— Зачем ты все время здороваешься? — спросил ее красный человечек, крутанув своими желтыми глазками.
— На запас, — ответила Вероника. — Зато в следующий раз я смогу совсем не здороваться с Вами. Я та самая девочка, которая Вас слепила.
Человечек презрительно оглядел Веронику и крякнул:
— Меня никто не лепил. Я появился на свет сам по себе и гораздо раньше тебя!
— Не может быть! — воскликнула Вероника. — Сколько Вам лет?
— Столько же, сколько этому столу, — ответил красный человечек.
Вероника задумалась.
— Значит, всего два года. А мне уже шесть. Вы ведь знаете, что Вы пластилиновый? — спросила она с любопытством.
— Завидуешь? — хмыкнул человечек. — Да, я в любую минуту могу превратиться во что захочу, а ты как была ниткой, так и останешься.
— Только что я была девочкой, — призналась Вероника. — Вот увидите, пройдет пара минут, и я снова стану собой.
— Не торопись. Пока ты можешь побыть моим бантиком, — предложил человечек. На праздники я буду завязывать тебя на шее. Ты, конечно, не очень красивая, но выбора нет.
— Мне будет не очень удобно висеть у Вас на шее, — возразила Вероника.
— Пустяки, привыкнешь, — ответил человечек. — Я даже стану выплачивать тебе жалованье. По пять комочков черного пластилина в день.
— А что я буду с ними делать?
— Ты сможешь слепить из них, что хочешь. Например, подзорную трубу.
— Вряд ли я из нее что-то увижу, — подумала вслух Вероника.
— А зачем тебе видеть? Все равно за столом ничего нет. Одна пустота.
Вероника удивилась.
— Нет, там есть, и много чего. Там, например, мои куклы и моя кроватка.
— Это твое воображение, — возразил человечек. — Ты всегда была ниточкой на этом столе, а куклы тебе просто приснились.
— Неправда, — закричала Вероника, — я девочка, и меня зовут Вероника!
— Такого имени не существует, — сказал человечек, — меня, например, зовут Зезерику. Очень красивое имя. Выбери себе такое же. Прыгалка, например, или Скакалка.
— Какая еще Скакалка?
— А вот какая, — радостно завопил Зезерику, схватил Веронику за оба конца и как начал ее вертеть, как начал через нее прыгать! Бедная Вероника так запыхалась, что даже обрадовалась, когда вдруг прилипла к красному туловищу человечка. Тот наконец остановился.
— Какая прилипчивая, — с досадой пробормотал Зезерику, отдирая от себя Веронику. А потом выгнулся, как арка, и загорланил песенку:
Жил-был прекрасный
пластилин.
Высокий, как скала.
Он был могучий властелин
Всего-всего стола.
Но тут раздался
птичий грай,
И вой, и стук подков.
Он угодил на самый край,
Упал и был таков.
— На край чего? — спросила Вероника.
— На край стола, конечно, — сказал человечек.
— То есть этот властелин-пластилин просто сбежал на пол?
— Нет, сбежать он никуда не мог, ведь за столом ничего нет. Я же ясно спел — «был таков».
— Я думала, что «был таков» — значит, «ушел».
— Нет, просто исчез. Вот я сдуну тебя на краешек, и ты исчезнешь.
— А ну попробуй, — возмутилась Вероника.
И тут ее сдули. Она поднялась в воздух и вновь превратилась в саму себя, то есть в девочку.
Первым делом Вероника оглянулась и убедилась, что кроме стола в мире существует еще и кроватка, и куклы, и много чего еще. А вторым делом Вероника взяла в руки красного человечка и перелепила его в лошадку.
— Если в следующий раз стану ниточкой, — подумала она, — хотя бы покатаюсь на лошадке.
И пошла к куклам.
Всем весело
Сказка про девочку Катерину и зал, полный детей.
Жила-была девочка, и звали ее Катерина. Обитала она в большом зале вместе с целым полчищем детей. Дети носились по залу и частенько сбивали Катерину с ног. Катерина падала, разбивала себе нос и громко рыдала. Все эти дети были ее братьями и сестрами, и число их росло с каждым днем. Так что всем было весело.
