– Не понимаю, почему ты не хочешь жить за городом? Там воздух. Домработница. Ел бы по-человечески. Гулял по живописным окрестностям…
– У меня друзья.
– Значит, у тебя друзья, а я должна пахать, как папа Карло?
– У попа была собака, – отозвался Мика и включил телевизор.
По телевизору передавали «Новости». Мика интересовался текущим моментом. Нога на ноге. Губа на губе. В стране жулик на жулике.
Мака поднялась и пошла к соседке. Унесла раздражение из дома.
Соседка – учительница французского, зарабатывала тем, что пекла торты на заказ. Она придавала тортам нужную форму. Оставались обрезки.
Сели пить чай с обрезками. Они были пропитаны растопленной шоколадной крошкой и ликером.
– Песня… – произнесла Мака. У нее было два слова на все случаи жизни: «песня» и «ссуки»… «Песня» – одобрение. «Ссуки» – возмущение. Два слова. Очень удобно.
– Коман са ва? – спросила соседка по-французски.
– Хочу развестись, – поделилась Мака.
– С кем? – не поняла соседка.
– С мужем.
– Молодую завел? – догадалась соседка.
– Никого он не завел.
– Ты молодого нашла?
– Никого я не нашла. Еще чего.
– Тогда в чем дело?
– Молодой, молодая, – передразнила Мака. – А старые что, не живут?
– Старые доживают, – заметила соседка. – Надо было раньше думать.
– Раньше? Но когда? Дети росли. Им был нужен отец.
– А сейчас не нужен?
– И сейчас нужен, – сказала Мака.
Дочери любили отца и мать по-разному. Умом – мать, от нее больше помощи и поддержки. А сердцем – отца. Между ними пролегала та наивная и нерассуждающая любовь, которая бывает только между близкими людьми.
– Кровь – не вода, – задумчиво проговорила Мака. – Внуки родятся, им понадобится родной дед.
– Я всегда тебе завидовала, – созналась соседка. – Твой муж – красивый, порядочный, сдержанный. Таких сейчас нет. Таких надо в Красную книгу заносить.
– Но я росла, а он нет.
– А кто обеспечивал твой рост? Кто работал по тылу? На фронте громкие победы, а тыл в тени. Твой муж – скромный человек.
Мака переела сладкого. Желудок давил на диафрагму.
– Ладно. Я пойду. – Она поднялась.
– Передай привет Михаилу Евгеньевичу, – велела соседка.
– А кто это, Михаил Евгеньевич? – не поняла Мака.
– Ну, Мика… Кличку какую-то придумали хорошему человеку.
Мака вернулась в свою квартиру.
Мика смотрел «Вести» по второй программе. Нога на ноге. Губа на губе. Лицо такое, как будто он его отлежал и оно онемело.
– Ты тут сдохнешь, никто не узнает, – проговорила Мака.
– Узнают, – не обиделся Мика.
– Но все-таки, почему ты не хочешь переехать на дачу?
– Ты ведь тоже не хочешь…
Мака растерялась. На даче действительно надо что-то делать. Хотя бы дорожки подмести. А он будет сидеть – губа на губе…
По телевизору шла какая-то байда.
За окном – городской шум. Если открыть форточку, шум усилится. А если сидеть при закрытой – душно.
– Отвези меня на дачу, – велела Мака. Она вдруг передумала оставаться.
– Я никуда не поеду. Езжай сама.
– Но я отпустила Сережу.
– Ничего. Возьми такси. Деньги же есть.
– Но я же их не печатаю. Зарабатываю каторжным трудом.
– У попа была собака…
Мака оделась и ушла.
Стояла на обочине. Махала рукой. Ловила такси. Или просто левую машину.
Проезжающие мимо видели немолодую модную тетку с протянутой рукой. Не старуха. Нет. Дама. Она выглядела на десять лет моложе своих лет, но и это много. Машины проезжали мимо – равнодушные, как живые существа.
И снова – ничего не изменилось. Он – у себя. Она едет к себе. Он делает что хочет. И она делает что хочет.
Рано утром позвонила Женя, сестра Мики.
Женя говорила басом. Маке всегда казалось в первую минуту, что это мужик.
– Мака, – прогудела Женя. – Мике плохо. Он мне звонил, прощался.
