К приезду Журина вся бригада, за исключением Камиля Гасаналиева, дежурившего в карьере, на земснаряде, собралась возле топчана: кто стоял, кто сидел вокруг нее на самодельных, вбитых в землю скамейках.

Бригадир, заняв место на скамейке, сообщил, что экипаж досрочно на пять месяцев выполнил годовой план.

— Вот это бригадир! — воскликнул Андрей Буравлев. — Чуть свет, а он уже с приятной новостью! Не жена ли по секрету сообщила?

— У жены своих забот невпроворот, — ответил Журин. — Вчера в Управлении сказали.

— Ну, а еще о чем там размовляли? Як там… насчет премиальных? — осведомился машинист землесоса Василий Николаевич Демьяненко.

— О чем еще? — после паузы сказал Николай Семенович, — просили не зазнаваться, а поднажать и в этом году. То есть, работать такими же темпами.

— Итак, у кого какое мнение, предложение? — переходя на официальный тон, спросил бригадир.

— Та що тут раздумывать! — за всех решительно ответил Демьяненко. — Раз треба нажать — нажмем! Нам не перший раз…

В таком же духе высказались и остальные.

Почти до полудня находился Журин на земснаряде, прослушивая дизель, проверяя состояние других механизмов. И только после этого вернулся на бригадный стан.

День выдался жаркий. Журин и Буравлев, раздетые до пояса, сели на топчан. Молодой казах Игорь Байкенов, дежуривший по кухне, принес большой железный чайник и все трое принялись за чаепитие.

Вдруг резко зазвонил телефон. Так резко, что Игорь вздрогнул. Журин снял трубку и улыбнулся. Игорь все еще пугается телефона, не может привыкнуть. А пора бы. Ведь год уже в бригаде…

— Камиль масла просит, — положив трубку, пояснил Николай Семенович. — Подбрось-ка ему, Игорь, ведер шесть…

Выполнив поручение, Байкенов вернулся к вагончику. Бригадир, напившись чаю, закурил сигарету в обратился к Буравлеву:

— Андрей, а ведь у нашего Игоря сегодня юбилей.

Глаза у Буравлева округлились:

— Правда! Какой же? День рождения!

— Да нет, — сказал Журин. — Ровно год, как он приехал к нам вот в такой же августовский день. Правильно, Игорь? Помнишь ты это?

Игорь улыбнулся, мотнул головой: «Разве такое можно забыть?»

…Машина, на которой он ехал, свернула на север в тут на повороте Игорь увидел два щита — огромные, похожие на красные крылья. На одном из них было написано:

«Копетдагское водохранилище.

Всесоюзная ударная комсомольская стройка».

С этого же поворота виднелся розоватый двухэтажный особняк на краю поселка, утонувшего в буйной зелени деревьев. Здесь находилось строительное управление «Копетдаггидрострой».

Игоря принял главный инженер. Посмотрев документы, он посоветовал ему пойти на земснаряд а бригаду Журина.

— Бригада что надо, — сказал инженер, — а с бригадиром можно познакомиться хоть сейчас, в вестибюле первого этажа.

Игорь спустился в вестибюль, но здесь не было ни души. Оглядевшись, он подошел к доске Почета и, разглядывая фотографии, нашел среди них портрет Николая Семеновича Журина. Худощавое лицо. Прямой нос. На щеках — по глубокой морщине. Густые волосы какого-то серого цвета. Серая косоворотка. О чем могла рассказать эта фотография? Ни о чем. Игорь убедился в этом сразу, как только добрался до бригады.

Была она в полном составе и на обычном месте, возле широкого топчана. Бригадира Игорь узнал сразу, Широкоплечий, крепко сбитый, он был в синих рабочих брюках. Все тело покрывал бронзовый загар — даже глаза и те казались смуглыми. На лице — ни одной морщины. Темно-русые волосы все еще задорно вихрились над открытым загорелым лбом. И седина была не яркая — так, будто слегка лишь инеем задело его густой и пышный чуб.

Усадив Игоря на скамейку, Журин сел рядом, в оба они оказались в центре внимания.

— А теперь рассказывай о себе, — попросил Николай Семенович дружелюбно, будто знал Игоря с малых лет.

