Литмир - Электронная Библиотека

Мать смотрела в другую сторону, на море.

— Давай пойдем поглядим на Биликена, мама?

— Разве это так необходимо, дорогая?

— Пойдем! Пойдем!

— Послушай, ты успеешь насмотреться на своего Биликена в воскресенье, во время праздничного шествия.

— Но я хочу показать его сейчас Минни.

— А, так Минни еще ни разу не видела Биликена?

— Она еще ни разу не была на карнавале.

— Тогда, конечно, мы его обязательно ей покажем.

Они вышли из машины, и мама что-то сказала шоферу. Потом они направились к воротам, и охранник, улыбаясь и кланяясь, тотчас открыл их.

Конни знала, где живет Биликен, когда не бывает карнавалов.

— Сюда, мама! Сюда!

— Не беги так быстро, детка. Ты уронишь Минни.

Конни промчалась по коридору мимо распахнутых дверей, за которыми сидели склоненные над пишущими машинками люди, и выбежала на окруженный колоннами балкон, откуда открывался вид на парк и море. Посреди балкона сидел, выпятив толстый голый живот, бог карнавала и, улыбаясь, глядел с пьедестала на море, а его огромные уши свисали до самых плеч.

Конни подняла куклу и показала ей божка.

— Ты его видишь, Минни? Это Биликен. Он король карнавала.

Подошла мама и тоже посмотрела. Спустя минуту Конни взглянула на мать. Та отвернулась, закрыла глаза и прижала к губам носовой платок.

— Мама! Тебе плохо?

Мать открыла глаза и улыбнулась, все еще не отнимая платка от лица.

— Нет, дорогая.

Но все же она отошла в сторону и прислонилась к колонне.

На балкон широкими шагами вышел отец.

— Здравствуй, красавица! А где мама?

— Вон она. По-моему, ей плохо.

— Что с тобой, Конча?

— Ничего, все в порядке.

— Вы давно меня ждете?

Мама с улыбкой подошла к ним.

— Мы только что пришли, — сказала она. — Девочка хотела посмотреть на старого Биликена.

Папа взглянул на божка.

— Говорят, я похож на него.

— На этого урода?

— Так ты думаешь, я на него не похож?

— По крайней мере уши у тебя гораздо красивее.

— Как приятно, что тебе нравятся мои уши.

— Нам пора, — сказала мама. — Конни, попрощайся с Биликеном.

— Я не хочу с ним прощаться! Я хочу взять его с собой!

— Пресвятая дева! — воскликнул папа.

— Но это невозможно! — сказала мама.

— Но я хочу! Я хочу взять его домой!

— Послушай, — серьезно сказал папа. — Старый Биликен должен сидеть здесь. Это его работа. А то не будет карнавала.

— Ну и пусть, ну и пусть! Я хочу забрать его с собой!

— Но ты же совсем забыла про Минни, — сказала мама, опускаясь перед ней на корточки. — Она ведь очень ревнива. А две куклы сразу любить нельзя. Если ты хочешь взять домой Биликена, тогда придется выкинуть бедную Минни. Итак, кого ты выбираешь — Минни или Биликена?

— Биликена! Биликена!

И Конни швырнула куклу на пол.

У матери сверкнули глаза, и она ударила девочку по щеке.

— Немедленно подними куклу!

Конни перестала плакать и удивленно уставилась на мать.

Все еще дрожа, мать тоже смотрела на нее, нервно сжимая в руках платок. Отец беспомощно глядел на них обеих.

Мама опять присела на корточки и принялась вытирать ей слезы.

— Не будь такой жадной девочкой, — сказала она. — Тебе ведь на самом деле не нужен Биликен, пока у тебя есть Минни, верно? Ну, а теперь пошли.

Конни позволила увести себя, но все время оборачивалась взглянуть на Биликена. Папа поднял бедную Минни и мрачно шагал за ними.

На следующий день Конни бросила Минни в пруд, а потом побежала домой и сказала маме, что куклу украл вор.

— Посмотри, он у меня еще и браслет украл!

