* * *
В одиннадцать вечера раздался телефонный звонок. К телефону подошла Тамако.
— Это ваша соседка Синдо, — торопливый голос принадлежал домохозяйке из соседнего дома. — A-а, Тамако-тян. С вашим дедушкой беда. Его окружили школьники. Да-да. На дороге перед нашим домом. Думаю, это хулиганы из твоей школы, человек десять. У них у всех металлические биты или что-то вроде того. Да-да. Пока они только смотрят друг на друга. Дедушка что-то говорит. Да. Да. В полицию я позвонила. Позвонила 110[18].
Поблагодарив соседку, Тамако повесила трубку, натянула свитер прямо на пижаму, сунула ноги в резиновые сандалии, чтобы ее шагов не было слышно, и выскочила из дома. Она подумала, что компания, должно быть, поджидала дедушку, зная, что он обычно возвращается домой в это время.
Дом Синдо находился в пятидесяти метрах от дома Годай, вблизи торгового квартала, напротив стоянки. Похоже, потасовка еще не началась, и Тамако, пройдя через стоянку, осторожно подкралась поближе и спряталась в тени. Дедушка стоял лицом к Тамако и спиной к телеграфному столбу у края дороги. Его полукругом обступили Токунага, недавно избитый Кэндзо Татикава, одноклассник Тамако Сакасита и другие школьные хулиганы — в общей сложности девять человек с металлическими битами, трубами и прочими железяками.
— Думаешь, справишься с нами, дедуля? — срывающимся голосом выкрикнул Татикава, вооруженный чем-то вроде ножа.
Он понимал, что, будь он с Кэндзо один на один, победа была бы не на его стороне, и от этого ему было еще обидней. А может, просто стыдился того, что они всей компанией нападают на одного, — поэтому и срывался на крик. «Вот из-за этого Синдо-сан их и услышала», — подумала Тамако и немного успокоилась от такой детской неосторожности.
— Да уж, наверное, не справлюсь. Если бы один на один, а то вас тут целая компания, — сказал дедушка, улыбаясь.
Школьники колебались, не в состоянии разгадать, что на уме у спокойного на вид Кэндзо. Красноречием они не блистали и повторяли одно и то же:
— Что ты из себя строишь…
— Грязный старикашка…
— Ты же знаешь, что мы все равно с тобой расправимся…
— Но покалечить одного-двоих я все равно могу, — Кэндзо произнес это как бы про себя, однако градус напряжения тотчас же заметно увеличился.
— А ну, начинай! — снова завопил Татикава.
— А может, лучше сначала подумать, — неожиданно сказал Кэндзо тоном, каким обсуждают последние сплетни. — Если вы меня раните или убьете, вас всех заберет полиция. И хулиганства в школе больше не будет. Я, честно говоря, именно этого и добивался, но теперь беспокоюсь за вас. Если это произойдет, жизни ваши будут искалечены.
— Не твоя забота, — сказал Токунага, не двигаясь с места..
Среди всей компании лишь один человек не придавал значения словам Кэндзо и совсем его не слушал. Это был легкомысленный Сакасита, думавший лишь о том, как бы прослыть героем среди товарищей. Пока Кэндзо говорил, он незаметно зашел ему за спину и после слов Токунаги занес металлическую биту над головой Кэндзо.
— Осторожно! — завопила Тамако.
Кэндзо, втянув голову в плечи, обернулся. Бита угодила ему в плечо. Кэндзо упал на дорогу, и Тамако ринулась к нему с криком:
— Не смейте! Прекратите!
От неожиданности Сакасита перестал размахивать битой, и школьники замерли. Тамако подбежала к дедушке, лежавшему лицом вниз, и дотронулась до него. Кэндзо слегка застонал.
— Идиот! Ты что делаешь! — Тамако гневно посмотрела на Сакасита.
— Ой-ой, страшно, страшно, — Сакасита, дурашливо пританцовывая, отошел в сторону.
Тамако, решив, что на девчонку они нападать не станут, закричала громко и злобно:
— Уроды! Чтоб вы сдохли! Пусть вас заберут в полицию! Они скоро уже приедут!
— Ты что, вызвала полицию? — Токунага шагнул к Тамако.
Тамако подумала, что подведет соседку Синдо, если скажет, что в полицию сообщила она, и решительно сказала:
— Да. Я им позвонила. Уже давно, между прочим.
Фары приближавшейся машины осветили часть стоянки, и компания поняла, что пора сматываться. Однако тот, кто побежит первым, прослывет трусом.
— Бегите скорее! — закричал Кэндзо. — Идиоты! Чего вы стоите и раздумываете? Скорее убегайте!
Мальчики, которые, впрочем, были слишком крупного телосложения, чтобы называть их «мальчиками», припустили в сторону торгового квартала с криками: «Черт!», «Сматываемся!» и «Вот влипли!».
Патрульная машина приехала через десять минут, после того как Кэндзо с помощью Тамако доковылял до дома. Родители Тамако проснулись и с тревогой наблюдали, как Тамако наклеивает деду на плечо обезболивающий пластырь. Кэндзо строго сказал:
— Надеюсь, вы все понимаете, что полиции ни в коем случае нельзя рассказывать об этих ребятах. И что меня ударили битой, тоже не говорите. Я сам поговорю с полицейскими. А вы не болтайте лишнего.
Дедушка встретил двух молодых полицейских в дверях и действительно ни словом не обмолвился о школьниках. Он солгал, что на него напали несколько грабителей, но денег не отобрали и никаких увечий не нанесли. Подоспела внучка, и банда разбежалась, но лиц он в темноте не разглядел. Поскольку никакого ущерба нанесено не было, то дополнительного расследования проводить не стали. Полицейские ушли, не обратив особого внимания на расхождение показаний Кэндзо с поступившим звонком, где упоминались школьники.
На следующий день, вернувшись домой ближе к вечеру после занятий в кружке, Тамако здорово удивилась, обнаружив в доме Токунагу, Татикаву и Сакаситу. Они беседовали с дедушкой в гостиной, сидя спиной к двери, и не заметили ее.
Тамако, забежав на кухню, вполголоса спросила у матери, готовившей кофе:
— Мама, зачем пришли Токунага-кун и остальные?
Мать была не в духе.
— Говорят, что пришли извиниться. За вчерашнее.
Тамако снова вышла в коридор, зашла в дедушкину комнату, и через дверь сёдзи подслушала разговор. Кэндзо говорил, посмеиваясь:
— Я был бы в общем-то доволен, если бы меня в драке прикончили мальчишки, годящиеся мне во внуки.
— Простите нас, — послышался голос Сакасита.
Он учился в одном классе с Тамако, но сегодня в школу не пришел. Должно быть, боялся, что его поймает полиция, и не спал всю ночь. Наверное, как и все остальные.
— Извините, — неуверенно заговорил Токунага, — а почему вы не выдали нас полиции?
«Так, значит, они за это пришли благодарить», — подумала Тамако.
— Ведь мы лишь немного повздорили, — по прежнему посмеиваясь, ответил дедушка. — Да и я уже в таком возрасте, что не собирался всерьез с вами тягаться. К тому же вы соученики моей любимой внучки. Как же я мог сдать вас в полицию? Допрос — это вам не сахар. А детская трудовая колония — тем более. Бывает, оступится человек — и вся жизнь исковеркана. Я не хочу, чтобы с вами такое случилось.
Кто-то всхлипнул и зашмыгал носом. По тени на сёдзи Тамако определила, что плакал Татикава — у него вздрагивали плечи. «Какой он чувствительный», — подумала Тамако, но и у нее самой на глаза навернулись слезы.
Мать принесла кофе и печенье.
— Не стоило беспокоиться, — по-взрослому сказал Токунага.
Мать резкими движениями расставляла чашки, — видно, ее плохое настроение не прошло. «С чего бы это?» — подумала Тамако. Может быть, мать опасалась, что Токунага и компания, усмиренные дедушкой, станут теперь часто появляться в ее доме.
— И еще, — продолжил дедушка, — как я уже не раз говорил, в моем возрасте жизнь уже не дорога. Поэтому смелость, о которой вы думаете, здесь ни при чем. Все старики хотят успеть сделать что-то хорошее перед смертью. Не только для детей или внуков, но и для родного города или, например, для школы, которую они когда-то закончили. И я не исключение. Но, увы, я только недавно понял, что об этом следует задумываться не под конец жизни, а гораздо, гораздо раньше. Задумаешься об этом к старости, как я, а уже ничего стоящего сделать не можешь. Только и способен, что на отчаянные, безрассудные поступки, ведь жизнью уже не дорожишь. И я хочу сказать вам, молодым, то, что понял по своему опыту: если готов отдать жизнь, то нет ничего невозможного. А человек, по природе своей, действительно готов рискнуть жизнью ради того, чтобы оставить после себя добрый след, то есть ради чего-то хорошего, пусть даже и не такого уж значительного. Понимаете, о чем я?
