Несмотря на ряд обстоятельств, которые в значительной степени снизили состояние боеспособности Афганской армии, тем не менее она являлась единственной организованной силой в руках правительства, способной подавить сопротивление вооруженной оппозиции.

Повышение боеспособности армии нужно начинать со стабилизации офицерских кадров и укрепления единоначалия. Требовалось прекратить хаотическое, неоправданное массовое перемещение офицеров из гарнизона в гарнизон и доукомплектовывать подразделения офицерским составом за счет имеющегося резерва.

Чтобы в кратчайшие сроки восполнить большой некомплект командиров взводов, нужно будет перейти на их ускоренную подготовку в училищах, а также создать при учебных частях краткосрочные курсы. В качестве резерва подготовки младших офицеров целесообразно использовать лицей. Военный лицей был единственным в стране и его предназначение было подобно нашему Суворовскому училищу. Указанные мероприятия позволят довести укомплектованность сухопутных войск офицерами уже к концу этого года до 90–95 %.

Следует всячески поощрять офицеров, участвовавших в боях, в том числе и присваивать внеочередные воинские звания.

Заставить работать политработников по воспитанию личного состава. Ежедневно информировать солдат и офицеров о событиях происходящих в стране. Оказать активное противодействие вражеской пропаганде.

Нужно возобновить занятия по боевой подготовке и внести необходимые изменения в программу с учетом сложившейся обстановки.

Принять меры, вплоть до привлечения государственных заводов, для восстановления вооружения и боевой техники.

В связи с начавшейся в стране гражданской войной задержать демобилизацию солдат, отслуживших установленные сроки для мирных условий.

Чтобы активизировать боевые действия армии в первую очередь необходимо поднять ее моральный дух, укрепить веру в свои силы. Этому может содействовать проведение тщательно подготовленных двух-трех мощных ударов по вооруженным отрядам оппозиции в районах их наибольшей активности.

Свои соображения я доложил Ивану Григорьевичу в присутствии начальника Генерального штаба майора М. Якуба. Они были одобрены.

После всего виденного и услышанного во время работы в войсках у меня возникли сомнения – а была ли в Афганистане революция? Или это был обыкновенный военный переворот?

Я поднимал этот вопрос не потому, что он мог оказывать какое-то влияние на нашу работу. Мы сюда приехали на ограниченный срок для решения конкретных задач, не зависящих от того, как мы оцениваем происходящие в этой стране события. Наше руководство партией и государством считало, что произошла революция и, естественно, все средства массовой информации поддерживали это определение. Когда же я столкнулся с действительностью, то у меня и возникли сомнения в правильности такой оценки, да, наверное, не только у меня одного.

В одной из бесед с Анатолием Петровичем Афанасьевым я задал ему этот вопрос. Анатолий Петрович, старший инспектор Главного политического управления СА и ВМФ, входил в состав нашей делегации. Он прошел путь от солдата в годы Великой Отечественной войны до генерал-майора в мирное время. Невысокого роста, с открытым лицом и доброй улыбкой, он располагал к себе людей. В отличие от многих своих сослуживцев он умел не только слушать своего собеседника, но и менять свое мнение, если убеждался в его ошибочности. Среди членов нашей делегации он пользовался уважением, и с ним офицеры не стеснялись вести довольно откровенные острые разговоры. На мой вопрос Анатолий Петрович ответил:

– Я считаю, что была революция. Верхушечная, но революция. Переворот не меняет прежней структуры общества и основ политического курса. Апрельская революция не только свергла старую власть. К власти пришли представители более прогрессивного класса, которые поставили перед собой задачу устранить существующий государственный строй, чтобы расчистить путь дальнейшему ходу общественного развития. В стране уже начались социальные преобразования, направленные на уничтожение феодальных и дофеодальных отношений, ликвидацию всех видов угнетения, демократизацию общества, осуществление земельной реформы и т. п. Только обострившаяся военно-политическая обстановка затормозила проведение законодательных решений.

