После столь неудачной охоты животное оглохло на одно ухо и с трудом ориентировалось в пространстве… Добывать пропитание стало тяжело. Вернувшись к сородичам, отыскивая самку для спаривания, полуглухой медведь проиграл все схватки за теплое женское лоно, получив к своей глухоте еще с десяток болезненных ран. А потому он незадачливым бобылем скитался по свету до скончания времен…

– А где медведь? – спросил Ислам деда.

– Какой медведь? – переспросил старик, подвешивая на солнцепек кошачью шкуру.

– Который на нас напал.

– Разве ты его не видишь?

– Нет…

– Так и не было его здесь.

Этого Ислам не мог понять, сел на корточки справить большую нужду и глазел на деда.

– Представь себе две дороги, – пояснил старик. – Повернешь направо – встретишь медведя. Повернешь налево – нет медведя. Понял?

– Да, – твердо заявил Ислам, хоть ровным счетом ничего не понял.

– Вот и молодец, что понял, – похвалил его старик.

Они посидели до полудня, погрелись на солнышке, а потом, собрав пожитки, двинулись в сторону солнца.

Ислам думал о дорогах. Разве две дороги в этом мире? Вон их сколько! И как угадать, на какой из них медведь?.. А потом мальчик вдруг испугался, да так, что кишки свело.

– Деда, я умру? – Старик замедлил шаг. – Сколько людей и животных умерло на наших глазах! Я умру?

– Нет, ты никогда не умрешь! – твердо ответил дед.

– А ты умрешь?

– А я умру.

– А все остальные? Они…

– Они тоже умрут.

– Я особенный? – сделал вывод Ислам. – Даже пророк умер!

– Нет, Ислам, ты не особенный. Ты такой же, как все.

– Как же так! Если все умрут, а я нет?!

– Я не могу тебе этого объяснить. Это тяжело. Вырастешь, может быть, поймешь, может, нет.

– И скоро ты умрешь?

– Скоро.

– Разве кто-то знает, близок ли, далек его конец?

– Нет, – ответил дед. – Но у человека есть предчувствие.

Ислам сейчас узнал столько новых слов, что про предчувствие спрашивать не стал. Он почему-то злился на деда, а потому пустил в пространство небольшую огненную струю. Деду ожгло ягодицы, он разозлился и, скинув внука с плеч долой, определил:

– Сам теперь ходи по земле. Своими ногами! Отстанешь – пеняй на себя, антиматерия!

Через неделю деду наконец удалось убить человека. Жертва в зеленой одежде стояла на верху горы и то и дело оглядывалась вокруг.

Старик целый час подкрадывался к человеку, шел на носочках, как балерина на пуантах, а когда надо – полз между камней искусной змеей. Ислам с восторгом смотрел на старика и учился, перенимая жизненный опыт.

А потом дед вскочил, выхватил свой кривой нож и перерезал человеку горло. Хлынуло на всю округу кровавым закатом. Последний взгляд жертвы был удивленным, а еще через мгновение можно было фиксировать время смерти. Схватив мертвое тело за ноги, старик приволок труп к подножию горы и радовался как ребенок, когда рассмотрел захваченное ружье. Оно было не такое, как старое, выглядело внушительно и имело какую-то штуку, прикрепленную к стволу.

– Оптический прицел, – объяснил дед непонимающему Исламу. – Иди посмотри.

Ислам заглянул в окуляр и увидел чудо. Гора Пхиба придвинулась к нему и стала виднее в три раза лучше. На ней паслась чья-та отара.

– Чудо, – с восторгом прошептал мальчик.

Дед забрал винтовку и пообещал, что теперь у них будет вдоволь мяса и жизнь наладится. Тем более карманы убиенного просыпались достаточным количеством патронов.

Сняв напоследок одежду с мертвеца, они отправились своим путем, забираясь все выше в горы…

Первое время Ислам ныл, что дорога натирает ему ноги, просил, чтобы дед посадил его вновь на спину, но старик был непреклонен и отвечал, что огненным пердунам на его спине не место…

Теперь дед не совершал промахов вовсе.

Щелк! – произнесла винтовка. Щелк! – повторила она.

У них завелся достаток мяса от охоты и всяких вещичек от подстреленных людей.

Старик обменивал в кишлаках избытки на муку, соль и другие необходимые вещи. А в последний раз ему удалось выторговать кусок мыла, завернутый в журнальный лист.

