Мы так и сделали.

– Лети, лети! – сказал Юнатан. – Лети, моя Бьянка, через горы Нангиялы в Долину Вишен. Да остерегайся стрел Юсси!

Не знаю, понимали голуби Софии человеческий язык или нет, но мне показалось, что Бьянка понимала. Потому что она приложила клюв к щеке Юнатана, как будто хотела успокоить его, и полетела. В сумерках она белела, так опасно белела! Как легко мог Дудик заметить её, когда она пролетала над стеной!

Но он не заметил. Болтая, он не увидел и не услышал её. Маттиас стоял на карауле и не опустил фонарь.

Увидев, что Бьянка исчезла вдали, я вцепился в Юнатана и стал уговаривать его поскорее вернуться в дом. Но он не хотел идти. Просил меня немного подождать. Вечер был такой прекрасный, а воздух такой прохладный! Так легко дышалось! Видно, ему не хотелось заползать в маленькую душную комнатушку. Как я хорошо понимал его, я, так долго лежавший взаперти на своём кухонном диванчике в городе.

Юнатан сидел на траве, обхватив руками колени, и смотрел вниз, в долину. Он казался совершенно спокойным, как будто собирался просидеть там весь вечер, сколько бы солдат Тенгиля ни сторожило гребень стены.

– Почему ты вздумал сидеть здесь? – спросил я.

– Потому что мне это нравится, мне нравится смотреть на долину в сумерках. Нравится, что прохладный ветерок касается моих щёк. И эти дикие розы, которые пахнут летом…

– И мне тоже всё это нравится, – согласился я.

– И ещё мне нравятся цветы, и трава, и деревья, и луга, и леса, и красивые маленькие озёра, – добавил Юнатан. – Мне нравится, когда солнце встаёт, когда оно садится, когда светит луна и сияют звёзды, и многое другое, чего я сейчас и не припомню.

– И мне всё это тоже нравится, – сказал я.

– Это нравится всем людям, – продолжал Юнатан, – и если им ничего другого не нужно, скажи мне, почему они не могут спокойно любоваться всем этим? Почему должен явиться какой-то Тенгиль и разрушить это?

Что я мог ответить на это? И тогда Юнатан сказал:

– Пошли, нам лучше вернуться в дом!

Но сразу пойти в дом мы не могли. Сначала нам нужно было дождаться сигнала Маттиаса и узнать, где обретается Толстый Дудик.

Стало совсем темно. Мы уже не видели Маттиаса, только свет его фонаря.

– Он поднял фонарь, значит, этот дурацкий Дудик отошёл! – сказал Юнатан. – Быстро в дом!

Но только мы побежали, как фонарь мгновенно опустился, и мы резко остановились. Мы услышали топот скачущих галопом лошадей, потом лошади остановились и кто-то заговорил с Маттиасом.

Юнатан толкнул меня в спину.

– Иди туда! – прошептал он. – Иди к Маттиасу!

Сам Юнатан юркнул в заросли терновника, а я, дрожа от страха, пошёл на свет фонаря.

– Да я только вышел подышать свежим воздухом, – говорил Маттиас, – больно хорошая погода нынче вечером.

– Ишь ты, хорошая погода! – ответил грубый голос. – Разве ты не знаешь, что после захода солнца нельзя выходить? Что это карается смертной казнью?

– До чего же ты строптив, дед! – сказал другой. – Между прочим, где этот мальчишка?

– Да вот он, – ответил Маттиас, потому что я уже подошёл к нему.

И я тут же узнал обоих всадников, потому что это были Ведер и Кадер.

– Уж не собираешься ли ты и нынче ночью отправиться в горы, чтобы полюбоваться лунным светом? – спросил Ведер. – Кстати, как тебя звать-то, плутишка? Ты мне этого так и не сказал.

– Да меня называют просто Сухариком, – ответил я. Это я посмел сказать, ведь этого имени никто не знал, ни Юсси и никто другой, кроме Юнатана, меня и Маттиаса.

– Тоже мне Сухарик! – сказал Кадер. – Послушай-ка, Сухарик, как ты думаешь, зачем мы сюда приехали?

Мне показалось, что ноги у меня подкашиваются. «Чтобы посадить меня в пещеру Катлы, – подумал я. – Видно, они раскаялись в том, что отпустили меня, и теперь пришли забрать». Что я ещё мог подумать?

