— Есть, Байрам, такие понятия, в которых заключено непримиримое противоречие, — начал Клычли и посмотрел на друга сквозь узкие щелки своих полуприкрытых глаз. — Возьмем, к примеру, такое понятие, как разлука. Хорошо это или плохо? Многие страшатся ее, как огня, и считают чуть ли не самым ужасным бедствием. — Клычли мельком глянул на Огульмайсу, сидевшую рядом с мужем. — Да, считают разлуку чуть ли не самым страшным бедствием, — повторил свою мысль Клычли и в глазах его появилось дружеское благодушие. — Но есть люди, для которых разлука — это благо. И счастливы они, когда настает для них такая пора. Возможно, тут правы и те и другие — судить об этом я не берусь, потому что жизнь — это сложная штука.
Но представьте себе такую вещь: вдруг на земле не стало бы ветра. Какой тяжелой была бы атмосфере, как тяжело было бы дышать и жить. Человек задохнулся бы, наверно, от грязного воздуха, от разных вредных испарений. А ведь разлука, по-моему, это тоже ветер, который хорошо очищает атмосферу человеческих отношений, делает их теплее, радостней, крепче. К сожалению, люди, долго живущие под одной крышей, со временем надоедают друг другу. Начинаются ссоры, скандалы, и смотришь — дело чуть до развода не доходит. И даже не верится, что такое происходит между людьми, когда-то горячо любившими друг друга. А происходит… — Клычли сделал небольшую паузу. Единым духом выпил пиалу остывшего чая и заговорил снова: — Подошла пора и вашей разлуки. Надолго ли? Не знаю. Может, на месяц, а, может, меньше. Но вы не огорчайтесь. Помните: после каждой разлуки обязательно будет встреча. И я представляю, какая это будет радость, какой праздник для вас обоих, для семьи. И так — после каждой разлуки. За всю жизнь — ни одной ссоры, ни одного косого взгляда, грубого слова, окрика. Только — радость. Только — счастье встреч. Вот это жизнь! Позавидовать можно!..
Слушая Клычли, Байрамгельды улыбался и посматривал на жену: гляди, мол, как он старается… и все ради нас. Вот это настоящий друг. Скромная, едва заметная улыбка иногда озаряла и ее лицо.
— А вы, Клычли-ага, тоже едите на стройку? — спросила чуть слышно Огульмайса и залилась румянцем.
— Нет, дочка, пока не еду, — ответил Клычли. — Башлык не пустил. А то разве я бы остался!..
— Ничего, яшули[5]. Не тужи, — успокаивал его Байрамгельды. — Приедешь и ты.
Но успокоить его не удалось. Посидев еще немного, он собрался и ушел все в том же грустном настроении.
На рассвете, попрощавшись с женой, с отцом и матерью, Байрамгельды вышел из дома и пошагал вдоль извилистой улицы с небольшим стареньким чемоданом в руке. Маиса стояла возле дома и, пригорюнившись, долго смотрела вслед мужу, пока он не скрылся из виду. Клычли проводил его до Мары а стоял на перроне до тех пор, пока не ушел поезд.
На стройку Байрамгельды приехал из Душака на попутной машине, вечером. Это был самый передовой участок третьей очереди Каракумского канала.
На ровном такыре длинной цепочкой стояли полевые вагончики. Земля гудела. К северу от вагончиков слышался свирепый рокот моторов, скрежет и лязганье металла. Там же из стороны в сторону метались огни бульдозерных фар. Они то исчезали совсем, то неожиданно появлялись снова, ослепляя мощным потоком света.
Байрамгельды зашел в ярко освещенный вагончик, над которым упруго трепетал кумачовый флажок. В нем было многолюдно и сильно накурено. За одним из столов сидел начальник участка Аннамурад Аннакурбанов, молодой, круглолицый парень с темно-русым густым ежиком волос на голове. Байрамгельды представился, присел к столу и коротко рассказал о себе. Беседуя с Аннакурбановым, он все думал о том, как молод начальник участка, что они наверняка ровесники.
— Хорошо. Оформляйтесь и приступайте к работе, — сказал на прощание Аннакурбанов. И тут же обратился к невысокому мужчине средних лет с продолговатым лицом и голубыми глазами.
— Александр Иванович, устройте, пожалуйста, вот этого товарища в домик к Карасеву.
— Как тебя зовут? — спросил Александр Иванович новичка.