Папы у Катерины не было, а мамы она никогда не видела. Только раз в день входила нянечка с белой наколкой в волосах и говорила: «Вот вам еще один братик» или «Вот вам еще одна сестренка» — и пропадала. А после нянечки оставался новенький сверток с ребенком, который пищал и все время требовал молока.
Старшие Катеринины сестры уже выросли и были большими девочками, которые сами могли стать мамами. Они бродили по залу, держась за руки, и томились. Иногда кто-нибудь из детей помирал, и тогда нянечка с наколкой уносила его восвояси.
Катерина не знала, что находится снаружи дома, но порой ей удавалось дотянуться до окошка и разглядеть голубоватый луг и прудик.
С каждым днем детей в зале становилось все больше и больше, и, однажды, проснувшись, Катерина поняла, что не может двинуть ни рукой, ни ногой, до того сильно ее зажало телами сестер и братьев. Стало очень тесно и душно. А все же весело.
«А-а-а-а! — закричала Катерина, — заберите меня отсюда!»
И тут же ее желание исполнилось. Откуда ни возьмись возникла нянечка с наколкой и выволокла ее наружу. Впервые Катерина оказалась за дверью зала.
— Нянечка, — спросила Катерина, — а где я теперь буду жить?
— Живи где хочешь, — ответила нянечка и ушла.
Катерина стала разглядывать дом снаружи. Это был большой зеленый цилиндр с маленькими окошками и единственной железной дверцей. Катерина рванулась было назад, в зал, но тотчас передумала и повернула к желтой тропинке, которая вела ее, вела и вывела к васильковому лугу. Посреди луга Катерина увидела прудик, а в прудике — большущего осьминога. Осьминог не разговаривал. Катерина тоже. Так они просидели час, а может, и больше.
— А что ты здесь делаешь? — наконец спросила Катерина.
— Осьминожу, — ответил осьминог.
После этих слов он скрылся под водой и больше не выныривал. Тогда Катерина пошла дальше по лугу — туда, где стояли маленькие деревья. За деревьями почему-то оказалась стенка. Катерина постучала в стенку кулаком, и тогда из нее вытянулась длинная волосатая рука, схватила девочку за плечико и дернула. И через секунду Катерина оказалась по ту сторону стенки.
По ту сторону стенки, оказывается, росла вширь большущая комната, в которой на полу валялись какие-то шнуры, катались на колесиках странные аппараты и семенили туда-сюда дяди и тетечки. Под потолком висел большой экран, а на экране Катерина увидела тот самый зал, в котором она выросла. Дети в зале цеплялись друг за друга пальцами и громко визжали. А старшие девочки утомленно фыркали. Тут зашла нянечка с наколкой с большой кастрюлей в руках. Дети тотчас замолкли и побежали к кастрюле, на ходу вытаскивая деревянные ложки из-за пазух. Так что всем стало весело.
Катерина нащупала и свою ложечку и поняла, что проголодалась. Она дотронулась до длинной волосатой руки и сказала: «Хочу есть».
У руки оказалось еще и туловище, и ноги, и даже голова. На голове росли рыжие волосы, рыжая борода и двигалось лицо. В общем, это был самый обычный дяденька. Дяденька сказал:
— А вот ты сделай что-нибудь интересное, и тогда мы тебя накормим.
— Я прочитаю стишок, — сказала Катерина и вытянулась в струнку.
Тут же в зале поднялась суета, и к девочке подъехал загадочный аппарат на колесиках.
Катерина начала:
В избушке темной и глухой
Жил Страхолюдина плохой.
Он брал топор, и молоток,
И ниток шерстяной моток,
Кухонный нож, змеиный яд,
Наряд пленительных наяд,
Набор серебряных колец
И долго шел на Тот Конец.
Придя на дикий бережок,
Брал Страхолюдина рожок
И дул, пока со всех сторон
Не прилетало сто ворон.
Потом они, собравшись в круг
Соединеньем крыл и рук,
Плясали польку и трепак,
Пока неопытный рыбак
Не набредал на их кутеж.
«Теперь, детина, не уйдешь!» —
Так Страхолюдина кричал
И, сев на маленький причал,
Брал свой топор и молоток,
И ниток шерстяной моток,
Кухонный нож, змеиный яд,
Наряд пленительных наяд,
Набор серебряных колец…
Вжик-вжик, и рыбаку конец.
А сто ворон
— кар-кар, вир-вир! —
Кружили, предвкушая пир…