жить в согласии друг с другом. Но мы никогда не ненавидели друг друга. Теперь мы

находились на съемках нашего фильма в Теннесси. В один из выходных нам нечем было

заняться, и она решила заехать ко мне.

Мы отправились на прогулку на нашем четырехколесном внедорожнике, поехали в одно

из наших владений, местечко, которое мы называем Шэк (рус."барак"). Это

полуразвалившийся дом, по возрасту старее, чем само время. Там повсюду старинное

барахло - ружья, медицинские пузырьки, обувь. Мы с Эмили поднялись по гнилой

лестнице, очень осторожно, держась за руки. На улице начиналась гроза, и казалось, что

ветер принес с собой еще целую кучу сокровищ. На полу были разбросаны пули. Какая-то

вырезка из старой газеты. Ящик для льда (видимо, поднять этовверх ветру оказалось не

по силам).

Потом в углу мы заметили что-то пушистое. Более того, что два пушистых. Сначала нам

показалось, что там два детеныша динозавра. В Шэке все было очень диким, может, здесь

и на самом деле былидинозавры. Или нечто среднее между уткой и енотом. Утки. Помню, когда-то здесь в дымоходе водились хищники или индейки - в общем какие-то большие

птицы. Но это оказались маленькие птенцы! Мы с Эмили долго стояли и смотрели на них.

Конечно, мы с ней не стали сестрами по крови и не приносили клятву о вечной дружбе, но

этот момент стал запоминающимся, не связанным с нашими ссорами на съемках шоу и

фильма. Мы поехали домой, чувствуя на себе свежий воздух, и могу поклясться, что-то в

тот момент между нами изменилось.

Восхождение (The Climb)

Прочитав сценарий к фильму "Ханна Монтана", я почувствовала себя по-настоящему

счастливой. Я не хотела, чтобы он стал всего лишь удлиненной версией одной из серий

шоу. Фильм должен быть более эмоционально насыщенным (и иметь более интересный

сюжет), чем получасовая комедия. Вопреки всем ожиданиям сценарий оказался гораздо

более глубоким - и это было то, на что надеялась я. И теперь мне предстояло подойти к

игре с большей серьезностью.

По мере съемок сериала я все больше превращалась в актера, работающего по системе

Станиславского. Этот метод подразумевает, что ты используешь свой личный опыт, чтобы

в нужное время вызвать у себя определенные эмоции и перенести их на своего героя.

Когда нужно грустить, ты думаешь о том, что расстраивает тебя. Я потому и начала

говорить о Ханне как о настоящем человеке, что я представляла себе ее реальной. Она

вошла в мое сознание. В период съемок фильма, когда Ханна должна была вести себя как

маленький ребенок, я сама вела себя как капризный ребенок, даже приходя домой. Я не

имею ввиду, что прямо закатывала истерику, но была молчалива и рассержена, обдумывая

образ у себя в голове. А потом, когда в фильме Майли снова становилась самой собой,

питалась южной кухней и проводила время со своей бабушкой, я делала то же самое.

Я работала по девять часов в день, я танцевала, пела и играла, но когда ты находишься в

Теннесси, время летит незаметно. Я была дома. Здесь находилась моя семья, бабушка

была со мной целый день, каждый день. Все вокруг казалось очень знакомым, несмотря на

то, что до съемок я была не во всех этих местах. В одной из сцен я сидела посреди

большого поля маргариток, позади меня стояли огромные электрические вентиляторы,

раздувающие на цветы теплый ветер. Если забыть о камерах, прожекторах и

вентиляторах, нахождение там захватывало дух.

Меня напугал момент, когда мы снимались в сцене с Лукасом Тиллем, играющим Тревиса

Броди, в которого по сюжету я была влюблена. Это была сцена, где мы вдвоем идем к

водопаду, и наши герои начинают резвиться, словно они снова маленькие дети. Нам

нужно было спрыгнуть с большой высоты прямо в водоворот в водопаде. А я - ужасный

пловец. К тому же я уже не первый день питаюсь вредной жареной едой. Я чувствовала

себя располневшей и знала, что мокрая майка прилипнет ко всем моим складкам - совсем

не то, что я бы хотела показывать на камеру. Но больше всего я боялась прыжка. Если и

этого не достаточно, скажу, что вода была очень холодная. Ледяная. Черт побери!

Страх - это единственная преграда, мешающая нам заниматься тем, что мы любим

делать. Люди боятся путешествовать, пробовать новое, следовать своим мечтам.

Страх удерживает нас, когда мы можем жить той жизнью, для которой были

рождены.

Лукас выполнил свой прыжок. И теперь он стоял и теребил воду на специальной основе в

водопаде, выжидая, когда я прыгну. Я стояла на самом краю и не могла это сделать. Было

слишком далеко. Я не пробовала воду, но знала, что там очень холодно. Мне казалось, что

я умру. Бедный Лукас стоял там внизу, без рубашки, замерзший и кричащий: «Быстрее!

Ты должна спрыгнуть!» И наконец я сделала это. Там на самом деле оказалось ужасно

холодно. Но вот что! Веселье стоило того. Когда я вылезла из воды, режиссер сказал: «Это

было потрясающе, и твои лодыжки выглядели прекрасно!»

Да, о моих лодыжках. На съемочной площадке они превратились в объект для шуток. Я

говорила режиссеру: «Я не могу одеть эти шорты! Они открывают мои лодыжки», или

что-то вроде этого: «Я не могу есть это жареное тесто, оно окажется у меня на лодыжках».

А режиссер всегда говорил: «Нам нужно попробовать еще раз, но, Боже мой, твои

лодыжки выглядят отлично». Или так: «Прекрасная работа! И я даже не заметил твои

лодыжки». Это как раз то, что я имела ввиду, когда говорила, что стараюсь все направлять

в позитивное русло. «Лодыжки», конечно, доставали меня, но я справлялась с этим в

одиночку. А также, можно заметить, что это довольно забавное слово. В общем мои

лодыжки оказались на экранах камер на фоне прекрасного водопада в моем родном

городе. Бывает и хуже.

А хуже было. Когда мы переехали из Нашвилла, я находилась на самой низшей ступени.

Клуб Анти-Майли - несколько плохих девчонок из школы - испортили мне жизнь.

Разумеется, с тех пор я часто возвращалась в Нашвилл, но на этот раз я приехала сюда как

полноценная кинозвезда. (Ну да, тогда я еще не была звездой кино. Но я находилась на

стадии съемок фильма - в общем близко к этому.) Когда я выступала с The Cheetah Girls, у

меня было чувство, что я доказываю тем девочкам, насколько они не правы. Теперь же

мне не нужно ничего доказывать. Те девочки сейчас вообще ничего не значат. У них нет

силы, чтобы сделать что-либо ни мне, ни Ханне Монтане, теперь сила принадлежит мне.

У меня есть сила заставлять смеяться множество людей. В моем собственном кусочке

мира это победа добра над злом.

Я оставила позади все свои проблемы, связанные с Теннесси, но он по-прежнему

оставался моей родиной. В детстве я не прыгала в ледяные водопады, но тем не менее

возвращение Майли Стюарт в Теннесси - дом Майли Сайрус - это было словно как жизнь

подражает искусству, подражая жизни (как любит говорить мой папа). Это заставляет

меня ходить по кругу, думать о жизни моей героини Майли как о своей и о моей

собственной как о жизни Майли. Ханна Монтана, разумеется, полностью выдумана, но

существует некая нить, связавшая реальное в моем мире и то, как меня воспитывали, пока

я находилась вместе с отцом в музыкальном мире.

В фильме я пою песню, которая называется "The Climb" ("Восхождение"), которая, можно

сказать, объясняет магию значения шоу для меня. Папа всегда говорит, что успех - это