, она была влюблена в циркача, но устала жить по-цыгански, вот и расписалась с эстрадным певцом в расчете на стабильность. Уж не знаю, оправдались ли ее надежды. А откуда вы знаете мою маму?

Сергей Павлович выпрямился.

– Обязательно расскажу, но позднее. Сейчас, извините, должен уйти, надо заняться другими гостями.

Я осталась одна и начала изучать таинственный сирлис. Точь-в-точь черный виноград. Но на ощупь темно-фиолетовые ягоды оказались твердыми, они лишь слегка пружинили под пальцами. Я в задумчивости замерла у стола.

Значит, кисель. Ну и как его готовят? Мануйлов вскользь упомянул, что в него надо положить сахар, цедру апельсина, влить лимонный сок и добавить корицу. А еще потребуется крахмал. В памяти ожило воспоминание.

Вот моя бабушка насыпает в кастрюльку муку, наливает туда воду, ставит ее на газ, дает мне ложку и велит:

– Хорошенько мешай, пока не загустеет.

Потом она куда-то уходит, а я вожу столовой ложкой в белой жиже и недоумеваю, как та может стать вязкой. Большие часы на стене отсчитывают время: одна минута, две… Жидкость в ковшике не меняет консистенции. Мне делается скучно, к тому же ложка нагревается и жжет пальцы. Я перестаю мешать, делаю огонь посильнее, отворачиваюсь к окну, пару секунд разглядываю детей, весело играющих в мяч. Потом вспоминаю про варево, засовываю нос в кастрюлю и столбенею – вместо бело-серой жидкости в эмалированном ковшике теперь образовался неаккуратный комок. Я пытаюсь разломать его, появляется бабушка, с размаха отвешивает мне оплеуху и начинает причитать:

– Лентяйка, неумеха косорукая! Ничего тебе поручить нельзя! Одна беда от девчонки, клейстер упустила! Муки больше нет, надо в магазин за ней бежать. Не успею я окна заклеить, достанется мне от дочери с зятем. Придется тебе это съесть в наказанье.

Я пугаюсь, плачу и прошу:

– Не надо, бабушка! Не хочу жевать твой клейстер!

Старушка переводит дух, ставит кастрюлю в мойку и посылает меня в магазин. Вечером, когда к бабке возвращается хорошее настроение, я спрашиваю:

– Разве клейстер можно есть?

Старуха усмехается.

– Что в нем плохого? Вода и мука! Положи туда сливочное масло и сахар – получится заварной крем, добавь протертую черную смородину с сахаром, будет пудинг. Если подлить смесь воды и муки к мясу, она станет соусом. Испугалась, что бабушка тебя отравит?

Я киваю и снова начинаю плакать. Старушка морщится.

– Сама глупость сделала, теперь рыдать затеяла. Хватит сырость разводить, ступай в комнату, почитай книжку.

А еще я помню, что бабушка крахмалила воротник и манжеты у рубашек отца, постельное белье и скатерти.

Сергей Павлович не повар, вот он и перепутал. В кисель, чтобы загустел, добавляют муку, крахмал используют только в хозяйственных целях.

Я не стесняюсь своего неумения готовить. Моего первого мужа нельзя назвать гурманом, да и наше финансовое положение не позволяло покупать деликатесы, поэтому на завтрак я варила геркулес, а на ужин картошку с сосисками. Вот когда мы поженились с Гри, проблема с деньгами отпала, зато у нас практически не было свободного времени. Поэтому я никогда не проводила часы у плиты, покупала полуфабрикаты, или мы шли в кафе. Такой изыск, как кисель, я никогда не варила. И не интересовалась, как он делается. Гри любил из напитков только чай и кофе, даже сок не пил.

В носу защипало, я сжала кулаки. Стоп! Воспоминания о Гри запрещены. Впрочем, у меня есть некий план, я теперь знаю, где мой супруг, и, если бы не приказ отправляться к Мануйлову, взяла бы отпуск, поехала к…[1]. Я прижала руки к груди. Хватит, Татьяна, ты на работе. Займусь изготовлением киселя. Есть шанс, что Мануйлов может оставить дочери Зои наследство. И, вероятно, приготовление загадочного сирлиса – одно из испытаний, придуманных для нее. Я должна разобраться, что затеял Сергей Павлович, вдруг он действительно ищет, кому бы вручить свое состояние? Нельзя подвести Таню. Вперед и с песней к плите!

Мука нашлась быстро. Я насыпала ее в миску, налила туда холодной воды и начала размешивать. Почему-то однородной массы не получилось, образовалось нечто, смахивающее на рисовую кашу. Я попробовала один комочек, он развалился на языке и превратился в муку. Меня охватило удивление.

Вот странность! Почему вода не растворила всю муку? И как теперь быть? Решение пришло быстро. Я увидела висящую на стене толкушку, схватила ее и стала разминать комочки. Через пять минут я устала и сделала неутешительный вывод: однородной массы как не было, так и нет. Может, если муку с водой нагреть, она растает?

Сказано – сделано. Я быстро перелила «рисовую кашу» в ковшик, водрузила его на конфорку, памятуя бабушкин урок, пару минут без устали размешивала варево, потом выключила огонь и начала изучать основу для киселя.

Комков стало меньше, но совсем они не исчезли. Может, так и надо? Неожиданно вспомнилась школьная столовая и толстая уборщица в грязном синем халате.

Вот она подходит ко мне и сердито говорит:

– Допивай кисель! Ишь, раскочевряжилась… Государство ее учит, бесплатный завтрак дает, а девка рожу от еды отворачивает. Голода ты не знала, я в твоем возрасте траву ела. Вот накажет вас, избалованных, Господь, придет война, станете камни грызть.

Я пугаюсь, хватаю оббитую эмалированную кружку и делаю большой глоток. Во рту оказывается скользкая, холодная гадость. Отхлебнуть «вкуснотищу» еще раз я не могу. Техничка смотрит на меня волком, я начинаю хныкать, и тут к столику подходит здоровенный парень, главный хулиган школы. В него, двоечника и второгодника, были влюблены почти все наши девочки, и даже я, третьеклашка, смущалась, когда он проходил мимо на перемене. Он быстро переворачивает кружку, сиреневая вязкая лужа медленно расползается по пластиковой столешнице.

– Извините, – говорит уборщице хулиган и подмигивает мне. – Опрокинул случайно, поставьте меня в угол. А чегой-то киселек пустой? Чегой-то он на сопли похож? Где ж ягодки в бульоне? Кто их домой сегодня отнесет?

Я отогнала воспоминания и опять уставилась в кастрюлю. Можете мне не верить, но вышеописанный случай был последним, когда мне довелось как пробовать, так и видеть кисель. И, если память меня не подводит, он представляет собой фрукты, которые плавают в полурастопленном желе. Желе! Я взяла не те ингредиенты! Ну конечно, мне нужен желатин! Что за глупость использовать для десерта муку и воду?

Я кинулась к шкафчикам и начала их обыскивать. На полках стояли красивые фарфоровые банки, на которые производители, чтобы облегчить жизнь хозяйки, нанесли надписи «Соль», «Какао», «Рис» и так далее. На мой взгляд, замечательная идея, сразу видишь, где что лежит. Но на поверку оказалось, что на этой кухне в «Кофе» находится перец, гречка лежит в банке со словом «Мука», пшено вольготно разместилось в «Сахаре», а в «Специях» вообще хранятся пуговицы. Желатин в количестве десяти пакетиков нашелся в ящике. Я сначала обрадовалась, понадеявшись прочесть на обертке способ употребления, но, к сожалению, там был дан только рецепт желе из молока, который начинался словами «Разведите нужное количество желатина».