— Байрамгельды Курбан.
— А моя фамилия Антипов. Я — механик участка.
Домик был заставлен высокими двухъярусными койками. На нижних ярусах лежали молодые обитатели домика. Одним из них был Николай. Карасев — рыжеволосый, белотелый здоровяк. Другой — Аманмухаммед Атаев. Он тоже был молод, небольшого роста, худощавый и черный, как жук. Заслышав на крыльае шаги, а затем и голоса, они приподнялись на постелях, а когда увидели Антипова и Байрамгельды, соскочили с кроватей и стали в промежутке между стеной и койками.
— Знакомьтесь, ребята, пополнение, — весело сказал Антипов, указывая на Байрамгельды. В этот же миг Аманмухаммед бросился к новичку. С минуту они стояли молча, растерянно и радостно глядя друг другу в глаза.
— Здорова, Аман! — воскликнул, наконец, Байрамгельды, обхватив Амана за плечи. — И ты здесь?
— Здесь, Байрам! А где же мне быть? Я ведь давно тянулся сюда.
— Знакомый, что ли? — поинтересовался механик.
— Мет, двоюродный брат, — пояснил Байрамгельды, все еще не отпуская Амана. Потом они присели на кровать и между ними завязался тихий, но оживленный разговор, Оказалось, что Аманмухаммед прибыл на трассу недавно, после окончания училища механизации. И вот теперь они, братья, вместе с Карасевым будут работать на одном бульдозере.
— Хорошая встреча! — сказал Антипов и вышел из домика.
С этого дня и началась у Байрамгельды жизнь, полная беспрерывных скитаний, бесконечных разлук и радостных встреч.
Едва на горизонте показался красноватый краешек глянца, все обитатели домиков поднялись и выбежали умываться. Пока другие гремели умывальниками и о наслаждением плескались водой, Байрамгельды решил осмотреть местность, куда его забросила судьба. Это был сплошной такыр, светлый и ровный, как бетонная плита, и скупо, кое-где поросший высоким бурьяном.
— Любуешься? — спросил Николай Карасев, подойдя к Байрамгельды и вытирая руки полотенцем. — Я сам первые дни никак не мог наглядеться на эту красотищу. Кругом такая степь, такой простор!..
— А что там? — показал Байрамгельды рукою на юг. — Не горы ли синеют?
— Да, это Копетдаг, — пояснил Карасев. — А синие они потому, что далеко.
В прогал между двумя вагончиками Байрамгельды увидел бескрайние степные дали и пересекавшую их о востока на запад красноватую полоску земли, за которой и оказалось русло канала. Именно оттуда, не затихая ни на минуту, доносился разъяренный рев бульдозеров. И туда, на трассу, после завтрака, ушли Николай Карасев и Аманмухаммед Атаев.
На следующий день с утра на вахту вышел Байрамгельды. К вечеру он вернулся усталым и в самое мрачном расположении духа: твердый, как камень, грунт, не позволил ему развернуться во всю силу. Ему жаль было машину и стыдно низкой выработки. Где же выход, чтобы повысить скорость разработки грунта и не губить бульдозер?
Однажды, когда все были в сборе, Байрамгельды сказал:
— Ребята! Темпы у нас черепашьи. Дальше так нельзя!..
— А что тут поделаешь? — развел руками Карасев. — Ведь и так землю увлажняешь. Если бы не вода…
— Этого мало. Надо достать канавокопатель, — перебил Байрамгельды. — Тогда дело пойдет быстрее.
— Верно, пойдет быстрее, — согласился с братом Аманмухаммед. — Да ведь поблизости ни кола, ни двора. Где его взять-то?
Дня через два после этого разговора канавокопатель все-таки раздобыли. Пустили его в дело, и скорость земляных работ выросла в два с лишним раза.
Другое предложение внес Карасев.
— Скажи, брат, ты хорошо знаешь бульдозер? — спросил он как-то Байрамгельды, когда опять собрались в домике.
— Знаю его вот так! — и Байрамгельды показал Карасеву пять пальцев правой руки. — А что?
— Вот и отлично! — обрадовался Николай. — Возьми, брат, на себя ремонт бульдозеров. Будет трудно, поможем. И кубы за тебя дадим. Ну, как?
Байрамгельды подумал малость и согласился.
А люди и машины на стройку все прибывали и прибывали.