– Это ты зря! Мама как раз может обрадоваться, что я «так удачно вписываюсь в новую жизнь». А вот папа… Да, пожалуй, лучше предкам не знать.

– Это точно! – согласились все.

– А кстати, может, нам с Максом посоветоваться? – обратилась ко мне Матильда.

– Кто это Макс? – сразу спросил Костя.

– Да парень один из нашего класса, уже два года торгует сигаретами, пивом и вообще всем на свете. Он на этом деле собаку съел.

– Ни в коем случае! – возразил Митя.

– Почему?

– Во-первых, зачем ему плодить конкурентов? А во-вторых, кто может гарантировать, что он будет молчать?

– Твоя правда.

– Зачем нам чьи-то советы? У нас у самих головы на плечах. Даже если мы наделаем ошибок, что ж, будем учиться на собственном опыте. Короче, мы завтра едем в Ясенево?

– Едем!

– Ой, – вспомнила я, – у нас же завтра карате!

– Жаль, не хочется откладывать… Девочки, а вы не обидитесь, если завтра мы с Костей одни поедем?

– Нет, не обидимся, – решительно сказала я.

– Ладно, завтра вечером созвонимся!

На том и расстались.

– Смотри! – воскликнула Мотька, когда мы вошли в наш двор. – Какой «мерс»!

Действительно, у нашего подъезда стоял серебристый «Мерседес», из которого только что вылез молодой человек в длинном черном пальто. При виде его мы с Мотькой просто остолбенели. Он был так ослепительно красив, что хоть сейчас в Голливуд. Темные, с ранней проседью волосы, смуглое лицо и большие зеленые глаза.

– Кто это? – потрясенно прошептала Мотька.

– Понятия не имею!

Красавец что-то сказал шоферу и, небрежно держа «дипломат», направился в подъезд. Машина уехала.

– Пошли бабок спросим! – сообразила Матильда и решительно направилась к старушкам на лавочке.

– Здрасьте! – сказала она. – Это что за тип приехал?

– Не к нам? – поддержала я подружку.

– Да нет, не к вам! Это новый жилец! На пятом этаже квартиру купил. Как раз под вами. Натерпитесь еще! Он какой-то ремонт затевает, все ломать будет, еврейский называется!

– Что? – изумились мы.

– Еврейский ремонт, это когда все ломают!

– Да не еврейский, а европейский, евроремонт! – сообразили мы.

– Какая разница, все одно неприятностей от таких жильцов не оберешься. Еще стрелять, не дай бог, начнут или, того чище, взрывчатку подкинут!

– А он кто?

– Банкир! Чтоб им всем пусто было!

– А что он вам плохого сделал? – сразу вскинулась Матильда.

– Погодите, вы еще не так запоете, когда он полдома сломает! Это ж сколько народу ограбить надо, чтобы в такую хоромину одному въехать! Вот твой дедушка, его весь мир знает, а сколько вас в этой квартире живет?! А он один туда въезжать собирается! Дармоед!

– Да ладно вам, бабы, – одернула подруг одна из старушек. – Мы тут сидим целыми днями, а такого соколика давно не видали! Уж до чего красив! Кажется, сроду таких не встречала! Аж сердце заныло!

– Да ты, Егоровна, никак влюбилась? – засмеялись бабки.

– Куда уж мне влюбляться, а все одно – глазу приятно. Верно, девчонки? – обратилась она к нам.

– Верно! – подхватила Мотька.

– Моть, пошли к нам? – предложила я.

– Нет, мне домой надо, дел много! До завтра, подружка!

– Ладно, пока! Созвонимся.

Открыв дверь, я увидела стоящих в передней маму и… красавца банкира. Они разговаривали как старые добрые знакомые.

– Вот, Феликс, познакомьтесь с моей дочерью, Асей.

– У вас такая взрослая дочь? – поразился банкир.

– Асенька, это Феликс Михайлович, наш новый сосед и, как выяснилось, старый знакомый.

– Очень приятно, – смущенно пробормотала я. От его красоты захватывало дух.

– Мне тоже очень приятно! Я горячий поклонник вашей мамы… таланта вашей мамы, – поправился он, а мама почему-то покраснела. – Я вот зашел по-соседски предупредить и заранее извиниться за беспокойство, которое невольно причиню своим ремонтом, и вдруг встретил знакомую…

– Феликс Михайлович, вернее его банк, спонсор нашего театра, – поспешила пояснить мама.

