– А вы где сейчас?

– Да так, в одном баре для взрослых.

Услышав это, Юкари еще больше уверилась в том, что он находится как раз в том самом баре «Ниси-Азабу». Это точно было то место, где проигрывали хиты шестидесятых. И уж точно это был тот самый парень с телевидения. Юкари подумала, что она обязательно должна сообщить ему о своей полной готовности на все, даже на его самые экстравагантные выходки.

– Для меня действительно много значит наш сегодняшний сеанс. Вы же знаете, я люблю это.

– Ага, так тебе это нравится?!

– Ну да, конечно. Но я должна вам сказать, не думайте, будто я могу проделывать такие вещи с кем угодно.

– Такие?

– Совершенно верно. Или вы уже забыли?

– Да нет, не забыл… просто было много чего такого. Или ты так не считаешь?

– Не-е-е, конечно было!

Юкари пронзительно захихикала. И, захихикав, отчетливо вспомнила все подробности сегодняшнего сеанса. При этом между ног у нее стало разливаться что-то теплое. Юкари поняла, что успела обмочиться. Ей показалось, что она еще никогда не испытывала такого желания.

Конечно, бывали моменты, когда ей безумно хотелось мужчину. Она желала ощутить в себе восставшую мужскую плоть, это животное, называемое мужчиной… все вместе… Или чего-нибудь еще – она не знала точно. Когда она начала учиться в начальной школе, ее отец был уже достаточно пожилым человеком. Юкари совсем не помнила, чтобы он когда-нибудь гладил ее по голове или брал на руки. Теперь, размышляя об этом, она понимала, что это обусловливалось не холодностью к ней, а только лишь тем, что отец просто потерял веру в себя как в мужчину. Как рассказала ей мать ее сводной сестры, как-то навестившая Юкари, отец долгое время работал в полиции. Потом, когда Юкари только начала учиться, он вышел на пенсию и стал сборщиком дорожных платежей. Юкари много раз видела его на работе, а мать носила ему посреди ночи еду. Его рабочее место напоминало ящик или коробку, а сам отец своими монотонными движениями был похож на большое насекомое, принявшее человеческий облик. Как-то Юкари попалась на краже, и отец очень сурово ее наказал. Но, так как это стало повторяться, он скоро махнул рукой и перестал даже говорить об этом. На первом курсе лицея у Юкари случился выкидыш, и отец тогда заметил, что, должно быть, она сама провоцирует мужчин. И еще прибавил: «Совсем как твоя мать». После этого Юкари стала воображать, как ее мать со своей больной ногой предлагает юнцам переспать с нею. Сама Юкари не форсировала событий в отношениях с парнями. Спать с мужчиной значило совсем другое, нежели его желать. Скорее ей хотелось удостовериться в том, что ее хотят абсолютно все. Для Юкари это не было поводом для уныния, равно как и не служило средством для возбуждения. Впрочем, она и не могла представить себе грусть или тоску, поскольку к жизни относилась с изрядной долей пофигизма.

– А вот до сегодняшнего дня, когда меня имели в задницу, я не испытывала особо отрадных ощущений. Но тут была приятно удивлена. «Пинк Ротор» почти не причиняет боли.

– Даже так?

– У нас есть девушки, которым вставляли вибратор толщиной с руку ребенка. Задний проход после этого выглядит словно вход в пещеру. Кошмар! Смешно, правда?

– С руку ребенка?

– Что?

– Ты, кажется, сказала «с руку ребенка»?

– Ну да. Такие точно есть.

– Ну уж…

– Да точно говорю!

– А ребенка скольки лет?

– Ну, где-то… первоклассника.

Судя по всему, Такаяма слегка обалдел от этого разговора, и Юкари забеспокоилась. Только бы не отключился! Нужно быстренько сказать ему, что она готова на что угодно.

– Вот раньше мне было немножечко больно. А с «Пинк Ротор» никаких проблем. Конечно, потому что вы вводили его так нежно… Мне бы хотелось повторить это. А… вот я вам все это говорю, а вам не расхочется?

– Вовсе нет.

– Тем лучше. Ну так вот, можно будет еще разок, а? Вы трахнете меня, предварительно вставив мне «Пинк Ротор». И вам хорошо, и мне неплохо. Да что там, просто потрясно! Знаете, между вагиной и задним проходом очень тоненькая перегородочка, и я могу ощущать вибрации «Пинк Ротора» и ваши движения тоже, господин Такаяма. Мне правда хочется попробовать еще раз. Я так ждала вашего звонка…

Такаяма тем временем тщетно пытался сообразить, что все это значит.

