Ознакомившись с дневником московского школьника Левы Федотова, многие на вопрос, можно ли заглянуть в будущее, ответят, скорее всего, положительно. Действительно, в этом дневнике, написанном 18-летним юношей незадолго до начала Великой Отечественной войны, не только содержится достаточно точно указанная дата начала войны, но и раскрыт основной смысл и содержание захватнического плана «Барбаросса», дан блестящий детальный прогноз будущего, показана ущербность и бесперспективность этого плана, неизбежность краха германских военных устремлений. Записи, содержащие эти прогнозы, сделаны за 17 дней до начала войны. «Знак вопроса» уже обращался теме предвидения будущего — это вышедшая в 1989 году брошюра Ю. В. Росциуса «Последняя книга Сивиллы?». В ней речь шла так сказать об индивидуальном прогнозировании будущего — судьбе отдельной личности. Дневник Левы Федотова — поразительный пример подтвердившегося прогноза судеб не отдельных личностей, а целых государств.

Считая основную часть читательской аудитории достаточно подготовленной для самостоятельного анализа и оценки высказываний Льва Федотова, в предлагаемой работе текст дневника цитируется большими кусками без правки, что позволяет донести до читателя без искажений весь букет информации о тех незабываемых годах, охарактеризовать Льва Федотова как человека и установить соответствие его поразительных прогнозов реальным событиям, фактам, документам., высказываниям, оценкам, позже ставшим известными благодаря гласности.

Конечно, читая дневник, нельзя не отметить наивность некоторых аргументов, представлений тогдашнего школьника. Но следует пом нить, что сегодня каждый читатель располагает несоизмеримо большим объемом информации, корректирующей отношение к прошлому, в частности, к ранее распространенной восторженности по поводу нашей силы, праведности и гуманизма, частично нашедших отражение в дневнике Левы.

Тем не менее дневник — интереснейший документ тех тревожных и грозных лет, и публикация материала о нем в связи с 45-летием Победы и в связи с безусловным благодарственным интересом людей, ныне живущих, к тем дням представляется редакции весьма уместной и оправданной.

Весьма вероятно, что настоящая работа не была бы написана, если бы ее автор со странным чувством неловкости не ощутил в конце 1940-го — начале 1941 года потребность или страсть к безудержному и необъяснимому приобретению товаров, в ту пору далеких от дефицита: хозяйственного мыла, спичек, простых карандашей, касторового масла и… рыбьего жира.

Странный набор для шестнадцатилетнего мальчишки, увлекавшегося радиолюбительством и постоянно ощущавшего голод, ибо длительная болезнь отца, умершего 7 ноября 1940 года, истощила все ресурсы семьи, перебивавшейся на скромную зарплату матери и более чем скромную пенсию отца.

Не имея, как все мальчишки, источников дохода, я бродил по всякого рода «злачным местам», собирая бутылки, старые калоши, черный и цветной металл. Сдавая собранное в палатки вторсырья, я получал необходимые оборотные средства и скупал вышеназванное.

Подобная деятельность плохо вписывалась в рамки малометражного коммунального быта и скоро перестала быть секретом для моих родственников — бабушки, матери и брата. Не могу сказать, что мое увлечение было благосклонно принято в семье, стесненной как материально, так и территориально. Представьте себе фанерные ящики, в которых покоились сотни пачек спичек, кусков стирального мыла, десятки коробок карандашей (по 250 штук в каждой), рыбий жир и касторовое масло, сливаемое мною из пузырьков в большие бутылки, и т. п. Оглядываясь в прошлое, я удивляюсь долготерпению бабушки, матери и брата, продолжавших жить в столь пожароопасной и души стой комнате.

Позже, во время войны, мой интуитивно сформировавшийся склад не без пользы был реализован на благо семьи.

Происходившее тогда ныне я не могу связать ни с чем другим, кроме подсознательной информированности в том, что предметы странной для мальчишки страсти вдруг, подобно акциям, резко возрастут в цене и помогут пережить тяжкие годы войны.

Прошли десятилетия, и странности моего поведения тех лет стали забываться. Сегодня, пожалуй, не осталось в живых свидетелей моей патологической страсти.

Вероятно, именно воспоминания об этом послужили основанием к появлению у меня позже пристального внимания к фактам, сходным с приведенными выше. Подобные факты изначально собирались в памяти, группировались, затем после записи и сортировки стали подталкивать меня на размышления о причинах наблюдаемого.

Поразительные ощущения и поведение некоторых личностей, упреждающих те или иные события, словно бы сигнализирующие, предупреждающие о грядущем, известны с давних пор. Возможно, что и читатели испытывали нечто подобное. Не пережившие аналогичных ощущений, очевидно, слышали о них или встречали в литературе прошлых лет.

Несомненно, что достоверность известных свидетельств варьирует в весьма широких пределах — от абсолютно беспочвенных измышлений до непреложно документированных фактов.

Существование последних и дает нам повод и право обращать взоры и тратить силы на исследование фактов такого рода в надежде на выявление закономерностей происходящего, постижение механизма, причинно-следственных связей, построение гипотез, организацию экс периментальных проверок либо статистической обработки фактов, на поиск, выявление и обследование сенситивных натур такого рода.

В языке существует множество различных терминов, отражающих наличие широкой гаммы подобных ощущений и свойств, начиная от предчувствия, через предвидение, предзнание, предсказание, предвидение и т. п.

Рассмотрению части подобных проявлений был посвящен ряд моих работ, опубликованных в журналах и книгах прошлых лет. В 1989 году в серии брошюр «Знак вопроса» была опубликована работа «Последняя книга Сивиллы?» (Знак вопроса. — 1989.— № 11).

В предлагаемой брошюре делается попытка анализа любопытного документа — дневника московского школьника Левы Федотова, весьма примечательного с указанных выше позиций.

Немногие теперь помнят 21 июня 1941 года. Последний предвоенный вечер. Фашистская Германия изготовилась к броску на Восток. Ждали утренней зари 22 июня — времени начала реализации плана «Барбаросса». Армия Германии, поглотившая 17 стран Европы, оснащенная прекрасным наступательным оружием, поднаторевшая в грабежах и разбое, занесла солдатский сапог над нашей границей. Было тихо.

Еще не грянул час войны. Еще молчали пушки, готовые принять в свои стальные лона снаряды «первого удара». Еще не взревели двигатели самолетов, до отказа набитых бомбами для мирных городов Советской России. 170 дивизий отборных головорезов, потомков легендарных белокурых нибелунгов, убежденных в своем превосходстве и праве решать судьбы народов, были готовы на любую жестокость, зверство, беззаконие.

Назвав своим союзником самого Господа Бога, они без ложной скромности написали об этом на пряжках солдатских ремней. С ними Бог — чего им бояться? Они были готовы к бою и победе, внутренне готовились к параду на Красной площади, им казалось, что они уже начали побеждать.