— Да что рассказывать-то, — нерешительно произнес Байкенов и привычным движением расправил под поясом гимнастерку. — Нечего. Правда, нечего! Мне двадцать два года. Служил в армии. Теперь офицер запаса. Комсомолец. Вот и вся биография.

— Неплохо! Двадцать два года и уже офицер запаса. Правда, неплохо! — радостно произнес Журин, а про себя отметил: «И пополнение неплохое. Теперь у нас два коммуниста и столько же комсомольцев».

По традиции новичку, принятому в бригаду, надо было сказать что-то важное, значительное, так, чтобы запомнилось надолго. Может, за всю жизнь.

— Теперь послушай меня, — положив тяжелую руку на плечо парню, сказал Николай Семенович. — Буду краток. Море ты видел, когда добирался сюда? Это — наша работа. Мы изменяем природу и улучшаем ее. Такой работой, брат, гордиться надо — она одна из главных в нашем государстве. И польза от нее немалая. Не только живущим сегодня, но и грядущим поколениям. Поэтому дело свое надо любить. Только тогда и радость от него, и успех. Но одной любви а нашей профессии мало. Необходимо еще и мужество. Запомни: и мужество.

Считая беседу законченной, Журин поднялся а попросил Игоря вместе пройти по вагончикам.

— Идем, посмотришь, в каком раю мы живем, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Журин. Но не успели они и двух шагов сделать, как влетевший ветер сорвал с Игоря фуражку и окатил горячим удушливым облаком пыли.

Лицо Игоря, припудренное пылью, вдруг преобразилось, сделалось мягким, добродушно-растерянным. Моргая белыми ресницами, он глянул на бригадира, как бы говоря: «Ну и рай! В глазах темно, на зубах — песок, ни дышать, ни глядеть!»

— Это зовется у нас «сухим дождем», — весело пояснил Николай Семенович. — Привыкай!

Проходя по вагончикам, Журин не без гордости показывал Игорю телевизор, холодильники, радиоприемник, предметы домашнего обихода — газовую плиту, посуду, кровати, свернутые рулонами постели.

В этот же день, спустившись по глинистому обрыву в озерко, Игорь впервые побывал на земснаряде. Как только они причалили к нему, Журин помог Байкенову подняться на палубу, а сам, оттолкнувшись от вихляющегося носа лодки, последовал за ним.

Земснаряд был охвачен мелкой дрожью. Из маленьких неказистых окон, дизельного отделения, возвышавшегося над палубой, выплывали струйки синего чада, пахло машинным маслом.

— Первым делом дизелек изучить надо, — кивнув на окна, сказал бригадир. И не только его — весь земснаряд, до последней гайки. Попутно освоишь и технологию разработки грунта..

Возле багерской кабины, опершись рукой о дверной косяк, стоял дежурный машинист Анатолий Коротков, оказавшийся невольным свидетелем разговора Журина с новичком.

— Вон Анатолий, — указал бригадир на Короткова, — недавно у нас. А уже — машинист.

Услыхав похвалу, Анатолий смутился и, поднявшись в багерскую кабину, склонился над пультом управления.

Когда наступила ночь, Игорю предложили устраиваться на бригадном топчане — здесь прохладно, свежо. Но он предпочел вагончик — там хоть и душно, зато комаров меньше. В вагончике пахло кошмой, лежавшей рядом с кроватью, сухой пылью. На душе у Игоря было тревожно. «И откуда это чувство тревоги? — думал он. — От одиночества? Ведь говорят, что одиноким можно быть даже среди людей, если для них ты — чужак, не свой, не близкий». Но Игорь верила это пройдет.

Из темных углов вагончика доносилось дружное стрекотание сверчков. Таких «голосистых» Игорь еще не слыхал. Все вокруг так и звенело от их усердного пиликания. Даже не верилось, что такой звон может исходить от мелких насекомых.

Игорю вспомнился разговор с бригадиром, несколько раз повторившим слово «мужество». Странно! Даже в армии Игорь не слыхал, чтобы кто-нибудь с такой настойчивостью говорил о мужестве, как здесь, на этой стройке.

С этой мыслью он и уснул.

…После удивительного затишья поздней осени, мягкого тепла, небесной синевы и лучезарной неподвижности воздуха вдруг откуда-то набежали тучи, подули ветра. По такой погоде надо быть начеку. Собрав бригаду, Журин предупредил: