Я сижу и мучу строчку.

Не выходит, к сожаленью.

А хозяйка мочит бочку.

Вероятно, для соленья.

Столько фруктов — неприлично.

Неприлично, не шучу.

Непривычно, непривычно.

С непривычки — не хочу.

Продается виноград —

Винограду всякий рад.

Я не рада винограду,

Там же косточки подряд.

Продается помидор,

Помидор — чистейший вздор.

Не люблю я помидоры

С малолетства до сих пор!

Продают еще арбуз —

Он один на весь Союз!

Мы с тобою — не верблюды,

Чтоб носить подобный груз.

…Я желаю быть в Москве!

Выхожу себе на дождик.

Сумка в левой, в правой — две.

Это, право же, надежней.

Постою себе часок

За хвостом неторопливым,

И любой тогда кусок

Мне покажется счастливым!

А кавказский рай фруктовый

Доведет нас до сумы!

Мы с тобою — не готовы,

Ни желудки, ни умы.

Ах, зачем, мой милый друг,

Мы поехали на юг?

Небо хмурится и хмурится,

как-то тихо на душе.

А на обед сегодня курица,

она варится уже.

Она варится и варится,

просто полный пал-секам.

И из рук ничто не валится,

а все просится к рукам.

Вот моя фамилья — долгая,

на плечах чудная кладь.

А вот и жизнь, от курса доллара

так зависимая, глядь.

Это только тема Фауста —

«люди гибнут за металл».

Все произведенья августа

праздный дух перечитал.

Будет осень скороспелая,

порастет жилье — быльем.

Где ж ты, курица несмелая?

Где тот ласковый бульон?

И тревога неслужебная

на краю чудного дня.

Моя курица волшебная,

не бросай хоть ты меня,

Моя курица волшебная,

не бросай

меня.

He помню, в каком году,

Не помню, в каком чаду,

Не помню, в каком дыму —

Я с вами была в Крыму.

Привет тебе, виноград!

Вокруг терраски лоза.

Прощай, Москва, Ленинград,

Неласковые глаза.

Там вечная мерзлота.

Пустынная всюду сушь.

Тут вечная простота,

Соцветие наших душ.

Прости-прощай, самолет,

Растаявший вдалеке.

Тут планер, как мотылек,

Лежит на божьей руке.

Сидим в тени шелковиц,

В плечо упершись плечом.

А после падаем ниц

Под золотистым лучом.

И жгучий сок алычи,

И нежный сок помидор.

И дорогие ключи

От наших тесных камор.

Да здравствуешь ты, мой друг!

Да здравствует свежесть уст!

Да здравствует крепость рук!

Да здравствует крепость уз!

Не помню, в каком году

Я с вами была в Крыму,

Друзья мои по письму,

По сердцу и по уму…

О женщина, летающая трудно!

Лицо твое светло, жилище скудно,

На улице темно, но многолюдно,

Ты смотришься в оконное стекло.

О женщина, глядящая тоскливо!

Мужчина нехорош, дитя сопливо…

Часы на кухне тикают сонливо —

Неужто твое время истекло?

О женщина, чьи крылья не жалели!

Они намокли и отяжелели…

Ты тащишь их с натугой, еле-еле,

Ты сбросить хочешь их к его ногам…

Но погоди бросать еще, чудачка, —

Окончится твоя земная спячка,

О погоди, кухарка, нянька, прачка —

Ты полетишь к сладчайшим берегам!

Ты полетишь над домом и над дымом.

Ты полетишь над Прагой и над Римом.

И тот еще окажется счастливым,

Кто издали приметит твой полет…

Пусть в комнатке твоей сегодня душно,

Запомни — ты прекрасна, ты воздушна,

Ты только струям воздуха послушна —

Не бойся, все с тобой произойдет!

Геральдика и героика

Подтаивают во мглах.

Вся жизнь моя — аэротика.

Тела о шести крылах.

Подвешенная над бездною,

Увидела тень свою.

Над бездною разлюбезною

Плыву да еще пою.

Предвижу его, курортника,

Обтянутый свитерок…

Вся жизнь моя — аэротика.

Неси меня, ветерок.

Должно быть, водица мутная

Клубится на самом дне.

Вся маетная, вся ртутная

Колышется жизнь во мне.

От плохонького экспромтика

До плавящей пустоты —

Тащи меня, аэротика, —

Кто же, если не ты?

Я рыпаюсь, а ты раскачивай

На самом крутом краю —

И трать меня, и растрачивай,

Покуда еще пою.