В Кургане Розены прожили пять лет, занимаясь хозяйством, безвозмездным лечением нуждавшихся. В 1837 г. их посетил здесь Василий Андреевич Жуковский, сопровождавший в поездке по Сибири 19-летнего наследника престола, будущего Александра II. Хлопоты поэта заставили Николая I произнести знаменательную фразу: «Путь в Россию ведет через Кавказ». И Андрея Розена вместе с Нарышкиным, Назимовым, Лорером и Лихаревым отправляют под пули — рядовыми на Кавказ, сражаться против горцев.

Вместе с Розеном через всю страну с четырьмя детьми едет преданная ему Анна Васильевна. В Тифлисе, после многолетней разлуки, встречаются Розены со старшим сыном, воспитанным в доме В. Д. Вальховского. Генерал и начальник Главного штаба Кавказского отдельного корпуса, некогда однокашник и приятель Пушкина (как и Ваня Малиновский) по Лицею, потом замешанный в декабристских делах и попавший в «Алфавит декабристов», не побоялся оказать самый радушный прием опальному родственнику, хотя знал, что генерал Н. Н. Раевский (младший), командир Нижегородского драгунского полка, был посажен на гауптвахту за то, что пригласил к обеду разжалованного в рядовые Захара Чернышева.

В 1839 г. А. Е. Розен получил разрешение по болезни выйти в отставку и жить безвыездно, под надзором полиции на родине, близ Нарвы. В 1856 г. Андрей Евгеньевич и Анна Васильевна поселились в имении жены на Украине. Все мысли Розена были направлены на улучшение быта крестьян. В устроенной им школе он много лет учил крестьянских детей. В связи с реформой 1861 г. Андрея Евгеньевича избрали мировым посредником Изюмского уезда Харьковской губернии, и исполнял он эту должность ревностно и безвозмездно (как и все, что делал) в течение шести лет. Декабрист, переживший сибирскую каторгу и ссылку, конечно же, стал знаменитостью в своих краях. О нем писали в газетах, его интервьюировали. В 1883 г. газета «Южный край», рассказывая о Розене, отметила: «Андрей Евгеньевич со своей женой представляет идеал супружеского счастья. Через два года ему предстоит праздновать «диамантовую свадьбу».[195]

Дожить до «диамантовой свадьбы» им не пришлось: Анна Васильевна умерла 24 декабря 1883 г. восьмидесяти шести лет. Лишь на четыре месяца ее пережил муж…

После отъезда А. В. Розен в Петровском заводе осталось девять женщин: Анненкова, Волконская, Давыдова, Ивашева, Муравьева, Нарышкина, Трубецкая, Фонвизина, Юшневская. Через несколько месяцев — восемь: 22 ноября 1832 г. умерла Александра Григорьевна Муравьева.

А. Г. Муравьева

Акварель Н. Бестужева. Петровский завод. 1832 г.

Ее смерть потрясла всех своей нелепостью и трагичностью. Екатерина Уварова откликнулась из Петербурга: «У меня было много горя, дорогой брат! И однако вот первое, которое заставило меня усомниться в доброте божьей. Эта смерть разбила сразу столько сердец…»[196]

Не только потому, что Александре Григорьевне исполнилось всего лишь двадцать восемь лет. И не только потому, что она стала первой жертвой Петровского завода. Муравьева была всеобщей любимицей. Ни одна из декабристок не удостоилась таких восторженных похвал в воспоминаниях современников, как она. Даже женщины, весьма строгие к представительницам своего пола, и такие разные, как Мария Волконская и Полина Анненкова, здесь единодушны: «Святая женщина, которая умерла на своем посту».[197]

Александрина Муравьева была олицетворением извечного женского идеала, редко достижимого в жизни: нежная и страстная возлюбленная, самоотверженная и преданная жена, заботливая, любящая мать. «Она была воплощенная любовь» (И. Д. Якушкин).[198] «В делах любви и дружбы она не знала невозможного» (И. И. Пущин).[199]

