– Достигли, – глухо отозвался Зиверс. – Скажи, Фридрих, где мы просчитались? Почему все пошло наперекосяк? Почему мы, взрастившие и СС, и «Аненербе», в конце концов оказались не у дел?

– Понимаешь, Вольфрам, – многозначительно произнес Хильшер, – некоторые личности, которым мы всецело доверяли, поставили свои амбиции и мелкие сиюминутные выгоды выше наших духовных идеалов, выше поиска истинных сакральных знаний. Падать, Вольфрам, всегда легче, чем подниматься! Создавая черный орден СС, мы смотрели в будущее сквозь века и тысячелетия, – высокопарно произнес профессор. – В нем должны были пестоваться новые повелители мира – элита Тысячелетнего Рейха! Рыцари без страха и упрека! Старый Виллигут, Герман Вирт, да и я тоже, – без ложной скромности заявил Фридрих, – поделились с ними самым сокровенным – Истинной Верой и Истинной Религией, очищенной от шелухи христианских догм и добродетелей! Мы возродили из небытия тысячелетий древние обряды наших Истинных Богов, сдули вековую пыль с традиций нордической расы… Мы породили не только СС, мы породили и сам Рейх… А он, как и всякая бюрократическая машина, склонен упрощать идеи, не наблюдая за деревьями леса… Мы также породили и самого фюрера… Но, – Хильшер виновато развел руками, – сознание, закуклившееся в жестком коконе нацистских убеждений, не может охватить полноценной картины мира. Шикльгрубер был склонен считать себя не менее чем новым мессией, пришедшим спасти германскую расу. Мания величия свела его с ума… Но он был сильным медиумом – этого у него не отнять. Он, как никто, умел чувствовать толпу, ее настроение, тайные желания и страсти. Он просто гипнотизировал массы, как удав кролика перед обедом! А если бы он еще обладал этими знаниями… – Хильшер хлопнул ладонью по потертой коже фолианта. – Не знаю, сумеем ли мы найти подобного проводника в будущем, – с сомнением покачал головой профессор. – Ах, какой был размах! – поцокал языком Фридрих. – И ведь все могло пойти по-другому. Ладно, ближе к делу! Нам нужно немного подождать…

– Чего ждать?

– Для начала дождемся охранника.

Наконец щелкнул отпираемый надзирателем тугой замок и на пороге возник толстый коротышка.

– Завтракать буде… – коротышка запнулся, на мгновение встретившись с ледяным взглядом Хильшера. А через секунду его маленькие поросячьи глазки уже бегали из стороны в сторону, пытаясь понять, куда делся узник. Он хорошо помнил, как накануне вечером провел в камеру посетителя, но заключенного он никуда не выводил. Он должен быть здесь… Если только… Левая щека толстяка забилась в нервном тике, когда он заглянул под кровать, а потом за низенькую перегородку параши. Арестанта не было в камере!

– Где… Где Зиверс?! Куда он мог подеваться, черт возьми? – неожиданно тонким голосом пискнул надзиратель, пятясь к дверному проему.

Профессор удовлетворенно наблюдал, как надзиратель старательно ищет «пропажу», не замечая Зиверса, удивленно стоящего прямо в центре камеры.

– Смотри мне в глаза! – приказал надзирателю Хильшер.

Смотритель остановился, словно натолкнулся на стену. Застыл, не мигая глядя в глаза профессора.

– Приведи из соседней камеры Адольфа Фогеля. Его сегодня не должны допрашивать?

– Нет.

– Веди! После этого забудь, что ты его приводил.

Надзиратель безропотно выполнил распоряжение, через несколько минут в камере Зиверса появился еще один арестант.

– Какого дьявола вам от меня нужно! – возмущался Адольф. – Оставьте меня в покое…

– Молчать, – мягко произнес Фридрих.

Он подошел к Фогелю и провел пальцами по его лицу, нашептывая при этом на ухо Адольфу что-то чуть слышное.

– Зиверс! – неожиданно расплылся в глупой улыбке надзиратель, «узнавая» в Фогеле потерянного узника. – Как я тебя сразу не заметил?

– Да я все время здесь! – возмутился «Зиверс». – Я бы с удовольствием свалил отсюда куда подальше…

– Да-да, я понимаю, – притворно посочувствовал арестанту надзиратель. – Вас ведь сегодня… – Слуга закона замялся, не зная, как озвучить сей прискорбный для преступника факт.

– Ты хотел сказать, что меня сегодня повесят? – ощерился лже-Вольфрам. – Я уже привык к этой мысли… Гори оно все зеленым огнем!

Пока Фогель переругивался с надзирателем, Хильшер вывел из камеры до сих пор пребывающего в ступоре Зиверса. Миновав все посты охраны – никто не обращал внимания на двух странных людей, спокойно прогуливающихся по одной из самых охраняемых тюрем мира, – Хильшер посадил Вольфрама в автомобиль.

