Прииск разрабатывал подземные россыпи. Золотоносные пески залегали не глубоко, в тридцати – пятидесяти метрах от поверхности. Разрабатывались подземным способом, по простой схеме – зимой пески выдавались из шахты на поверхность, складировались в специальные золотоносные отвалы, в зоне промприборов, а летом пески из «отвалов» промывались на этих самых промприборах. Получали шлиховое золото. С точки зрения прииска – это золото чистое. Но, для окончательной доводки, это золото отправляли на специализированные заводы, на «материк».
Георгий поселился на участке в пятницу, первый выход на работу ему определили в понедельник с шести утра – зимой, на подземке, работали по шесть часов, работа организована в круглосуточном режиме, первая смена начиналась в шесть утра, каждая следующая – через шесть часов, и так в четыре смены. А летом нет, по восемь часов три смены и первая смена – с восьми утра. Но, до лета еще дожить надо. У Георгия было время познакомиться с участком, поселком, с начальством, с товарищами по новой работе.
Поселок шестого участка небольшой, несколько домов барачного типа в одну улицу для вольнонаемных, мастеров, инженеров. Начальство жило на главной усадьбе прииска, в Эльгинском. В поселке магазин, где можно было купить хлеб, другие продукты – овощи, фрукты, всякие варения и компоты, все консервированное, но хорошего качества, копченные, разных сортов, колбасы, икра кетовая, та продавалась сколько хочешь, по низким, прямо таки «бросовым», по сравнению с «материком», ценам, масло, сахар в избытке, в общем, Георгий убедился, что да, как и рассказывали, снабжение на Севере отменное. Но нет ничего свежего, ни овощей, ни даже картофеля. В углу магазина, навалом – полушубки, валенки, меховые шапки, унты, меховые сапоги, в общем, чего душа пожелает. Одеться можно во все меховое, вот почему и не так уж страшны эти морозы северянам. Хотя, если за шестьдесят, то иногда такого мороза и птицы не выдерживают. Так, воробей, насидевшись где-нибудь на чердаке у теплой печной трубы, но проголодавшись, вылетает из под крыши обжитого чердака чем-нибудь полакомиться, и камнем падает вниз, мгновенно замерзнув. А человек, выходя из дома, весь кутается в меха, лицо под теплым шарфом, но смотреть-то куда идешь надо, так у него от мороза зрачки мерзнут, он постоянно греет их, прикрывая веками, так, зажмурившись, человек быстро идет, куда ему надо, а придя на место, долго отогревает замерзшие веки. И жмурится, жмурится.
Но это – если температура за шестьдесят.
Георгий, убедившись, что с пропитанием будет все в порядке, решил на вечер взять чего-нибудь выпить, вдруг «нагрянет» кто знакомиться? На севере, говорили ему, с этим просто, без условностей.
– Нет спиртного и не бывает. – Продавец, пожилая женщина, Екатерина Максимовна, Катя, тетя Катя с любопытством разглядывала Георгия. Ясно, поселок небольшой, все уже всё знают. – Какая я вам Екатерина Максимовна, я для вас просто Катя, вы же начальство.
– Можно, я Вас Максимовна звать буду. Что, Максимовна, у вас здесь, на участке, «сухой» закон?
– Да какой там сухой закон, пойди на центр, съезди в Эльгинский и бери, сколько хочешь. На участках не торгуют, нельзя нам, работать надо.
– Понятно. А в Эльгинский как, пешком?
– Ну, зачем же, автобус, сейчас, зимой, два раза. Днем. В двенадцать часов туда, а в четыре обратно. Удобно, уехал – приехал.
– А вино там, водка свободно, без всяких ограничений?
– Тю, милок, забудь ты про эти «деликатесы», нет тут у нас ни вина, ни водки. Спирт, весовой, продаём на вес, да еще и с нагрузкой. Хочешь взять спирту, скажем килограмм, возьми килограмм икры, иначе не дадим. А как же, если я бочку икры открыла, её же распродать надо, скиснет же, вот и распределяем в нагрузку.
– А что, мудро, и закуска хорошая.
– Хорошая, если б не каждый день.
