– Спал! – рявкнул Ведер. – Ты хочешь сказать, что не слыхал, как мы здесь пели и буянили у ночного костра? Не ври давай!
– Может, и слыхал чуть-чуть, как вы пели, – промямлил я, будто вру, чтобы угодить ему.
Ведер и Кадер переглянулись, они поверили, что я спал и ничего не слышал.
Однако толку от этого мне было мало.
– А знаешь ли, что ездить этой дорогой нельзя? Что за это положена смертная казнь? – спросил Ведер.
Я попытался сделать вид, что ничего не знаю ни про смертную казнь, ни про что другое.
– Я просто хотел поглядеть на лунный свет вчера вечером, – пробормотал я.
– И из-за этого рисковал жизнью, лисёнок ты этакий! Где ты живёшь, в Долине Вишен или в Долине Терновника?
– В Долине Терновника.
Ведь Карл Львиное Сердце жил в Долине Вишен, а я скорее согласился бы умереть, чем сказать, кто я такой.
– А кто твои родители? – спросил Ведер.
– Я живу у… у моего дедушки, – ответил я.
– Ну а как его зовут? – продолжал Ведер.
– Я зову его просто дедушкой, – сказал я, прикидываясь дурачком.
– А где он живёт в Долине Терновника?
– В… в маленьком белом доме, – ответил я, решив, что в Долине Терновника дома белые, как и в Долине Вишен.
– Покажешь нам своего деда и свой дом, – прорычал Ведер. – А ну садись в седло!
Мы поехали. И тут над горами Нангиялы взошло солнце. Небо вспыхнуло алым пламенем, и горные вершины засияли. В жизни не видел я ничего прекраснее и величественнее. И если бы я не глядел прямо в спину Кадера и чёрный зад его лошади, я бы, наверно, ликовал. Но сейчас мне было не до того, совсем не до того!
Тропа продолжала изгибаться и виться. Но вскоре она резко пошла вниз. Я понял, что мы приближаемся к Долине Терновника. И всё же, когда она открылась внизу подо мной, освещённая утренним солнцем, я едва поверил своим глазам. Она была такая же прекрасная, как Долина Вишен: маленькие дома и садики, зелёные склоны и заросли цветущего терновника. Целое море терновника. Не зря она называлась Долиной Терновника. Сверху она выглядел странно, словно розовая пена на зелёных волнах.
Но без Ведера и Кадера мне бы не попасть в эту долину. Потому что она вся была обнесена стеной, высокой стеной, которую люди построили по приказу Тенгиля. Ведь он хотел сделать их рабами и держать в вечном заточении. Я знал это, мне об этом рассказывал Юнатан.
Видно, Ведер и Кадер забыли спросить меня, как я выбрался из запертой долины, и я молил Бога, чтобы они не догадались спросить меня об этом. Что я ответил бы им? Как мог человек перебраться через эту стену, да к тому же ещё и с конём?
По всей стене, насколько я мог видеть, ходили люди Тенгиля в чёрных шлемах, с мечами. Ворота также надёжно охранялись. Да, из Долины Вишен, как раз там, где кончалась тропа, в стене были ворота.
Прежде жители свободно ездили из одной долины в другую, а теперь их разделяла стена с запертыми воротами, которые отпирались лишь для людей Тенгиля.
Ведер постучал в ворота мечом. Открылось маленькое окошечко, и верзила-стражник высунул голову.
– Пароль! – заорал он.
Ведер и Кадер шепнули ему на ухо тайный пароль так, чтобы я не мог услышать его. Но они зря старались, я запомнил эти слова: «Вся власть Тенгилю, нашему освободителю!»
Человек в окошке глянул на меня и спросил:
– А этот? Откуда он взялся?
– Да мы нашли этого дурачка в горах, – ответил Кадер. – Но круглым дураком его не назовёшь, раз вчера вечером он проехал в твои ворота. Что ты на это скажешь, главный стражник? Спроси-ка своих людей, как они караулят ворота по вечерам!
Человек в окошке разозлился. Он открыл ворота, но ругался почём зря и не хотел пропустить меня, а только Ведера и Кадера.
– В пещеру Катлы его! – орал он. – Там ему место!
Но Ведер и Кадер стояли на своём, они сказали, что я должен ехать с ними и доказать, что не соврал им. Мол, их долг перед Тенгилем выяснить это.
И вслед за Ведером и Кадером я проехал в ворота.