– Домой! – произнес он, и бессловесный водитель умчал бывшего арестанта в неизвестном направлении.

Сам же Хильшер вернулся обратно в камеру ученика. Он едва не опоздал – возле камеры Фридрих столкнулся с мрачным комендантом тюрьмы, скупо кивнувшим в ответ на приветствие профессора. Внутрь они зашли вместе. Хильшер все-таки немного побаивался – он сомневался: все ли он сделал правильно. Но его сомнения оказались напрасными – комендант тоже «узнал» арестанта.

– Вольфрам Зиверс, – невозмутимо произнес он, но по подрагивающим пальцам рук было заметно, какими усилиями дается ему эта показная невозмутимость. – Вам пора.

– Мне разрешено проводить Зиверса до эшафота, – официально заявил Хильшер.

– У вас есть соответствующее разрешение? – бесстрастно поинтересовался комендант.

– Извольте. – Профессор протянул ему удостоверенный большой гербовой печатью документ.

Комендант быстро пробежался по нему глазами и согласно кивнул.

– Следуйте за мной!

Хильшер вышел из камеры вслед за комендантом тюрьмы, а «Зиверса» остановили на пороге вооруженные охранники, прибывшие вместе с комендантом.

– Лицом к стене! Руки за спину! – рявкнул один из них.

Фогель послушно отвернулся. Охранник запер разгромленную камеру, а затем хлопнул «Вольфрама» по плечу:

– Вперед!

«Штандартенфюрер» шел по тускло освещенному коридору навстречу смерти. Он наслаждался каждым мгновением, оставшимся ему в этой жизни. На его губах играла загадочная улыбка. Он не боялся предстоящей казни. Так же без страха он взошел на эшафот и замер с гордо поднятой головой.

Внутри Хильшера все пело и ликовало: методика внушения, полученная из глубины веков, поражала воображение! Никто из присутствующих на казни не заподозрил подмену. Ни один гипнотизер в мире, даже пресловутый польский еврей Мессинг, сбежавший от Гитлера в Россию, не смог бы провернуть такого!

– Вольфрам Зиверс, – прозвучал сухой голос председателя, – Международным военным трибуналом вы приговариваетесь к высшей мере наказания…

С отсутствующим выражением лица Зиверс-Фогель выслушал весь список преступлений, монотонно зачитываемый председателем трибунала. Игнорировал палача, деловито накинувшего мешок на его голову, а затем затянувшего на шее грубую пеньковую петлю.

– Приговор привести в исполнение!

С грохотом провалилась вниз дощатая крышка люка. Обреченное человеческое тело забилось в петле, словно большая рыбина, выдернутая из родной стихии умелым рыболовом. Легкие обожгло нехваткой кислорода, а мелкие сосуды в глазных яблоках лопнули, заливая белок кровью. Язык вывалился наружу и посинел. Хрупнули шейные позвонки, прекращая агонию. Через несколько минут бездыханное тело вынули из петли и положили на носилки. Присутствующий врач констатировал смерть и закрыл тело простыней. Переговорив о чем-то с председателем трибунала, Хильшер подошел к носилкам. Откинув материю, профессор закрыл мертвецу глаза и тихо прошептал:

– Прости, Фогель, это, как говорят американцы, бизнес, ничего личного!

30.11.1970 г.

Чили.

Благотворительный приют для душевнобольных.

Сумрачный коридор лечебницы наполняла едкая вонь хлорки и тяжелый запах человеческих нечистот. За обшарпанной дверью палаты с маленьким прозрачным окошком, забранным мелкоячеистой сетью, бесновался тощий нескладный субъект, изрыгая проклятия направо и налево. Пузырящаяся на губах пена и безумный взгляд обитателя палаты говорили о его полной невменяемости. Импозантный мужчина в возрасте не обращал внимания на истошные крики сумасшедшего – такие больные его не интересовали. Мужчина скользнул равнодушным взглядом по исходящему пеной шизофренику и неспешно продолжил свой путь по дурнопахнущему мрачному коридору. Под его добротными туфлями, начищенными до зеркального блеска, жалобно поскрипывали рассохшиеся половые рейки, которые уже давно стоило бы перестелить. По мутным стеклам запыленных лампочных плафонов, давно обгаженных изнутри полчищами неистребимых тараканов, лениво ползали жирные туалетные мухи. Но мужчину мало трогали разруха и грязь, царившие внутри этого богоугодного заведения, – на своем веку он видел места и похуже. Погруженный в собственные мысли, он не заметил, как его нагнал сзади сотрудник лечебницы – сухопарый пожилой врач в накинутом на плечи белом, не первой свежести халате. Поравнявшись с мужчиной, медработник вежливо взял его под руку.