Мама ничего не сказала. Она сидела на веранде в большом плетеном кресле, глядя прямо перед собой, и казалась такой больной, что Конни, собиравшаяся спросить: «А теперь мне дадут Биликена?», вдруг испугалась и посмотрела туда же, куда смотрела мать. Но там ничего не было, только розы, дорожка и железные ворота, у которых, скрестив руки, замер часовой в хаки с пистолетом на боку. Когда-то этот дом стоял в сельской местности, и вокруг него до сих пор зеленели остатки прежних садов и рощ, отделенных теперь от города высокой стеной. По ту сторону стены лепились убогие домишки с нарисованными на дверях крестами — то были голодные тридцатые годы, и говорили, что по ночам по улицам бродят три ведьмы.

Интересно, что же видела мама — ведьм?

Конни перегнулась через ручку кресла и прикоснулась к плечу матери. Мама тут же улыбнулась и посмотрела на Конни.

— Так ты говоришь, плохой человек украл бедняжку Минни?

— Да, мамочка.

— И ты очень испугалась?

— Да, очень.

— Бедненькая! Иди ко мне — никто тебя не обидит.

И мама посадила Конни к себе на колени.

— Что же нам придумать для нашей малышки? Чего ты хочешь — мороженого?

— Нет, мамочка.

— А может быть, мы пойдем в кино, посмотрим Микки-Мауса?

— Да! Да!

— Хорошо. Тогда мы наденем самое нарядное платьице и пойдем в кино, а потом будем есть мороженое.

Конни подождала немножко, но мама не отпускала ее. Обнявшись, они смотрели в глаза друг другу, и все улыбались, улыбались и улыбались, и в конце концов Конни решила, что они играют в игру — кто первый перестанет улыбаться.

Когда тем же вечером Конни залезла в постель, под простыней она нащупала что-то твердое. Там лежала бедняжка Минни — голая, грязная и мокрая. Конни в слезах прибежала к маме.

— Тише, тише, дорогая. Что случилось? — спросила мама.

— Минни! Она там, в моей постельке!

— Но ведь ее украли!

— Нет, она утонула!

— Утонула?

— Да, я сама бросила ее в пруд!

— Значит, ты сказала неправду?

— Да! Да! Я сказала неправду, я лгала, всегда только лгала, лгала! — повторяла Конни, в то время как белый «ягуар» взбирался по скале и россыпь огней Гонконга убегала вниз, а вверху, все еще высоко вверху, последние лучи солнца догорали на стенах монастыря.

Но ложь означала безопасность; она давала кино и мороженое, высокую стену, железные ворота, вооруженную охрану и большой дом, окруженный садом, а по ту сторону стены был ужас: кресты на дверях и три ведьмы, бродящие по ночам.

«Лгала! Лгала! Лгала!» — пел ветер в ее ушах.

Высокая стена вокруг нее рухнула, и сад тоже. И она оказалась по ту сторону стены — одна, пленница своего «ягуара», беглянка в ночи, которую заставляют мчаться наверх к монастырю, чтобы встретить собственную ложь лицом к лицу.

— О, нет! Нет! Нет! — закричала она и круто повернула руль.

Скала качнулась в свете фар, машина, резко развернувшись, покатила вниз, теперь уже навстречу ветру. Огни города тускло мерцали сквозь дымку, а она гнала автомобиль вниз по темному склону, прочь от ужаса.

Когда она подъехала к вокзалу в Кулуне, дымка превратилась в густой туман. Она прошла сквозь туман в ярко освещенное здание вокзала. Купив билет, она поднялась в вагон, и тут же пол дрогнул, донесся свисток паровоза, и стальные колеса со скрежетом покатили по чугунным рельсам. Она подбежала к окну, за которым проплывали клочья пара. Лица на платформе уносились назад, и никто не махал ей на прощание. Покачиваясь, она шла по коридору и чувствовала царившую в вагоне напряженность: казалось, за каждой дверью притаился шпион.

У нее было отдельное купе. Она приспустила шторы, но не стала включать свет. Сидя у окна, она смотрела, как исчезли вдали яркие огни вокзала. Потом вдруг сразу стало темно: они въехали в туманную ночь.

Она сидела в темноте, кутаясь в меха и прижимая сумочку к груди, вслушиваясь в стук колес, который все учащался и наконец слился в ровный гул. С облегчением вздохнув, она забилась в угол и закрыла глаза. Ночь превратилась в рой терпких запахов: пахло сырой землей, скотиной, овощами. Поезд, наверное, шел мимо ферм, плывя в тумане, как длинный поблескивающий угорь. В каком же анекдоте говорилось, что женитьба похожа на поезд? Стараясь вспомнить, она открыла глаза и в страхе выпрямилась.

36
{"b":"175164","o":1}