– Конечно, выучил, – хмуро ответил он.
Всё это время Малыш думал только о Карлсоне. И как это люди не понимают, что, пока он не узнает, куда исчез Карлсон, ему не до уроков!
– А что вам задали? – спросил папа.
Малыш окончательно рассердился. Видно, этим разговорам сегодня конца не будет. Ведь не затем же они так уютно сидят сейчас у огня, чтобы только и делать, что говорить об уроках!
– Нам задали алфавит, – торопливо ответил он, – целый длиннющий алфавит. И я его знаю: сперва идёт «А», а потом все остальные буквы.
Он взял ещё кусок сахару и снова принялся думать о Карлсоне. Пусть себе болтают о чём хотят, а он будет думать только о Карлсоне.
От этих мыслей его оторвала Бетан:
– Ты что, не слышишь, Малыш? Хочешь заработать двадцать пять э́ре?[1]
Малыш не сразу понял, что она ему говорит. Конечно, он был не прочь заработать двадцать пять эре. Но все зависело от того, что для этого надо сделать.
– Двадцать пять эре – это слишком мало, – твёрдо сказал он. – Сейчас ведь такая дороговизна… Как ты думаешь, сколько стоит, например, пятидесятиэровый стаканчик мороженого?
– Я думаю, пятьдесят эре, – хитро улыбнулась Бетан.
– Вот именно, – сказал Малыш. – И ты сама прекрасно понимаешь, что двадцать пять эре – это очень мало.
– Да ты ведь даже не знаешь, о чём идёт речь, – сказала Бетан. – Тебе ничего не придётся делать. Тебе нужно будет только кое-чего не делать.
– А что я должен буду не делать?
– Ты должен будешь в течение всего вечера не переступать порога столовой.
– Понимаешь, придёт Пе́лле, новое увлечение Бетан, – сказал Боссе.
Малыш кивнул. Ну ясно, ловко они всё рассчитали: мама с папой пойдут в кино, Боссе – на футбольный матч, а Бетан со своим Пелле проворкуют весь вечер в столовой. И лишь он, Малыш, будет изгнан в свою комнату, да ещё за такое ничтожное вознаграждение, как двадцать пять эре… Вот как к нему относятся в семье!
– А какие уши у твоего нового увлечения? Он что, такой же лопоухий, как и тот, прежний?
Это было сказано специально для того, чтобы позлить Бетан.
– Вот, слышишь, мама? – сказала она. – Теперь ты сама понимаешь, почему мне нужно убрать отсюда Малыша. Кто бы ко мне ни пришёл – он всех отпугивает!
– Он больше не будет так делать, – неуверенно сказала мама: она не любила, когда её дети ссорились.
– Нет, будет, наверняка будет! – стояла на своём Бетан. – Ты что, не помнишь, как он выгнал Клаа́са? Он уставился на него и сказал: «Нет, Бетан, такие уши одобрить невозможно». Ясно, что после этого Клаас и носа сюда не кажет.
– Спокойствие, только спокойствие! – проговорил Малыш тем же тоном, что и Карлсон. – Я останусь в своей комнате, и притом совершенно бесплатно. Если вы не хотите меня видеть, то и ваших денег мне не нужно.
– Хорошо, – сказала Бетан. – Тогда поклянись, что я не увижу тебя здесь в течение всего вечера.
– Клянусь! – сказал Малыш. – И поверь, что мне вовсе не нужны все твои Пелле. Я сам готов заплатить двадцать пять эре, только бы их не видеть.
И вот мама с папой отправились в кино, а Боссе умчался на стадион. Малыш сидел в своей комнате, и притом совершенно бесплатно. Когда он приоткрывал дверь, до него доносилось невнятное бормотание из столовой – там Бетан болтала со своим Пелле. Малыш постарался уловить, о чём они говорят, но это ему не удалось. Тогда он подошёл к окну и стал вглядываться в сумерки. Потом посмотрел вниз, на улицу, не играют ли там Кристер и Гунилла. У подъезда возились мальчишки, кроме них, на улице никого не было. Пока они дрались, Малыш с интересом следил за ними, но, к сожалению, драка быстро кончилась, и ему опять стало очень скучно.
И тогда он услышал божественный звук. Он услышал, как жужжит моторчик, и минуту спустя Карлсон влетел в окно.
