Сашины гостьи, постриженные по последней моде и шикарно одетые, насколько я сумел рассмотреть их в эти несколько коротких секунд, обе в золоте и бриликах, имели красивые, холеные и несколько надменные лица. Да-а, следует признать, не было еще в нашем кругу дам столь высокого класса, поэтому при виде них я даже слегка закомплексовал.

Подойдя к стойке, я остановился рядом с коротко постриженной блондинкой с зелеными кошачьими глазами, одетой в тонкий кожаный костюм черного цвета – короткая юбка и безрукавка, все явно заграничного производства. Я открыл было рот, чтобы поздороваться, и вдруг, неожиданно для самого себя, жалостливым голосом говорю Саше, смещая свой говор к украинскому акценту:

– Наляйте, товарыш, стаканчик вина, будте добры. – И лезу в карман, где у меня была сдача, полученная с рубля за выпитый в кафе сок в сумме 76 копеек, причем одними медяками. Саша, сохраняя серьезное выражение лица, тут же включается в игру и говорит мне:

– Бар закрыт, товарищ, у нас сегодня по случаю понедельника выходной.

Чувствует шутку, молодец! Я развел смущенно руками и, кивая на девушек, говорю несколько занудным голосом:

– Ну, вот тут у вас выпивают люди, и мне налейте стакан. – И при этом вываливаю свои медяки на стойку. Зеленоглазая блондинка, оказавшаяся к тому же обладательницей роскошной фигуры, медленно оглядев меня с головы до ног, брезгливо поджимает губы, затем поворачивается и говорит Сашке:

– Ну тут у вас и клиенты!? От него же потом разит!

Она на всякий случай отодвигается от меня подальше вместе со стульчиком-пуфиком.

От стыда я опускаю голову, а от обиды надуваю губы:

– Так я же с работы иду, а не с гулянки, как некоторые! – И про себя решаю – все, теперь придется придуриваться сколько возможно, поэтому тут же продолжил: – Я работаю здесь рядом, на заводе, и в баню мыться, чтоб ты знала, хожу каждую неделю.

Блондинка, хмыкнув на эти слова, отвернулась к подруге и стала что-то ей нашептывать на ухо. Бармен тем временем наливает в стакан «каберне» и ставит его передо мной. До риски в 200 граммов не долил, сволочь, а я ведь свои кровные плачу. Я тянусь за стаканом, рука моя после футбола слегка подрагивает, и в этот момент блондинка, вновь повернув ко мне свое красивое, но слегка искаженное злостью лицо, шипит:

– Давай пей уже, алкаш, и скорее сваливай отсюда!

Я сделал глоток вина и чуть не поперхнулся от ее слов, а в это время бармен, нахальная морда, не поленившись пересчитать медяки, заявляет:

– Тут у вас 44 копейки не хватает, товарищ, у нас «каберне» не ординарное, а марочное.

Я ставлю стакан на стойку и начинаю хлопать себя по единственному карману брюк, в котором кроме ключей от квартиры ничего не звенит, и выкладываю их на стол.

– Нету, – говорю я и, отпив еще глоток, резко отодвигаю ополовиненный стакан от себя. – Возьми это назад, мне и полстакана хватит. А если поверишь в долг, я тебе завтра занесу.

Вино расплескивается из стакана, оставляя на стойке малюсенькие багровые озерца. Заметив это, блондинка не выдерживает:

– Саша, убери этого козла отсюда, он меня уже достал своей простотой.

Тут вторая девушка, брюнетка, говорит, тонко улыбаясь:

– Оставьте человека в покое, вы что, не видите какая у него жизнь? – И спрашивает у меня участливо: – Мужик, у тебя дети есть?

– Есть, – отвечаю я глухим голосом, обидевшись на «козла», – трое.

– И жена, наверное, дура лохматая и страшная, как моя жизнь! – вновь не удержалась чтобы не съязвить блондинка.

– Конечно, дура! – соглашаюсь я, стараясь не расхохотаться. Потом посмотрел на нее внимательно и добавил ехидно: – дура, как и все вы, женщины. А по внешности – так не страшнее тебя!

Я каким-то образом сдержался, не засмеялся, зато бармен и брюнетка прямо покатились со смеху, каждый подумав при этом о чем-то своем.

Брюнетка, находившаяся, очевидно, в добром расположении духа и желая сделать широкий жест, спрашивает меня:

– Мужик, сто грамм выпьешь? Я заплачу.