– Видишь ли, – продолжал Кадер, – мы ездим здесь по вечерам, чтобы проверять, исполняют ли жители приказ Тенгиля. Твоему деду, я смотрю, это трудно понять, так ты растолкуй ему, что вам обоим будет худо, если вы не привыкнете сидеть дома после того, как стемнеет.

– Да не забывай, – встрял Ведер, – что в другой раз тебе это даром не пройдёт, если мы застанем тебя, где тебе быть не положено. Заруби себе это на носу, Сухарик! Умрёт твой дед или нет, нам наплевать. Но ведь ты ещё мал, а вырастешь, захочешь стать солдатом Тенгиля, не так ли?

«Солдатом Тенгиля! – подумал я. – Нет уж, да скорей я умру!» Но вслух я этого не сказал. Я до смерти боялся за Юнатана и не посмел злить их, поэтому вежливо ответил:

– Да, конечно, захочу.

– Хорошо, – сказал Ведер. – Тогда завтра утром спускайся к большой пристани и увидишь Тенгиля, освободителя Долины Терновника. Завтра он переправится через Реку Древних Рек в золотой лодке и причалит к большой пристани.

Сказав это, они собрались уезжать. Но в последний момент Кадер придержал коня.

– Послушай-ка, старик! – крикнул он Маттиасу, который уже направился к дому. – Не видел ли ты красивого молодого парня по имени Львиное Сердце, а?

Я взял Маттиаса за руку и почувствовал, как он задрожал, но он ответил спокойно:

– Не знаю я никакого Львиного Сердца.

– Ага, не знаешь, – сказал Кадер. – Но если ты случайно его встретишь, не забудь, что ждёт того, кто его укрывает или помогает ему. Смертная казнь, запомнишь?

Тут мы вошли в дом, и Маттиас захлопнул дверь.

– Смертная казнь мне за это, смертная казнь мне за то! Больше эти люди ничего придумать не могут, – сказал мой дедушка.

Едва замер стук копыт, как Маттиас снова вышел из дома с фонарём. И тут же вылез из кустов Юнатан, с исцарапанными лицом и руками, но довольный тем, что ничего страшного не случилось и что Бьянка отправилась в полёт над горами.

Потом мы сели ужинать. Потайная дверца в кухне была открыта, чтобы Юнатан в случае опасности мог быстро юркнуть туда.

Но перед ужином мы с Юнатаном пошли в конюшню и покормили лошадей. Как здорово было видеть их опять вместе, Грима и Фьялара! Они стояли рядом, голова к голове. Я подумал, что они, может быть, рассказывали друг другу, что с ними приключилось. Я дал им обоим овса. Юнатан хотел остановить меня, но потом сказал:

– Ну ладно, пусть разок поедят! Но здесь, в Долине Терновника, овёс лошадям больше не дают.

Когда мы вошли в кухню, Маттиас поставил на стол миску с супом.

– Больше у нас ничего нет, да и суп-то одна вода, – сказал он, – но всё же похлебаем горяченького.

Я вспомнил про свой мешок, достал его и вынул оттуда лепёшки и баранину. Юнатан и Маттиас только ахнули, и глаза у них просто засияли. До чего же мне приятно было устроить им целый пир! Я нарезал большие куски баранины, и мы принялись уплетать и суп, и хлеб, и баранину. Долго нам было не до разговоров. Под конец Юнатан сказал:

– Надо же, наелись! Я уже почти забыл, что значит быть сытым.

Я всё больше радовался, что приехал в Долину Терновника, считая, что поступил правильно, как и следовало. Я подробно рассказал обо всём, что случилось со мной после того, как я выехал из дома, кончая тем, как Ведер и Кадер помогли мне попасть в Долину Терновника. Всё это я уже успел рассказать им раньше, но Юнатану хотелось услышать об этом ещё раз. В особенности про Ведера и Кадера. При этом он хохотал так, как я и ожидал от него. И Маттиас тоже смеялся.

– Не больно ушлые люди у Тенгиля, – сказал Маттиас, – хотя сами они считают себя жуткими хитрецами.

– Куда там! – согласился я. – Даже я смог их обмануть. Если бы они только знали, что помогли пробраться в Долину Терновника тому самому младшему братишке, которого так хотели сцапать, и отпустили его на свободу.

Сказав это, я вдруг призадумался. Раньше я не подумал об этом, но теперь спросил: