Машенька родом была из Челябинска. То, что она привлекательна, понятно стало уже годам к двенадцати. Прохожие оборачивались на улице, старшеклассники в кино приглашали, учитель физкультуры все время старался поддержать то на брусьях, то на канате.

Мама, бухгалтер на заводе, вечно задерганная домашними проблемами и пьющим отчимом, в четырнадцать лет отвела Машу в театр-школу моделей. Несколько месяцев занятий, в основном посвященных постановке красивой походки и манящего поворота головы, ну, плюс, разумеется, умению улыбаться томно и загадочно — и вот Маша готова завоевывать мир! Первый портфолио, где она во всей «боевой раскраске» вполне могла бы сойти за восемнадцатилетнюю проститутку, директор модельной школы отправил в столицу своему приятелю и коллеге по бизнесу. Но предложений не последовало. А Маша-то чуть ли не чемоданы уж собрала…

— Все равно переберусь в Москву, — каждый вечер сообщала Маша маме, а та кивала головой и просила только обычную-то школу не бросать.

Долго ли, коротко, подошли выпускные экзамены. Маша заводя, сразу после умиленных слез на последнем звонке, купила билет на поезд в Москву. Разумеется, в один конец. И естественно, с датой отъезда назавтра после выпускного вечера.

— Ты ведь всю ночь спать не будешь, гул ять-то до утра, поди, станете. Как же сразу на поезд-то? — запричитала мама.

— А чтоб праздник не кончался, — объяснила Маша, — чтоб выпускной как проводы отметить.

— Слава богу, не в армию, — вздохнула мама.

— Армия — это на год. А я контрактником буду. За большие деньги, — в юном голосе звучал задор, — пока до генеральши не дослужусь!

— Проституткой станешь, подцепишь что-нибудь. Или того хуже, на наркотики г идешь! Опомнись! Стыдно же! — замахала руками мама.

— Не-е, мам, ты не о том. Если я до сих пор невинность сохранила, то не для того, чтобы под каждого, кто платит, ложиться! Контрактник — это брак по расчету. А при правильном расчете — брак прочный. И долгий.

— А любовь?!

— Что «любовь»? Ты вот по любви и за папу вышла, и за Сашу. Папа через два года к другой умотал, а Саша пьет, как сапожник. Вот она, твоя любовь. Без расчета.

— Саша хороший. Добрый. И не забывай, он тебя на ноги помог поставить. А пьет, потому что жизнь тяжелая. Саша вообще…

— Мам, оставь. Я все понимаю. И ты по любви, и Саша хороший. Но я так не хочу. Я не хочу думать, сколько денег до зарплаты осталось. Не хочу дрожать от страха, что на заводе эти самые копейки еще и задержат. Сокращения бояться не хочу! Я жить хочу, понимаешь, а не существовать!

— Ну, не кипятись, не кипятись!

— Я и не кипячусь. Я — реалист. Я во всех книгах вычитывала, как люди живут. Как надо, чтобы люди жили.

— Ну, в книгах-то распишут…

— Да не в том дело! В них самое важное — способ: люди сами свою жизнь строить должны. А не по накатанной катиться!

— Взрослая! — Мама обняла Машу, потом отстранилась и стала разглядывать, словно не видела дочь каждый день семнадцать лет подряд…

Андрей Петрович Гвоздев был человеком бесспорно талантливым. После Новосибирского института экономики, престижного вуза при Сибирском отделении Академии наук, ему светила стандартная судьба молодого гения — аспирантура, защита. Нищета. С последним Андрей Гвоздев мириться никак не хотел. Шли ранние девяностые, и ему засветил другой путь — в кооперацию. С двумя потенциальными, как и он, лауреатами Нобелевской премии но экономике, Андрей открыл фирму. Начали возить ширпотреб из-за границы. Сначала на себе, потом на наемных челноках, потом цивилизованно, контейнерами. Через два года, накопив прилично денег и разведясь с первой студенческой женой, Андрей предложил друзьям создать банк. Благодаря действительно хорошему образованию, молодости и задору, ребята сколотили на мелкооптовой торговле неплохое состояние. Но дальше заниматься этим было вовсе неинтересно. А вот банк…

— Торговля — сфера арабов и евреев. Мы должны стать либо банкирами, либо промышленниками — что желаете?