– Что ж, Наталья Игоревна, мне пора, но я страшно рад нашему соседству! Всего вам доброго!

И он ушел.

– Аська, ты чего стоишь как столб, не раздеваешься? Это тебя красота Феликса так потрясла?

– Мама, какой он…

– Красивый, ничего не скажешь. И хорошо воспитан, что странно. Обычно эти «новые русские» воспитанием не блещут. Что-то ты сегодня поздно?

– Да мы с Матильдой к Мите заходили.

– Вот и хорошо, а то нечего на Феликса заглядываться! Рано еще!

Все-таки взрослые ничего не понимают в воспитании: стоило маме это сказать, как все мои мысли сразу сосредоточились на новом соседе. Не то чтобы я в него влюбилась, нет, но мне захотелось побольше о нем узнать.

Но, как любит говорить Матильда, я знаю жизнь и понимаю, что нельзя никого ни о чем спрашивать и никому ни слова говорить. Даже Матильде. Пусть это будет моя первая тайна, только моя.

– Ася, иди обедать! – позвала мама.

– А тети Липы нет?

– Она ушла к врачу, у нее зубы болят. Да, кстати, Аська, тут Ненорма приходила, нашлись ее картины!

– Вот здорово!

– Ей их пока не отдали, они нужны…

– Как вещдоки? – догадалась я.

– Вот именно, как вещдоки, но потом обещают отдать. Вот, принесла тебе коробку конфет, в благодарность, так сказать!

– Ничего себе благодарность, коробочка-то малюсенькая. Лучше бы бутылку-другую!

– Ася, что ты несешь! – ужаснулась мама.

– Бутылку-другую спрайта или кока-колы!

– Вот еще, незачем пить эту отраву!

Это вечный наш с мамой спор. Она считает, что пить все эти напитки вредно, и никогда их не покупает. Естественно, все карманные деньги я трачу именно на них. Папа называет это «эффект запретного плода».

Вечером, за ужином, папа вдруг обратился ко мне:

– Слушай, Аська, мне нужна твоя дедукция!

– В каком смысле?

– В прямом! У нас на работе вор завелся! Да не вор даже, а мелкий воришка, но все равно противно!

– А что у тебя пропало? – живо заинтересовалась я.

– Да пустяк, зажигалка «Зиппо», но это мамин подарок, мне ее жаль.

– А ты не мог ее сам где-то посеять?

– Теоретически, конечно, мог, но ты же знаешь: я обычно ничего не теряю. Но если бы это была первая пропажа, я бы винил только себя. Однако беда в том, что у Маргариты пропал роскошный органайзер, а это ведь не зажигалка, в карман не сунешь. У Владимира Петровича пропали пудра и колготки.

– Что? – удивилась я.

Папа расхохотался.

– Звучит и вправду нелепо, но он купил жене в подарок. Он всегда начинает заранее покупать к 8 Марта всякую дребедень жене и дочке и хранит на работе. А тут принес еще перчатки, хотел положить к пудре и колготкам, а они – тю-тю!

– У вас есть новенькие? – сразу спросила я.

– В том-то и штука, что нет. Вроде все свои, даже и подозревать некого. А от этого, сама понимаешь, еще хуже. Все уже начинают подозревать друг друга.

– А это началось после твоего возвращения?

– Аська, уж не меня ли ты подозреваешь? – обиделся папа.

– Пока нет, – сурово отвечала я. – Но ты не ответил на мой вопрос.

– К счастью, началось это еще до моего возвращения. Так что я тут ни при чем, гражданин начальник!

– А что еще пропало? Можешь перечислить?

– Ну, все я, пожалуй, и не вспомню, но кое-что… Да, у Толика пропала ручка «Паркер», причем далеко не новая. У Лидочки – деньги, 50 долларов из сумочки. Да, а у Марины Евгеньевны вообще дурацкая пропажа. Она готовится к своему пятидесятилетию и заранее запаслась одноразовой картонной посудой – мисочки, тарелочки, стаканчики. И все это пропало! Может, я потом еще что-то вспомню.

– Пока мне ясно только одно… – начала я.

– Неужели тебе уже что-то ясно? – поразился папа.

– Мне ясно, что это не вор, а воровка!

– Почему?

– Зачем мужчине пудра и колготки? Ты, конечно, скажешь, их можно подарить жене или знакомой девушке! И будешь прав. А вот на картонную посуду может польститься только женщина!