Он был слегка пьян и позвонил только затем, чтобы поприкалываться. А она, наверно, приняла его за кого-то другого. Задницы, «Пинк Ротор» какой-то… все эти разговоры… Что, эти шлюхи всегда об этом разговаривают?

– А в каком вы сейчас баре?

– Есть тут такой… для… этих… ну, ви-ай-пи, короче.

Такаяма стоял на проспекте Аояма у входа в здание, где располагалось множество баров и забегаловок. Народу было не протолкнуться. Девушка должна была слышать звуки пианино, доносившиеся из одного из питейных заведений. «Она думает, что я нахожусь в баре», – подумал он. Люди устроены так, что достаточно лишь сказать, что находишься в баре, чтобы тебе сразу поверили.

– Я слышу музыку.

– Ну да.

– Я могу подъехать?

– Э-э-э… дело в том, что я сейчас с друзьями… и мы собирались уходить.

– Ах вот как! Так вы уже уходите…

Такаяма очень захотелось увидеть эту девицу. У него давно уже не было женщины. С того самого времени, как его перевели на новое место, девицы, работавшие с ним, не подходили к нему и на пушечный выстрел. «На кой они засунули меня в эту дыру?» – сокрушался про себя Такаяма. К тому же после разговора с этой чокнутой он почувствовал крайнее возбуждение. Сегодня вечером он дал себе зарок не вспоминать о работе, но мысли так и лезли ему в голову. «Подумай лучше об этой девке. С такой, как она, можешь делать все, что захочешь, и никто об этом не узнает».

– Ладно. Ты можешь подъехать через час, куда я укажу? Это в Сибуйя. Обычный бар. Я сейчас скажу тебе номер…

– Я приеду, – ответила девушка. Она описала ему, как будет одета. В трубке что-то взвизгнуло, и послышались гудки отбоя. Такаяма попытался представить себе ее внешний вид и принялся насвистывать. Потом поднялся к себе в контору и зарядил «стенган»[6], хранившийся у него в ящике стола.

Контора, где работал Такаяма, находилась в здании напротив зоомагазина, на бульваре Аояма. Такаяма снимал небольшие мультипликационные фильмы по заказу торговых ассоциаций, а также занимался производством видеоклипов для караоке и рекламных проспектов. Но из-за кризиса экономическая активность заметно снизилась. И в Токио, и в его пригородах число так называемых «events»[7], под которыми подразумевались и концерты камерной музыки, куда приглашались третьеразрядные артисты, и фуршеты по случаю доставки партии божоле нового урожая, и научные форумы, и встречи с учеными, литераторами и звездами телевидения, и выставки-продажи драгоценных камней, гравюр и керамики, и 3D-анимация, резко пошло на убыль. Клипы для караоке больше не записывались на видео, а сразу передавались по каналам спутниковой связи. Добрая половина рекламных компаний была разорена, а те, кто остался на плаву, должны были сократить объем выпускаемой продукции. Организации, где работало более ста человек, почти не имели заказов.

Окончив курс пластического искусства в частном институте, Такаяма около трех лет прозябал в различных дизайнерских студиях, пока его не приняли на работу в фирму, где он стал заниматься устроительством «events». В институте он специализировался по византийскому искусству и индустриальному дизайну, но учебой себя особо не утруждал, предпочитая развлекаться за счет своих родителей.

Такаяма был вторым ребенком в семье. Семья была не из бедных, его родители сколотили состояние на организации бытового обслуживания в провинциальном городке с пятитысячным населением. Отец был законченным невротиком, мать отличалась истеричным и довольно-таки легкомысленным характером. Был также и старший брат, с которым Такаяма не ладил. Брат был очень самоуверенным молодым человеком и любил отрываться, колотя Такаяму чем попало. И если отец всегда вставал на сторону старшего, то на стороне Такаямы неизменно выступала мать. Будучи достаточно образованной женщиной, она заставляла младшего сына слушать симфонии Брамса, приучала его к живописи, показывала репродукции работ Ван Гога. При этом она не переставая повторяла: «Ты ведь не такой, как отец и брат. Когда ты вырастешь, ты создашь прекраснейшие полотна, будешь сочинять гениальную музыку, станешь выдающимся поэтом». Такаяма был уверен, что если бы его родители не были вынуждены жить в этой дыре на берегу Японского моря, то они непременно бы развелись. Не зная, что на самом деле его отец думает о матери, он полагал, что та должна ненавидеть отца, который по сравнению с ней был полным ничтожеством. При этом мать боготворила своего младшего сына. И, когда брат нападал на мать, Такаяма понимал, что тот метит в него.