Лидер, как всегда, выбрал для мозгового штурма баню. Это было традиционное субботнее «собрание партнеров, а не халявщиков», с той лишь разницей, что ребята собирали деньги с других, а не относили кому-то свои.

— А ничего, что все банкиры как раз евреи? — встрял Костик, вечно ревновавший к Андрееву лидерству.

— Так нет пгоблем, моя бабушка — таки и была наполовину евгейкой, — под ражая национальному акценту, попытался умиротворить друзей Ваня.

Надо было видеть этого «русака» под два метра ростом, с пышными рыжими усами, круглым лицом, голубоглазого и откровенно курносого, чтобы заиметь верное представление о внешности еврея-банкира.

Через год Андрей владел пятьюдесятью одним процентом пакета акций в новом коммерческом банке «Сибирь молодая» и новой женой — рыжеволосой красавицей, без образования, но с бешеным темпераментом и равно изобретательной как в постели, так и в выборе «тряпок». Андрей не сомневался, что юная дива, весьма помогшая ему в коридорах губернаторской администрации, будет верной и надежной женой, да еще и хорошим помощником в бизнесе. Андрей дал кому надо немного денег, и бывшая секретарша вице-губернатора (именно в этом качестве Аня помогла Андрею со товарищи зарегистрировать банк, получить быстро старое здание под реконструкцию, все лицензии, привлечь счета нескольких близких к правительству области компаний) стала заместителем начальника финансового департамента области. Диплом купили в Питере, — от докучливых земляков подальше. Дп и сложнее будет проверить.

Костик, не выдержав постоянного раздражения от собственной ревности, из триумвирата вышел, открыл страховую компанию. Ваня утонул, выпив лишнего перед купанием в холоднющей реке с двумя девицами. Сорок девять процентов акций банка Андрей распределил между нужными людьми из областного правительства, родственниками местного прокурора, начальника ФСБ и председателя областного арбитражного суда. Банк рос как на дрожжах.

Одна беда, Аня начала пить. Родила Андрею сына, покормила полгода и запила. Фигура расползлась, на работе ее ни в грош не ставили, Андрей дома почти не появлялся. Причин забыться с бокалом шампанского оказалось предостаточно.

Первая жена удачно вновь вышла замуж и уехала в Казахстан, оставив Андрею дочь Олю. Мол, твое семя, ты и взращивай. Андрей не возражал. Большая семья — всегда хорошо.

Прошло несколько лет, и Андрей стал часто наведываться в Москву. То в Центробанке надо было что-то согласовать, то с новыми московскими партнерами встретиться. Масштабы Новосибирска становились тесноваты. Пару лет шли переговоры о слиянии нескольких банков в один большой. Столичный, но с уже готовой региональной сетью.

Бывая в Москве, Андрей по вечерам заваливался в какой-нибудь клуб. И выпить, и развлечься. Он сам помаленьку, хоть и видел Анин пример, стал попивать. Стакан виски — это нормально, не страшно, но мог и в «пике уйти». Запить дня на два-три, отключив телефон и просто вынырнув из жизни. Однако чаще — заезжал в ночной клуб, выпивал, играл в бильярд, снимал девчушку попроще и отбывал с ней к себе на квартиру. Понимая, что рано или поздно из Новосибирска надо будет сваливать, Андрей в начале «нулевых», когда цены на квартиры в Москве были еще вменяемые, за сто пятьдесят тысяч долларов купил «трешку» на Кутузовском. Ане на всякий случай про квартиру не говорил, рассказывал, что ночует у друзей.

Как-то раз один из московских партнером попросил Андрея его выручить.

— Дело такое — мне сегодня в ночь прочно надо в Питер. Матвиенко вызвала. А я девчонке своей новой обещал, что мы в «Галерею» сходим. Выручи, сходи за меня.

— А что за девчонка? Мне стыдно-то не Оудет? Я твой вкус знаю — каракатицы и крокодилицы, — Андрей игриво подмигнул.

— Да ладно тебе! Нет, серьезно. Девчонка прикольная. Очень симпатичная. И без предрассудков.