Там же, на участке, с небольшим разрывом, километрах в двух – поселок «зэков», что при лагере. Там живут и уже освободившиеся, не пожелавшие никуда уезжать на старости лет «зэковские» старожилы, и «поселенцы», за хорошую работу и примерное поведение добившиеся права переселится из «зоны» в поселок свободного поселения. Свободное это так, для пущей важности. На самом деле житель такого поселка покидать его не имеет права, даже в участковый магазин сходить нельзя, ходят члены семьи. А если семьи, жены или сожительницы нет, столуются продуктами из лагерного ларька, а какое там снабжение – всем известно. Хотя и там, в этом северном лагерном ларьке, набор продуктов несравненно богаче, чем в таких же ларьках на «материке».
За поселком – сразу начинается и далеко простирается, так, что не охватить одним взглядом – лагерь. Два ряда колючей проволоки и вышки, вышки, вышки…
В середине основного поселка – небольшая контора, с охраной – там касса, там содержится, до отправки в центральную кассу прииска, добытое золото. В конторе небольшой, но вмещает всех проживающих на участке вольнонаемных, красный уголок, где показывает передвижная киноустановка фильмы. Почти каждую неделю что-нибудь показывают. И фильмы совсем не старые – не успела Москва посмотреть, как уж и Север смотрит. Иногда выступает районная самодеятельность. В основном по праздникам. Летом приезжают чаще – все же сезон золотодобычи, нужна «идеологическая» поддержка.
В этом же помещении, с торца, с независимым входом и своей специальной охраной – магазин «Золотоскупка». Этот магазин – уникальное для Советского режима скупочное заведение. Здесь принимали любое золото, где бы сдающий его не приобрел – на старательстве ли, украденное, найденное – происхождение не спрашивали. Принес – сдай. Взвесили – получи деньги. Расценки – чуть выше старательских. У старателей золото принимало предприятие, там существовал долгосрочный договор на добычу и обязательную сдачу золота в кассу предприятия по определенным расценкам. А «Золотоскупка» принимала у всех, кто бы ни принес, происхождение сдаваемого золота никого не интересовало, расценки чуть выше старательских потому, что сделай их ниже – будут или продавать старателям, или золото будут «утекать» за пределы прииска. Доходило до «куръёзных» вещей – участковый засек вора, приходит за ним, а вор выскочил в окно – и бегом в «Золотоскупку». Убежал от участкового, сдал золото и его уже никто трогать не имеет права!
Гениальное было решение – все ворованное и случайно найденное золото оставалось на прииске, значит у государства. Как только ликвидировали «Золотоскупку», так началось воровство, принявшее в течение каких-то десяти лет никем не предсказуемые объемы. Много лет спустя, распутывая с работниками КГБ одно из преступлений, связанное с хищением золота, когда Георгия пригласили для экспертизы, как специалиста, его потрясли цифры «украденного» золота. Полторы тонны! Это же средних размеров Прииск! И это только «изымалось», а сколько исчезало без изъятия? Этих цифр никто не знает и никогда теперь уже не узнает. Вот пример пустого реформаторского «зуда» – ликвидировали за ненадобностью, чтобы не поощрять советского человека в несвойственном его чести и достоинства «стяжательстве». Сократили на прииске десяток штатных единиц, а породили гигантские потери, воровство, создали многочисленные специализированные отделы в милиции, в КГБ, таможне, да и в других подобных органах, сотни людей получили дополнительную «кормушку» за счет бюджета, а ведь «Золотоскупка» работала на полной самоокупаемости! Георгий не успел как следует познакомиться с «Золотоскупкой» – ее закрыли «секретным» постановлением Правительства.
Георгий вернулся в свою комнату, в общежитие, помылся под душем. Это удобно, душевая хоть и одна на всех в общежитии, но она все же есть, и это хорошо, после работы помыться можно.
«Посплю, после всех переживаний, новостей – отдохну, там посмотрим, что делать дальше. Завтра съезжу, пожалуй, в Эльгинский».
Разбудил настойчивый стук в дверь. Георгий быстро надел спортивный костюм, открыл дверь.
– Входите.
На пороге стоял плотного сложения, симпатичный молодой человек, волосы черные, брови черные, глаза «стремительные», вернее не скажешь, подвижный весь, какой-то нетерпеливый.