– Привет, Малыш! – беззаботно произнёс он.
– Привет, Карлсон! Откуда ты взялся?
– Что?.. Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Да ведь ты исчез и как раз в тот момент, когда я собирался тебя познакомить с моими мамой и папой. Почему ты удрал?
Карлсон явно рассердился. Он подбоченился и воскликнул:
– Нет, в жизни не слыхал ничего подобного! Может быть, я уже не имею права взглянуть, что делается у меня дома? Хозяин обязан следить за своим домом. Чем я виноват, что твои мама и папа решили познакомиться со мной как раз в тот момент, когда я должен был заняться своим домом?
Карлсон оглядел комнату.
– А где моя башня? Кто разрушил мою прекрасную башню и где моя тефтелька?
Малыш смутился.
– Я не думал, что ты вернёшься, – сказал он.
– Ах, так! – закричал Карлсон. – Лучший в мире строитель воздвигает башню, и что же происходит? Кто ставит вокруг неё ограду? Кто следит за тем, чтобы она осталась стоять во веки веков? Никто! Совсем наоборот: башню ломают, уничтожают да к тому же ещё и съедают чужую тефтельку!
Карлсон отошёл в сторону, присел на низенькую скамеечку и надулся.
– Пустяки, – сказал Малыш, – дело житейское! – И он махнул рукой точно так же, как это делал Карлсон. – Есть из-за чего расстраиваться!..
– Тебе хорошо рассуждать! – сердито пробурчал Карлсон. – Сломать легче всего. Сломать и сказать, что это, мол, дело житейское и не из-за чего расстраиваться. А каково мне, строителю, который воздвиг башню вот этими бедными маленькими руками!
И Карлсон ткнул свои пухленькие ручки прямо в нос Малышу. Потом он снова сел на скамеечку и надулся пуще прежнего.
– Я просто вне себя, – проворчал он, – ну просто выхожу из себя!
Малыш совершенно растерялся. Он стоял, не зная, что предпринять.
Молчание длилось долго.
В конце концов Карлсон сказал грустным голосом:
– Если я получу какой-нибудь небольшой подарок, то, быть может, опять повеселею. Правда, ручаться я не могу, но, возможно, всё же повеселею, если мне что-нибудь подарят…
Малыш подбежал к столу и начал рыться в ящике, где у него хранились самые драгоценные вещи: коллекция марок, разноцветные морские камешки, цветные мелки и оловянные солдатики.
Там же лежал и маленький электрический фонарик. Малыш им очень дорожил.
– Может быть, тебе подарить вот это? – сказал он.
Карлсон метнул быстрый взгляд на фонарик и оживился:
– Вот-вот, что-то в этом роде мне и нужно, чтобы у меня исправилось настроение. Конечно, моя башня была куда лучше, но, если ты мне дашь этот фонарик, я постараюсь хоть немножко повеселеть.
– Он твой, – сказал Малыш.
– А он зажигается? – с сомнением спросил Карлсон, нажимая кнопку. – Ура! Горит! – вскричал он, и глаза его тоже загорелись. – Подумай только, когда тёмными осенними вечерами мне придётся идти к своему маленькому домику, я зажгу этот фонарик. Теперь я уже не буду блуждать в потёмках среди труб, – сказал Карлсон и погладил фонарик.
Эти слова доставили Малышу большую радость, и он мечтал только об одном – хоть раз погулять с Карлсоном по крышам и поглядеть, как этот фонарик будет освещать им путь в темноте.
– Ну, Малыш, вот я и снова весел! Зови своих маму и папу, и мы познакомимся.
– Они ушли в кино, – сказал Малыш.
– Пошли в кино, вместо того чтобы встретиться со мной? – изумился Карлсон.
– Да, все ушли. Дома только Бетан и её новое увлечение. Они сидят в столовой, но мне туда нельзя заходить.
– Что я слышу! – воскликнул Карлсон. – Ты не можешь пойти куда хочешь? Ну, этого мы не потерпим. Вперёд!..
– Но ведь я поклялся… – начал было Малыш.
– А я поклялся, – перебил его Карлсон, – что если замечу какую-нибудь несправедливость, то в тот же миг, как ястреб, кинусь на неё…
Он подошёл и похлопал Малыша по плечу:
– Что же ты обещал?
– Я обещал, что меня весь вечер не увидят в столовой.