– А ты что предлагаешь?..

Ки все-таки оставила за собой последнее слово, потому что на этот вопрос ответить Вандиену было нечего. Они забрались поглубже под одеяла и поплотнее притиснулись друг к другу. В эту ночь ветер не заносил их снегом: похоже, он переменил направление. Темное небо, усеянное ледяными иглами звезд, нависало над ними, заставляя как можно плотнее сворачиваться клубком. Ки закрыла глаза…

– Вообще-то я мог бы тебе кое-что предложить, – осторожно проговорил Вандиен. Он говорил так тихо, словно наполовину хотел, чтобы Ки его не расслышала. И сама ночь затаила дыхание, прислушиваясь. – Я мог бы пообещать, что стану давать тебе только то, что можно дать с легким сердцем и по доброй воле, безо всякой мысли об ответной награде, без тени какого-либо сожаления…

Ки молчала. Может быть, она спала. Может быть, она не услышала. Или не захотела отвечать. Или ей просто было все равно…

– А чего ты потребуешь взамен, Вандиен? Ты, костлявая, никчемная, подобранная на дороге обуза?.. – отвечая сам себе, пискляво передразнил ее Вандиен. – Как «чего»? Точно того же самого и от тебя, Ки… – продолжал он своим собственным голосом.

Опять последовало молчание. Морозные звезды склонились чуточку ниже. Сигурд со вздохом последовал примеру напарника и улегся подле Сигмунда, грузно привалившись к его теплому боку.

– С ума сойти, Вандиен, какое роскошное предложение, – снова раздался писклявый голос. – Прямо сердце тает. И правда, почему бы, скажем, не отправиться с тобой в Фесис? Вообрази только, как переполошатся твои почтенные родичи! Небось тут же отсыпят тебе денег вдвое против обычного, только чтобы ты поскорее убрался и подольше глаз к ним не казал… – Вот и замечательно, Ки, – обычным голосом сказал Вандиен. – Я-то боялся, что придется переться в такую даль пешком. Итак, значит, на рассвете быстренько отправляемся в Фесис…

– Спи, дурень, – проворчала Ки.

– Ладно, хоть в этом у нас нет разногласий… – вздохнул Вандиен.

Дальнейшие несколько дней прошли для них под знаком солонины и холода. Серые отощали, причем лишения сделали Сигурда еще более злым и кусачим, а Сигмунду только добавили кротости. Время от времени Ки меняла на лице Вандиена повязку, используя последние сохранившиеся клочки платья. Рана, алая на смуглой коже, выглядела по-прежнему устрашающе, но, по крайней мере, не кровоточила, не гноилась и не распухала.

Мешки с кормом пустели на глазах; впрочем, кони за один день теперь преодолевали большее расстояние, чем прежде, с фургоном, – за два. Покачиваясь на широкой спине Сигмунда, Вандиен целыми днями рассказывал Ки разные истории, помогая себе своим говорящим шнурком. Временами она вспоминала, что в смешных местах следовало улыбаться, но зачастую самым внимательным слушателем Вандиена был Сигмунд, заинтересованно стригущий ушами, а Ки думала о своем. Не менее десятка раз она во всех подробностях представляла себе свой будущий разговор с Ризусом. Уж будьте покойны, она повыпустит пар из надутого маленького индюка. А потом вытрясет из него, кто заплатил ему за гнусный обман. Сама-то она была уверена, что это Нильс. Больше некому. Ладно, она и до него доберется. И спросит ответа не только за нынешнее покушение на свою жизнь, но и за смерть Хафтора… В этом последнем отношении планы Ки, правда, быстро теряли четкость. Что, собственно, могла она потребовать со старика в уплату этого долга?.. Что такого, что уменьшило бы снедавшее ее, грызущее чувство вины?.. Прежняя Ки, пожалуй, отказала бы ему в праве на жизнь. Да, но та, совсем недавняя Ки теперь исходила бы лютой злобой. А сегодняшняя, что ехала впереди Вандиена, вместо злобы ощущала лишь – что-то в жизни было недоделано. И хотелось ей только подобрать все тянущиеся куда-то концы, поставить точку на сегодняшних обидах и отмщениях… и оставить их в прошлом.

Дорога по эту сторону гор оказалась гораздо менее извилистой. Спустившись до границы лесов, Вандиен и Ки разложили костер, хотя готовить на костре было совсем нечего. Судя по всему, леса здесь изобиловали дичью, но Ки ни за что не желала позволить Вандиену поохотиться. Она ни на миг не забывала о своей цели и все время пересчитывала дни, по истечении которых будет считаться, что она опаздывает с доставкой груза.

