побрела углу навстречу,
где теплеет сумрак печи,
мы сейчас постелем сами
под еловыми часами.
время — кислые иголки,
за горою плачут волки,
и храпит лесная рать.
дай-как, я свечу задую...
ты чего, сынок, задумал?
иль не будешь ночевать?
ОКНО
бредет окно ночное,
бредет сквозь топи звезд,
склоняясь над водою,
звеня о стебли верст.
в окне свет тусклый болен,
свеча бледна сквозь сон.
с бродячих колоколен
летит усталый звон.
в стекле дрожат соборы,
туман грозит перстом,
темно закрыв собою
златой порыв крестов.
бредет окно далеко
с погасшею свечой.
отлит чугунный локон
и детское плечо
ЧАСЫ
темень старела, лилась.
боя старинного власть —
тени пытать на стене,
взмахом устать и стереть
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ДОЖДЬ
теченье улиц деревянных
скорлупы утренних зонтов
несет вдоль стен, где в окнах вянут
невесты, но поют зато.
город туманный и холмистый,
как взгляд индейского вождя,
сам на себя пошел на приступ,
приставив лестницы дождя.
летит пожарная команда
дождь потушить, блестя водой.
под кровлей рухнувшей тумана
лежит раздавленно-младой
ОСЕННЕЕ УТРО
то был бы окон и ветвей
увядший звон, дрожащий выход
и свет вечерних сыновей,
ушедших огненно и тихо.
в стеклянной памяти окна —
дождей размытыми гербами,
когда летит к ветрам одна,
стать далью с скорбными губами
НАЧАЛО ВЕСНЫ
зрачок облокотись
о лестницу лучей
где небом чиркая о крышу
усатый бомбардир
за облаком плечей
кирпичный гнев стены
повиснул и не слышен
и сидя помирала
зима увечных ног
и грохот с крыши изнемог
напомнит око
тяжелой кладкою могил —
сквозь щеку щебет водостока
железной лестницей молил
* * *
вода встречает звук безглавый и рез
ко наглухо молчит.
ей отвечает дождь углами, свой отра
жая жесткий вид.
а там другие дни сменясь другими дня
ми летят по воздуху как кровли с го
лубями.
и молний вынутых отъявленный ответ
листве разрубленной заканчивает
нет.
ей странно быть! еще глаза об утре,
а уж карнизы отрывают день.
и ветер о камень бледнеет и тени зо
вет на порог.
долго кивали ему, пока он очнется от
рек.
здравствуйте! ваше крыло здесь не ва
ше очнулось.
конные встали, о шпорах буянит матрос.
и, сталь узнав, ей стремя вторит, и
даль о сигизмундах спорит.
ей этот вызов мил надбашенного срока,
он время наклонил и дышит одиноко
НАБЕРЕЖНАЯ
как клюв и крылья ночи хмуры
бредущей сгорбленно фигуре!
о, звезд вздымающийся стон!
конь-изваянье над мостом.
о тишину моста разбито
его чугунное копыто.
так каждый шаг ночному небу
и лошадиных звезд воды
домов качает сонный невод,
и тяжелы его ходы
* * *
ждет утро, серея над кровлей,
и окнами меряет ровно
часть страха и чуда, надежды,
где стены не могут тяжелые вежды
поднять
ПРОГУЛКА
инвалид
мадмуазель, я вас слышу,
когда вы там, на крыше.
позвольте старому гвардейцу
в боях израненно надеяться
с вами по ночным карнизам пройтись,
где темные трубы и высь.
а то — один, и вечно слякоть,
и не с кем шпорами позвякать
девушка
пойдемте, добрый старый воин,
возьмите славный ваш костыль!
недвижны звезды, мир спокоен,
и летних кровель жар остыл.
пойдемте тихо и небесно,
смотрите — там в конце луча
стена — кирпичная невеста
слезами звезд блестит к очам.
и ночь железного покроя
себя утешить не велит.
и вьются звуки грозным роем,
и время вычурно звенит
БЕГЛЕЦЫ
тихо холоду скажу
переплыв ветров межу
что по крыше три удара
иль струя кричала пара?
и о сваях грозен сказ
где стонали убивая
будто голову не раз
замечали что живая
нынче кто же? холод строже
сталь детенышей тревожит
и у ног лежала цепь
он недвижен и беззвучен
и мечтали на лице
брови дня за далью тучи
завтра черным полотном
огибая мост и печень
ты все грезишь об одном
но и я как свет беспечен
тихо странствую в дверях
говорю: «рожден из бреда»
предвкушая дымный крах
что несет летя победа
выше колокол нагни!
пусть свирепствует вершина
что втыкает в небо дни
с диким оком армянина
этот холод был неправым
мы клялись устать и лечь
но сверкнувшая орава
упрекнула в небе течь
побежали в страхе тети
голубей крестя узлом
вы меня во сне найдете
резко вспыхнувшем и злом
выше зовы! ниже кудри!
в грудь лесам вонзая высь
стань другим но горе мудрым
что в лесах с дождем лились
будет час — его не будет
холод станет лед и брат
и устало хлынут люди
к тишине осенних врат
* * *
Мария
позвольте снова про любовь!
последний раз с последней крыши.
в моих скрежещет жилах кровь.
вы тем небесней чем я выше.
с железных крыш бросаюсь вниз
потом свои сбираю кости.
меня оплакавший карниз
бредет под дождь ржаветь от злости.
один из тыщи из немногих
он спит клюет орлиным носом
его сквозь дождь недвижны ноги
и струи крыш стучащих косо.
его косматая невеста
звеня власами цвета брани,
из тучи лепит как из теста
рассвет страдальчески-неранний.
тот что держа в когтях добычу
парит чернеющим вопросом
чтоб хищный воплотить обычай
как сей карниз с орлиным носом.
но я, подняв рукой другою,
свой заслоняю сердцем щит.
и дождь разбрызганной ногою
костями топчет и хрустит
ПОЕДИНОК
любая мысль о стекла бьется, как мо
тылек влетая в сон, и черный цвет в
гортань вернется, немою клятвой ослеп
лен.
в ботфортах я стоял и думал, и отра
зился в тот же час: под пистолетным
хладным дулом зеркальный лес увидел
нас.
поляна отошла, слегка губя затишье.
от слова к слову туча пронеслась, и
лошади о нас храпели, чуть услыша,
столетней тишиной шурша о коновязь.
здесь судьбы с полднем расставались,
дымя как звонкое ружье, и в небе пули
оставались делить невинное ничье
МГНОВЕНИЕ
в одной из изб, в одном из окон
напротив неба и лучей
мелькнула прядь, качнулся локон
злато-задумчиво-ничей
шаги неслышно прозвучали,
рука невидимо легла.
прекрасный лик, огонь печали,
к ресницам охнувшая мгла.
что это — солнца блеск на стеклах?
сугроба вывих голубой?
или в сенях столкнулась Фекла
с пугливоокою собой?
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
пишись пишись моя поэма!
ходи бездумное перо!
сижу таинственно и немо
про что писать не зная про
толпятся странные виденья
толпятся странные виде
брожу один средь привидений
крестясь при виде привиде
то вдруг в стекло стучится воздух
то вдруг в стекло стучится воз
открыть окно впуская звезды
впуская воздух и мороз!
то вдруг свеча то вдруг ресницы
то вдруг свеча то вдруг ресни
опять божественное снится