– Как это? – оторопела Мака.
– Сказал, что еле дошел до туалета. По стенке шел.
Мака бросила трубку.
Она быстро оделась, как пожарник. Буквально за несколько секунд. Не стала вызывать Сережу. Схватила левую машину.
Мика лежал на своей кровати, бледный до зелени. Мака остановилась в дверях.
– В чем дело? – строго спросила Мака. – Ты же только что отдыхал в санатории…
Мика молчал. Ему было трудно говорить. Но Маке необходимо знать все, и она слово за словом вытянула из Мики всю историю болезни.
…Мика с друзьями решили поехать в санаторий «Сосны» и пожить там неделю. Мика должен был предоставить себя и свою машину. Впереди двое, на заднем сиденье – двое: итого четыре человека. Остальные доберутся на машине Рудика Голованова.
Прибудут в «Сосны» в полном составе под звон фанфар.
Выезд в семь утра, чтобы к девяти успеть на завтрак.
Мика проснулся в шесть утра. Его продирал озноб вдоль позвоночника. Мика не поленился и сунул под мышку градусник. Градусник показал 39 и 7. Практически сорок.
Что делать? Можно обзвонить друзей, все объяснить. Но они уже сидят на чемоданах и смотрят на часы. И не поверят. Решат, что Мика просто соскочил с тяжелого мероприятия. Дорога – пятьдесят километров. Кому охота напрягаться…
Мика полежал, глядя в потолок. Подумал: «Ну не умру же я, в конце концов…» Оделся и поехал.
У него оказалось воспаление легких. Но он об этом не догадывался.
Мика прожил в доме отдыха положенную неделю и ни разу не пригласил врача. Он не любил обращаться к врачам. Ненавидел, когда до него дотрагивались. Не верил в медицину.
Он лежал на своей койке, полыхая в огне температуры, и выжидал. Привычная тактика: выжидать. И что поразительно, друзья тоже не пригласили врача. Пили, гудели, кадрили женщин с круглыми попками и даже Мике приволокли подходящую. Но он лежал, не поднимая головы. Организм боролся с болезнью, как дикий барс с Мцыри. Кто победит – неясно.
Неделя прошла как в тумане. Все вернулись обратно. Экипаж в полном составе. Мика – за рулем.
Мика развез всех троих по адресам. Неудобно высадить посреди Москвы. Три разных конца города плюс пробки.
После чего приехал домой – и лег. «Под своды шалаша на лыки. И умер бедный раб у ног непобедимого владыки».
И непобедимый владыка – это дружба. Во имя дружбы готов пожертвовать жизнью. Мика лежал и чувствовал, что все силы покинули его. Видимо, иммунная система сказала: все! И отключилась.
Мика лежал и просил кого-то (неизвестно кого) послать ему легкую смерть, чтобы не мучиться в конце.
В дверях появилась Мака – то ли кошмар, то ли спасение. А скорее всего первое и второе.
Мака всегда была сильная и активная, и Мике хотелось отбежать от нее и спрятаться в норку. Дружба – это тоже норка.
– Как же ты поехал с температурой? – спросила Мака.
– А что я мог сделать?
– Мог остаться дома и вызвать врача.
– Не мог.
– А если бы ты умер в дороге?
Мика пожал плечами. Если бы умер, это была бы уже другая история.
– Друзья называется… Они пользуются тобой, а ты и рад.
Это неправда, но у Мики не было сил возражать. Никто никем не пользуется. Он рад услужить им, а они – ему. Мужская дружба. Каждый вкладывает кусок души, и никто не считает: кто больше.
– А в санатории что, нет врача? – спросила Мака.
– Есть.
– Почему ты не вызвал?
– Думал, пройдет.
Приехала старшая дочь Лиза. Привезла курицу с базара. Мака и Лиза начали вместе варить бульон.
– Ну не козел? – спросила Лиза, имея в виду родного отца. – Класть жизнь на дружбу.
– А на что еще класть? – спросила Мака, пробуя бульон. – Курицей пахнет.
– Но это же курица, не ястреб.
– Не ястреб, точно, – согласилась Мака. – Жрем что попало. Пенициллиновые мутанты.
– Кто? – не поняла Лиза. – Люди или продукты?
– Те и другие.
* * *