Я подумал, что если я когда-нибудь ещё увижусь с Юнатаном, то расскажу ему, как Ведер и Кадер помогли мне попасть в Долину Терновника. Вот он посмеётся-то!
Но самому мне было не до смеха. Я знал, что мои дела плохи. Мне предстояло найти белый домик и дедушку, а не то меня упекут в пещеру Катлы.
– Поезжай вперёд и покажи дорогу, – велел Ведер. – Нам нужно поговорить по душам с твоим дедом.
Я пришпорил Фьялара и свернул на тропу, которая шла почти вдоль стены.
Белых домиков здесь было полно, так же как и в Долине Вишен. Но я не осмеливался показать ни на один из них: почём я знал, кто там живёт. Я не смел сказать: «Вот здесь живёт мой дедушка!» А вдруг Ведер и Кадер войдут туда, а там нет ни одного старикашки. Во всяком случае никого, кто захотел бы назваться моим дедушкой.
Да, влип я в историю. Я даже взмок, сидя в седле. Выдумать про дедушку было легко, но теперь-то мне уже не казалось, что я ловко провёл их.
Я видел людей, работавших возле своих домов, но ни один из них не походил на моего придуманного дедушку, и я чувствовал себя всё более несчастным. На людей в Долине Терновника было страшно смотреть. Все они были бледные, исхудавшие и печальные, по крайней мере те, которых я видел, проезжая мимо. Не сравнить с жителями Долины Вишен! Но ведь у нас не было Тенгиля, который заставлял бы нас работать на него и забирал бы всё до последнего.
Я всё ехал и ехал. Ведер и Кадер стали уже терять терпение, а я всё ехал и ехал, словно собирался отправиться на край света.
– Далеко ещё? – спросил Ведер.
– Нет, не очень, – ответил я, сам не зная, что говорю и что делаю. Я уже был напуган до смерти и ждал, что меня бросят в пещеру Катлы.
Но тут случилось чудо. Хотите верьте, хотите нет, только перед белым домиком, почти у самой стены, сидел на скамье старик и кормил голубей. Может, я бы и не решился сделать то, что сделал, если бы не увидел среди сизых голубей одного белоснежного. Только одного!
На глазах у меня выступили слёзы. Таких голубей я видел только у Софии, да ещё однажды на моём окне, давным-давно, в другом мире.
И тут я совершил нечто неслыханное. Соскочил с Фьялара и в два прыжка оказался возле старика. Я бросился ему в объятия, обхватил его за шею и в отчаянии прошептал:
– Помоги мне, спаси меня! Скажи, что ты мой дедушка!
Я дрожал от страха и думал, что он оттолкнёт меня. Но он поглядел на Ведера и Кадера в чёрных шлемах, стоявших позади меня. Зачем ему было врать ради меня, чтобы с риском попасть из-за этого в пещеру Катлы?
Однако он не оттолкнул меня. Он продолжал держать меня в объятиях, и его добрые, ласковые руки казались мне защитой от всякого зла.
– Ах ты, мой малыш! – сказал он громко, чтобы Ведер и Кадер слышали. – Где же ты так долго пропадал? И что ты наделал, проказник, почему тебя привели домой солдаты?
Бедный мой дедушка, как его отлаяли Ведер с Кадером! Они ругались и орали на него за то, что он распустил своих внуков и позволяет им шататься по горам Нангиялы. И велели ему зарубить себе на носу, что скоро у него не останется ни одного внука. Но на этот раз они всё же под конец его простили. И уехали прочь. Скоро их чёрные шлемы превратились на склоне холма в маленькие чёрные точки.
И тут я ударился в слёзы. Я продолжал лежать в объятиях дедушки и не переставая плакал. Ведь такая долгая и тяжёлая ночь наконец кончилась. А мой дедушка всё ещё обнимал меня, слегка покачивая, словно баюкая. И мне хотелось, ах, как мне хотелось, чтобы он был моим настоящим дедушкой. Я попытался сказать ему это, хотя и не переставал плакать.
– Ну конечно, я могу быть тебе дедушкой, – сказал он. – А вообще-то меня зовут Маттиас. А как тебя зовут?
– Карл Льви… – начал было я и замолчал. Неужто я спятил, собрался говорить, как меня зовут, здесь, в Долине Терновника? – Милый дедушка, моё имя секретное, – ответил я. – Зови меня Сухарик!