Дед мыл внука под холоднющим ручьем, падающим откуда-то с небес. Намыливал лысую мальчишескую голову, а когда Ислам заорал: «В глаза попало! Щиплет!!!» – велел терпеть:

– Парень ты или девка!

Потом дед и себя помыл. Ислам до этого времени никогда не видел его голым. Смотрел на старика и удивлялся.

– Наверное, ты не мой дед, – сделал вывод.

– Почему же это?

– У тебя кожа серая, а у меня розовая. – Дед улыбнулся, полоща в горных струях белую бороду. – У тебя на пузе складки, а у меня оно круглое. Так ты не мой дед?

– Твой, – успокоил старик внука. – Просто я старый, а ты молодой. У тебя кровь бежит быстрее, вот ты и розовый, а у меня медленно, потому кожа у меня серая. Я твой дед, не сомневайся.

– А где ты меня взял? – поинтересовался Ислам.

– Ты родился и стал моим внуком.

– А ты тоже родился?

– И я родился.

– Почему же ты мой дед, а не наоборот?

– Может, и наоборот, я твой внук, а ты мой дед.

Произнося эти слова, дед вовсе не шутил. Ислам всегда знал, когда старик шутит над ним.

– Почему тогда ты меня не уважаешь так, как я тебя уважаю?

Дед выжал бороду, вышел на сухое место, встал на колени и поклонился в самые ноги Исламу:

– Уважаю.

Ислам почему-то заплакал. Слезы потекли из глаз полноводно, как ручьи. Он бросился к деду, обнял старика за шею крепко-крепко и зашептал вдохновенно:

– Я люблю тебя, дедушка! Ты мой любимый дедушка!

Дед тоже чуть было не прослезился в ответ, но сдержался. Гладил внука по мокрой голове и приговаривал:

– И я люблю тебя, Ислам! Очень!

Так, переполненные любовью, обнимаясь, они простояли несколько минут, стар и млад, но оба были мужчинами, а потому дух победил сердечные чувства, и оба тотчас принялись готовить обед.

Пока козлиная печень доходила до кондиции, источая несравненный аромат, Ислам расправил журнальный лист, в который был ранее завернут кусок мыла, и спросил, что это за железная птица изображена на картинке.

– Это самолет, – ответил дед.

– Что такое самолет?

– Он летает по небу.

– Как птицы?

– Как птицы.

– Он из перьев?

– Из железа.

– Как ружье?

– Да.

Ислам внимательно смотрел на деда. Старик вновь не шутил.

– А как железо может летать?

– Не знаю. Там, за горами, живут люди, они придумали.

– И зачем этот самолет? – продолжал надоедать Ислам.

– Когда-то он людей перевозит, а когда-то бомбы сбрасывает.

– Значит, человек может летать?

– Человек – нет. А вот самолет, который он создал, может нести в себе людей.

Для Ислама не было никакой разницы. Поедая козлиную печень, сглатывая горячую кровь, он мечтал, как когда-нибудь полетит в самолете и увидит другие миры.

– А ты летал в самолете?

– Нет, – ответил дед. – Зачем?

– Ты не хочешь на нем улететь?

– Хочу, наверное. Но я здесь нужен.

– Для чего?

– Точно не знаю, – дед звучно рыгнул. – Но если я здесь родился, значит нужен.

– И я нужен?

– И ты.

– А как узнать зачем?

– Слушай себя. Научись думать.

– Думать умеют все.

Дед вытер руки о халат. Посетовал, что вещь старенькая, ткань вытерлась, надо обзавестись приличной обновой, а то в кишлаки пускать не будут.

– Почти никто думать не умеет. Всем только кажется, что они думают.

– Что же они делают на самом деле?

– Люди решают ежесекундные задачи.

Ислам уже ничего не понимал. Ему было интересно продолжить, но на полный желудок хотелось задремать на солнышке и валяться просто так.

– Всё, – заявил он. – Не хочу ни о чем думать! Ты всегда говоришь так, чтобы я ничего не понял.

– Когда-нибудь поймешь, – заверил дед.

– Когда?

– Когда-нибудь.

– Ведь ты же до сих пор не понял!

– Ты поймешь.

– Ты старый и мучаешь меня, – обиделся Ислам. Ему захотелось пустить огненную струю, но он испугался стариковского гнева.