Очень верно охарактеризовал академик Н. М. Дружинин ее жизнь как «непрерывное душевное горение, которое постепенно, но неуклонно подтачивало ее внутренние силы».[200] Воспитанная в патриархальных традициях, А. Г. Муравьева была исключительно сильно привязана к своей семье. Любовь к мужу перерастала в сосредоточенное обожание. Такой же силы чувства испытывала она к детям. И при подобном характере и сердце сколько тяжелых потрясений перенесла она с 1826 г.: внезапный арест мужа, а затем брата, расставание с родителями, сестрами, а главное — разлука с тремя детьми; через несколько месяцев после ее отъезда — смерть сына; в 1828 г. — смерть матери; через три года — отца; в Петровском заводе умирают двое младенцев; оставшиеся у бабушки девочки — больны, а Нонушка — слабая и болезненная — держит ее в постоянном напряжении.

При всей своей страстной привязанности к семье Муравьева никогда не замыкалась в ее рамках. «Отличительная черта в Александре Григорьевне была теплота сердца, разливавшаяся почти независимо от нее самой на всех ее окружающих».[201] Но когда все принимаешь слишком близко к сердцу — быстро стареешь. Неудивительно поэтому, что за полгода до смерти она писала Е. Ф. Муравьевой: «Я старею, милая маменька, Вы и не представляете себе, сколько у меня седых волос».[202]

Никита Муравьев стал седым в тридцать шесть лет — в день смерти жены.

Гроб сколотил Николай Бестужев. На могиле, в которой покоятся Александра Григорьевна и двое ее детей, поставили памятник и часовню с неугасимой лампадой. Лампада эта светилась даже через тридцать семь лет, когда жив был еще декабрист Горбачевский, не захотевший уехать из Петровского после амнистии. Однажды, это было в 1849 г., Горбачевский встретил на могиле Муравьевой молящегося человека, назвавшегося генералом Черкасовым. «Черкасов говорит ему, что счастлив, что имел возможность преклонить колена перед могилой, где покоится прах женщины, которой он давно в душе поклоняется, слыша о ней столько доброго по всему Забайкалью».[203]

Через десять с лишним лет после смерти Александры Григорьевны, когда в 1843 г. умер ее муж, А. И. Давыдова писала детям: «Новое несчастье поразило нас, и так неожиданно! Вспомните, что была для нас незабвенная Александра Григорьевна, и вы поймете, что мы должны были почувствовать, узнав о кончине доброго Никиты Михайловича и о совершенном сиротстве бедной Нонушки… Я не могу вспомнить обо всем этом без слез, а мысль об Нонушке не покидает меня».[204]

К сожалению, Н. А. Некрасов не сумел написать продолжение «Русских женщин». Сохранился лишь черновой план третьей части, посвященной А. Г. Муравьевой, где поэт собирался рассказать о жизни декабристок в Чите и Петровском заводе.[205]

Александра Григорьевна завещала похоронить ее на родине, рядом с могилой отца. В январе 1833 г. сестра А. Г. Муравьевой — С. Г. Чернышева-Кругликова обращается с просьбой об этом к Бенкендорфу, а Е. Ф. Муравьева — к А. Н. Голицыну. Одновременно с этим Екатерина Федоровна просит разрешения взять к себе осиротевшую после смерти матери внучку, а также переписываться с младшим сыном, срок каторги у которого закончился. На все три просьбы Муравьевой «его императорское величество изволил отозваться» отказом:

«1-е) Что перевезение тела невестки г-жи Муравьевой в Москву никак дозволено быть не может.

2-е) Что равномерно не может быть дозволено г-же Муравьевой взять к себе малолетнюю ее внучку Софью, родившуюся в Сибири, ибо несообразно было бы воспитание ее вместе с сестрами, у г-жи Муравьевой находящимися, которые принадлежат к дворянскому сословию, между тем как она рождена в податном состоянии».