– Ну, заплати, – говорю, – раз такое дело, я и сто пятьдесят выпью.

Она достает из сумочки и небрежно роняет на стойку три рубля, которые Сашка тут же смахивает в кассу. И что вы думаете? Этот придурок – других слов и не подберу, – напарничек, твою мать! – наливает в стакан чуть больше ста граммов «русской», да еще теплой! А ведь в барном холодильнике, в морозильном отделении, протяни он руку, лежат бутылки с ледяной «Столичной» и «Пшеничной». Ненавижу! Мне даже вдруг в какое-то мгновение захотелось набить ему физиономию. С трудом справившись с собой и избавившись от этого желания, я поднял свой стакан. «За твое здоровье, красавица!» – говорю я брюнетке и выпиваю водку залпом. Проглатываю и с большим трудом удерживаю ее в себе. И во мне нарастает справедливый пролетарский гнев. Против этих, с наглыми холеными рожами, которым – все самое лучшее. Отдышавшись, я приготовился уже было высказаться в адрес каждого из присутствующих, но выхода своему гневу не успеваю дать. Сперва брюнетка спросила участливо:

– А вы, случаем, не торопитесь домой к вашей жене и детям?

– А чего? Я сейчас уже ухожу! – говорю я. Затем, немного успокоившись, обращаюсь к бармену: – А куска хлеба у тебя не найдется, парень? А то водка какая-то колючая, в горле застряла.

Брюнетка понимающе захохотала, а блондинка тут же среагировала и говорит протяжно-презрительно:

– Ну, бля, когда ты уже уе…шься отсюда наконец?

Тут открывается дверь, которая ведет в фойе ресторана, и в бар входит новое действующее лицо – милиционер – работник вневедомственной охраны.

– Саша, ты будешь сдавать сигнализацию? – спрашивает он и при этом медленно обводит всех взглядом. – А то мы собираемся весь ресторан проверить.

Я с безразличием отворачиваю лицо в сторону, чтобы он в мой адрес чего-нибудь случайно не ляпнул, и не раскрыл меня.

– Сейчас, одну минуточку, шеф, и мы покинем помещение, – отозвался Саша преувеличенно бодрым голосом, и милиционер выходит. Девушки, вопросительно поглядев на Сашу, поднимаются со своих мест, а он, нырнув в подсобку, выносит оттуда спортивную сумку, быстро укладывает в нее пару бутылок шампанского, сверху коробку конфет, смахивает туда же с полки несколько пачек «Мальборо» и наша четверка отправляется на выход.

Сашкина машина стоит на обычном месте, прямо у входа в бар. Он запирает двери бара, затем открывает ключом дверцу машины, садится за руль и заводит двигатель. С другой стороны рядом с ним усаживается брюнетка, а блондинка разместилась на заднем сиденье, с комфортом устроившись посредине. Я открываю заднюю дверцу и говорю:

– Звыняйте, товарыш бармен, подбросьте до дому, а то мэнэ сейчас эти мент… милицейские загребут в вытрезвитель. – И добавляю: – Слышь, стриженая, можно к тебе? – И сразу, не дожидаясь ответа, лезу на сиденье рядом с блондинкой.

Та от подобной наглости переменилась в лице, затем повернулась ко мне всем корпусом, подняла обе ноги над сиденьем, явно целясь при этом мне в голову, и как завизжит:

– Пошел вон, педераст вонючий! Саша, скажи же ему! Что тут у вас вообще происходит?

С трудом поймав ее ноги, довольно приятной, кстати, формы, я мягко опустил их себе на колени и захлопнул дверцу. Сашка втыкает первую скорость, и машина трогается с места.

– Подбросим товарища, – говорит он негромко. – А то действительно мусора могут сказать, что это я клиента напоил.

– Тише ты, Томка, – захохотала брюнетка, обернувшись к подруге, уже просто задыхающейся от злости. – Не дергайся, это, видимо, судьба, раз этот мужик все время рядом с тобой.

– Да пошла ты!.. – огрызнулась блондинка и откинулась назад, чтобы высвободить свои ноги, затем отряхнула зачем-то рукой колготки и отодвинулась от меня подальше, забилась в самый угол сиденья.

Прошло минут пять-шесть езды, никто за это время не произнес ни слова.

– Так ты где живешь, как тебя там?.. – небрежно спросил меня водитель.

– Так вот же здесь, сразу за поворотом, – отвечаю я, заметив, что мы подъезжаем к моему дому. – Первый подъезд. А меня Савкой кличут.