А в этот раз я уже не испугалась. Напротив, отчетливо поняла: вот он, метод. Лечь на землю, обнять тело и умереть вместе с ним. Очень честно пройти вдвоем по пути смерти. И потом, когда твоя жизнь окажется сильнее, встать и уйти. Но сначала необходимо умереть с человеком или со своей любовью к нему (если не все так фатально). «Чтобы показать силу своей любви»? Точнее, свое намерение быть вместе. И чтобы освободиться, потому что после того, как ты все-таки не умрешь, остается только начать новую жизнь.

Красные лучи сквозь веки, какой-то паучок щекотно бежит по ноге, и земля еще холодная после ночи.

Встать, запахнуть халат и уйти домой.

Я не нахожу себе места. Слишком поверила, что оно есть, и вот теперь, когда этого места не стало, ни одно другое мне не подходит. В кольце его рук, рядом с ним у монитора, в уголке его рисунков, в его сердце, в его жизни. Очевидный выход – искать себе место не в чужой, а в своей собственной жизни. Но ее пока не существует – без него. Конец весны не означает, что началось лето. Безвременье при восемнадцати градусах тепла, и даже на дождь не хватает энергии. Хотя вчера я видела радугу. Мне позвонили в половине десятого вечера и сказали, что на улице двойная радуга. Я вышла из дома в чем была, но, пока добежала до открытого места, радуга осталась одна, совсем розовая на закате. Это же чудесно. Последний раз, увидев радугу, я загадала: «Чтобы он нашелся живым». А сейчас вот: «Чтобы он любил меня». В обоих случаях я была уверена, что это невозможно. Но зато никто не скажет, что я «даже не попыталась что-нибудь сделать», правда?

Я теперь поняла, почему так люблю знаменитый диалог из «Мюнхгаузена»:

– Скажи мне что-нибудь на прощание.

– Я люблю тебя, Карл!

– Не то!

– Я буду верна тебе, Карл!

– Не надо!

– Они положили сырой порох, Карл! Они хотят помешать тебе, Карл!

– Вот! Завидуйте! У кого еще есть такая женщина?

В сущности, она убила его своей честностью. Ну вышел бы дураком, принял позор и дожил свой век сумасшедшим садовником Мюллером.

И вот мы поменяли роли и разыграли ту же сцену:

– Скажи!

– Ты нужна мне.

– Не то.

– Я хочу тебя.

– Не надо.

– Я полюбил девушку.

– Спасибо.

У кого еще есть такой мужчина, которому хватило бы духу своей честностью уничтожить счастье – сразу, без стыда, без лжи, без боли. Я горжусь им. Из последних сил, правда, потому что мне теперь подниматься и подниматься по бесконечной лестнице – одной.

Они положили сырой порох, Марта.

И что забавно – в детстве я никогда не представляла себя принцессой, а все больше Жюльеном Сорелем, Мюнхгаузеном и Арамисом. Ими и выросла.

Аутотренинг

«Моя любовь во мне, она никуда не исчезает, меняются только объекты. Не нужно к ним привязывать чувство, которое генерирую я сама. Они – всего лишь повод. Есть только я и божественная любовь. А мужчина всего лишь стоит против света, и мне только кажется, что сияние от него. Теперь, когда его нет, любовь все равно осталась, любовь – она вообще, она ни о ком».

Очень позитивно, я считаю. Вот только задыхаюсь каждый раз на словах «его нет», но это пройдет. Так, быстро в лотос и продолжаем:

«Его присутствие не имеет особого значения, есть только я и моя любовь. Ничего не изменилось. Личность моя не разрушена, жизнь продолжается».

На самом деле третью неделю пытаюсь собрать себя по обрывкам. Я так сплела наши жизни, что вот теперь, когда он изъял свою, от моей остались одни ошметки. Где мои интересы, мои амбиции, мои желания? Где Я? Никаких признаков, разве что ноги сейчас затекли у МЕНЯ.

«В моей жизни будут разные мужчины, и каждый из них вызовет новые оттенки любви, так у цветка раскрывается еще один лепесток. А когда он уйдет, это новое останется со мной навсегда, и я стану ярче, восприимчивее, сильнее».

Ага, блин. К шестидесяти годам я буду неотразимо многогранна. Если кто-нибудь захочет на это смотреть.

«Спасибо, милый, за то, что ты был со мной. А сейчас я иду дальше».