– Хорошо, но кто же руководит этой революцией, какой класс стоит во главе ее? – спросил я.

– Вот этот вопрос, – продолжил Анатолий Петрович, – и вводит некоторых товарищей в заблуждение. Во главе революции стоит НДПА. Но НДПА – это партия, а не класс. Конечно, это партия, которую поддерживает народ, и хотя афганский народ еще широко не вовлечен в борьбу за социальные преобразования, но он выстрадал эту революцию, которая стала шагом вперед на пути развития страны в сторону демократии. Ну как, Виктор Аркадьевич, согласен ты с моими доводами?

– Видишь ли, Анатолий Петрович, бытует и другое мнение. Я беседовал с одним крупным сотрудником из нашего посольства (условно назовем его товарищ К.), так он оценивает происшедшие события как переворот, совершенный группой офицеров – членов НДПА. При этом он сообщал интересные детали. Многие из офицеров – участников переворота – в свое время учились в СССР, а фракция «Хальк», в которой они состояли, считала себя и НДПА в целом марксистской партией. Поэтому сразу же после переворота, или, как ты говоришь, революции, на Западе утверждалось, что к этому причастна Москва.

В действительности же о совершившихся событиях советское руководство узнало из сообщений иностранных агентств. Не знали о готовящемся перевороте и спецслужбы в Кабуле. Так что эта революция была для нас как гром среди ясного неба.

Когда товарищ К. обратился к одному из видных работников НДПА с вопросом, почему они не поставили в известность о готовящемся перевороте советское посольство, то он ответил, что сделано это было сознательно, ибо Москва могла отговорить их от данной акции ввиду отсутствия в стране революционной ситуации.

Обрати внимание, Анатолий Петрович, они сами считали, что в стране отсутствовала революционная ситуация.

Посмотри, как дальше развивались события. После переворота НДПА фактически не была поддержана народом, а без этого государственный переворот не может перейти в социальную революцию. Даже более того, феодалы, крупная буржуазия и духовенство выступили против нового режима, а их поддержало большинство народа.

Как видишь, Анатолий Петрович, в нашей оценке много допусков и условностей. Видимо, потребуется время для глубокого анализа и ответа на вопрос – революция это или переворот? С последним Анатолий Петрович согласился, и наша беседа закончилась.

Через некоторое время И. Г. Павловского пригласил к себе Х. Амин. Меня он взял с собой. Иван Григорьевич наши соображения и пожелания доложил Х. Амину. Тот с ними согласился, а предложения одобрил, за исключением прекращения демобилизации и досрочного присвоения воинских званий офицерам, сказав, что ему с этими вопросами нужно разобраться более детально, после чего он и примет решение.

В ходе беседы вновь был затронут вопрос о возможности ввода наших войск в Афганистан. Х. Амин говорил:

– Товарищ генерал, вы, изложив мне свою оценку положения в армии, подтвердили, что вооруженная борьба мятежников против существующего строя обостряется и принимает более организованный характер. По вашему заключению, наша армия значительно ослаблена. Мне трудно что-либо возразить и я согласен с вашей оценкой. Мы примем все зависящие от нас меры, чтобы ее усилить. Но нам нужна помощь не только материальная, но и Советскими Вооруженными силами.

Перебивая Х. Амина, Иван Григорьевич ему ответил:

– Товарищ премьер-министр, я уже вам говорил и должен повторить, что вести такие переговоры я не уполномочен.

– Тогда я прошу вас проинформировать ваше правительство о моей просьбе, – настаивал Х. Амин.

– Это мною будет обязательно сделано. Я доложу министру обороны СССР.

Далее Х. Амин продолжал:

– У меня к вам есть еще один вопрос. Почему ваше правительство не соглашается на встречу со мной для решения неотложных вопросов? На неоднократные мои просьбы об этом я, к сожалению, не получил ответа.