И вот наступило утро, когда Вандиен разглядел далеко впереди дымок, поднимавшийся из трубы. У него вырвался дикарский вопль, перепугавший обоих коней.

– Гостиница! Человеческая гостиница!.. – ликующе заявил он, подметив злой взгляд, которым наградила его Ки. – Она называется «У Трех Фазанов». Только подумай, Ки! Сегодня мы будем сидеть у камина, есть горячую еду и пить холодное пиво, а потом завалимся спать в настоящие кровати! Под крышей!!!.. А Миккет – это хозяин гостиницы – с ума сойдет, когда я расскажу ему о наших приключениях…

Ки слегка придержала Сигурда и посмотрела вниз по склону, поверх заиндевелых деревьев. Она без труда различила белое пятно просеки и дорогу, ведшую к гостинице. Дым, поднимавшийся из трубы дома, серым пятнышком рассеивался в бледно-голубом небе. Ки вновь толкнула Сигурда коленками и заметила:

– Вероятно, мы доберемся туда после полудня, но засветло…

– А значит, – мечтательно подхватил Вандиен, – у нас будет полно времени, чтобы заказать по ванне с горячей водой и хорошенько отмокнуть, прежде чем мы сойдем вниз, в общую комнату, и станем есть, пить и рассказывать. А у твоих серых бедолаг будет вдосталь свежей соломы и душистого сена, которое они по праву заработали…

Его разнеженный тон заставил Ки недовольно поморщиться.

– Я не больно-то привыкла ночевать по гостиницам, – сказала она. – И я потеряла на перевале гораздо больше времени, чем предполагала. Я должна ехать дальше, Вандиен.

Он отрешенно вздохнул:

– Ладно… по крайней мере запасемся свежими припасами и новым котелком. Слушай, Ки, ну зачем все же так гнать в Диблун, а? Говорю же тебе, тот малый тебе не слишком обрадуется…

– Я должна, – с нажимом выговорила Ки и посмотрела на Вандиена. – И кстати, тебе не хуже меня известно, что наши дороги вскорости разойдутся. Мне в Диблун, а твой Еловый Кряж, насколько я знаю, в противоположном направлении. Я там даже никогда не была…

– Мне не требуется быть там в какой-то строго определенный день, – с наигранным легкомыслием отмахнулся Вандиен. – Мы можем для начала разобраться с твоим делом, а уж потом…

– Нет.

Вандиен стащил с пальцев свой говорящий шнурок и сунул его в карман. Ки попыталась заглянуть ему в лицо, но он отвернулся. Тогда она заговорила, старательно подбирая слова и чувствуя, что ногти судорожно впиваются в ладони:

– Ты меня ни разу не попрекнул… Ни разу не сказал, что я тебе стольким обязана… что твое лицо… у тебя ведь теперь будет шрам…

Вандиен так и не обернулся.

– Это было частью моего предложения, – проворчал он. – Не припоминаешь? Не давать тебе ничего, что не шло бы от чистого сердца…

– Прах тебя побери! – прошипела Ки. – Вандиен, неужели ты не понимаешь?.. Что, по-твоему, у нас с тобой может быть? Я… не готова к тому, чтобы со мной рядом был мужчина. Все желания во мне умерли… А притворяться я и не хочу и не буду…

– Насколько я помню, я тебе своей мужской любви и не предлагал, – негромко проговорил Вандиен. – Речь шла только о дружбе и более ни о чем…

Он смотрел прямо перед собой, на дорогу. Ки почувствовала, как заливает щеки жаркая краска. Смущение и злость боролись в ее душе.

– Вполне естественное предположение!.. – вырвалось у нее наконец.

– Только если это уже было у тебя на уме еще прежде, чем я о чем-то заговорил, – высокомерно возразил Вандиен.

Он был прав, и Ки замолчала. А чтоб ему провалиться, этому парню! Вечно он наступал ей на любимую мозоль, заговаривая о вещах, наиболее для нее неприятных. Хорошо хоть, он по-прежнему смотрел прямо вперед, на дорогу, а значит, не надо было встречаться с ним глазами. Вот он поднес ко рту бледную руку и закашлялся в кулак… Ки тоже смотрела прямо вперед – до тех пор, пока не сделалось ясно, что приступ его вот-вот задушит. Тогда Ки сурово обернулась к спутнику… и обнаружила, что Вандиен с трудом удерживается в седле, но не от слабости, а от едва сдерживаемого смеха.