Спасибо, милый, за то, что ты был со мной. А сейчас ты с этой своей девушкой, а я сижу тут одна в идиотской позе и пытаюсь найти у себя внутри что-нибудь живое. В пустоте моего сердца должен, просто обязан зародиться какой-нибудь шарик, искра, точка опоры. Любая хрень, за которую я смогу уцепиться.

«Любящий человек каждым днем своей жизни строит небесный Иерусалим, вечный, неразрушимый город, и ни одного камня нельзя забрать из этой постройки, – даже теперь, когда земная любовь закончена. Поэтому не бывает несчастной любви».

Ну ладно, уломала, чертяка языкатая, не бывает. А теперь высморкайся и иди кормить кота.

Нет, мужчины точно инопланетяне. И половые органы у них чудные, и логика нечеловеческая. Он позвонил и сварливо стал выяснять, где я и отчего не хочу с ним общаться. Он. Злится. На меня. Не понимает. Господи, а можно я временно умру, прямо сейчас? Вот здесь вот лягу в уголке тихонечко и денька на три уйду в небытие? Ты мне там все покажешь, кофейку выпьем где-нибудь, пощебечем, а тело мое пусть отдохнет от глобального недоумения, полежит ровненько. Потому что сейчас меня просто корчит. Недавно хвасталась Тине, что мне очень важно сохранить уважение к нему, потому что проще расстаться с человеком, чем с иллюзиями на его счет. И вот последнее отнимают.

Он сказал, что не оставит меня в покое, будет звонить, писать, искать встреч, потому что хочет со мной работать. «Твои письма – это интуитивные тексты, мне такие как раз нужны. Ты удивительный человек, мне нужна твоя точность и острота восприятия, твои эмоции. Мы будем работать в команде и воплощать мои идеи. И ничего еще не кончилось, нам обязательно нужно встретиться...»

А мне хотелось сесть за воображаемый рояль, украденный из «Гранатового браслета», и, точно как Женни Рейтер, сыграть L. van Beethoven. Son. № 2, часть вторая, и чтобы звуки сами собой складывались в слова:

«На хрен, любовь моя, на хрен... Я не хочу встречаться с Тобой и смотреть на Тебя, как жена Штирлица, глазами, полными надежды и немого отчаяния. Я не хочу до крови закусывать губу, глядя, как Ты нежно склоняешься к этому... к этой девушке. Я не хочу.

На хрен, любовь моя, на хрен. Мои письма – это не интуитивные тексты, это полтора месяца такой печали, от которой становишься на десять лет старше и на двадцать лет тупее. Я как кобра, которая приготовилась для броска, а ее огрели лопатой. Она покачивается, утратив точность удара, и промахивается на полметра, вместо того чтобы одним поцелуем добиться своего.

На хрен, любовь моя, на хрен. Это безвыходно: я смогу приблизиться к Тебе, не заливаясь слезами, только когда разлюблю. Но работать вместе мы можем, пока я люблю Тебя и чувствую каждое движение Твоей сумеречной души, Твоего спутанного сознания. Тебе нужны мои эмоции, но именно они не дают мне спокойно заниматься делом.

На хрен, любовь моя, на хрен. Если я перестану любить Тебя, зачем Ты будешь мне нужен? Ты не воплотил ни одного творческого замысла. Каждый раз, когда в Твоей жизни появлялось очередное... очередная девушка, Ты затевал новый проект в соответствии с ее увлечениями: сначала Ты рисуешь картины, потом делаешь репортажи, теперь Ты решил заняться дизайном витрин. А если Ты полюбишь ветеринара и станешь принимать роды у сук, мне что, писать и об этом?

На хрен, любовь моя, на хрен. Я не стану работать с Тобой на Твое будущее – с этим... с этой девушкой. Исключительно из вредности – не стану. Не слишком ли жирно Тебе: счастье в личной жизни и успехи в труде? Выбери что-нибудь одно, потому что у меня-то нет ни того ни другого. Не слишком ли жирно: сохранить и любимую, и любящую? И добрую, и красивую? И рыбку съесть, и любовью заняться? Так вот, эту рыбку Ты не съешь.

На хрен, любовь моя, на хрен. Мы были восхитительно честны друг с другом, поздно теперь обманывать. Я уходила в печали, и только, а если сейчас подвирать по мелочам, то станет больно. А ведь нам наверняка не удержаться, потому что мы все еще хотим друг друга и у Тебя эрекция – даже когда ты слышишь мой голос по телефону.