Из Казани телеграфируют, что лекция не разрешена. На всякий случай я послал туда программу лекции о театре; м<ожет> б<ыть>, успеем устроить. Относительно прений не напишешь ли Ты проф. Ивановскому[594], — у меня нет его адреса, и не помню, как его зовут.

Миленькая Малим, здравствуй, как Ты поживаешь? Письма получил поздно, только 31<-го> вечером, так что Ты напрасно посылала их в Самару, надо было в Уфу, а я остался в Самаре на один день только случайно[596]. В Самаре чтение прошло очень хорошо[597]. Пушкинский дом, где я читал прошлый раз, нынче занят лазаретом, и потому Общ<ество> Народных университетов устраивает лекции в Общественном собрании, у которого свой дом, очень хороший. Зал небольшой, приятный для чтения. Демократической публики меньше, чем тогда, гимназистов не пустили, но было очень много гимназисток. Успех большой, после лекции пришлось прочитать несколько стихотворений. Получил я здесь 150 р. После лекции посидел в ресторане Гранд-Отель с литератором местным Вельским и его женою. Вельский (Кирьяков) — бывший народник, автор книг об отрубах (кажется, называется «Выброшенные на отруба»)[598]. Побеседовали приятно на разные темы. Его жена поговорила по телефону с каким-то инженером, и мне отвели в пассажирском поезде купе I класса. Поехал не с почтовым, который идет откуда-то издалека днем и набит пассажирами, а с пассажирским, у которого 2 вагона I и II кл<асса> составляются в Самаре. Вот потому я и остался на 31 января в Самаре, т<ак> к<ак> этот более удобный поезд идет ночью, а 30<-го> я на него уже не мог успеть попасть. — Телеграмм от Тебя давно не получал, не знаю, что у Тебя случается, что Ты делаешь? Не встречала ли Иванова-Разумника? Я о нем говорил в более культурных центрах, в Ростове и Самаре, в обоих городах его хотят устроить[599]. — Ночью великолепно спал. Утро ясное, солнце, поля под снегом так и блестят. Может быть, сегодня успею приготовить страничку из драмы и бросить ее где-нибудь в ящик, — отдай ее переписчице, пусть сделает 1 экземпляр. — Приеду в Уфу довольно поздно, должно быть, часов в 6 по местному, потому что поезд опаздывает на 3 часа. Но это ничего, потому что на этот раз ехать гораздо удобнее, чем до Самары. — Целую крепко. Куда Ты можешь мне писать, не знаю. Из Нижнего получил телеграмму, что зал снят, а разрешения еще нет. Телеграфирую, как только узнаю.

Здравствуй, как поживаешь? В Уфу доехал очень удобно, хотя с большим опозданием, в 7 часов вечера по уфимскому времени. Хорошо, что этот переезд был удобен, и я в купе достаточно отдохнул. Зал клуба, где я читал, оказался при той же гостинице, Большой Сибирской, где я остановился[600]. Успел начать вовремя. Зал небольшой, хорошо слышно; публики много, и взрослой, и учащейся. Успех очень большой, особенно нравится везде вторая часть[601]. Был губернатор, которого здесь очень хвалят. Устроитель говорит: публика очень довольна. В этом городе я получил больше Бальмонта; ему досталось 120, мне — 280. Цены невысокие, от 50 к. до 2 р. 15 к.[*] После лекции пошли в один из номеров той же гостиницы и устроили беседу, — дюжина местной интеллигенции, журналисты, адвокаты, всё публика довольно старая. — Никак не могут принять любви к России: нас, говорят, долго усыпляли, мы еще носим в себе остатки крепостничества, любить Россию не за что. И вот с такой ерундой пришлось возиться часа два, усмиряя диких людей. Расстались, впрочем, приятно, т<ак> к<ак> и в их среде удалось создать возражателей наиболее диким. Дам было две: жена устроителя и жена одного из интеллигентов; эта кое-что читала из меня и имеет более человеческий склад мысли. — Вечером, перед лекциею, получил Твою телеграмму о перерыве сношений, и телеграмму из Нижнего, что афиши печатаются. Утром телеграфировал Татьяне Николаевне[603]; если она не устроит, вернусь через Вологду, откладывать же неудобно: городов еще много, а времени мало. Остался один Нижний, 9-го, туда и пиши, и телеграфируй: Задара, Большая Покровская, 19, Нижний-Новгород; Пенза отпадает, до поста нет помещений, в Казани не разрешено, полицмейстер сказал: «самим жрать нечего, а они ездят карманы набивать». — Утром пришел ко мне Павел Густав<ович> Тиман[604], рассказал, что у него в Москве большое кинематографическое дело, летом будет Мейерхольд; живет он в Уфе как германский подданный[605], хотя и родился в России и в Германии не жил; жена его чисто-русская, живет в Москве, ведет дело. Просил у меня «Творимую Легенду» за 1500 р. (предложил сначала 1000 р., как Леониду Андрееву за «Екатерину Ивановну»)[606], и еще какие-нибудь две вещи по 1000 р. Если буду в Москве 11 февраля, то надо будет сговориться с г-жою Тиман окончательно; обещает 750 р. при заключении условия, и остальные 750 при сдаче сценария[607]. Что скажешь? Напиши. Если хочешь, приезжай 9-го в Москву; в Нижний не стоит, серо, трудно и дорого; вернуться всегда можно или через Вологду, или через Ново-Сокольники.

Здравствуй, как поживаешь? Вот я начинаю понемногу возвращаться домой. Писем от Тебя получаю совсем мало, вернее, почти ни одного. — Вчера было очень хорошо. Еще днем был у меня редактор местной газеты «Голос Приуралья» А. Туркин, автор книги «Степное», изданной Аверьяновым[609]. Говорил, что большой интерес к лекции. Билеты покупали даже крестьяне; из крестьян здесь есть такие, которые читали «Мелкий бес» и мои стихи. Лекция была в женской гимназии; было тесно и людно, зал довольно большой, но акустика хорошая, было слышно[610]. Остались очень довольны. Один молодой человек даже говорил восторженно, что, прослушав лекцию, он словно искупался в купели, очистился душою. Сбор был 408 р., расходы 150 р., мне осталось 258 р. — Сегодня были у меня трое реалистов, занятные мальчики, и, как водится, один из них еврей. Начинают издавать свой школьный журнал «Первые шаги», показали мне первый лист, — журнал печатается типографским способом, 600 экз. — Народ здесь грубоватый, — это уж за Уралом, Азия, — но добродушный. Зовут еще прочитать у них лекцию. Ждут Бальмонта, — он здесь еще не был. — Ночью сегодня сяду в вагон и поеду в Нижний-Новгород[611]; там буду вечером 7-го февраля; лекция 9-го, из Нижнего уеду утром 10-го в Москву, а если не устроится дело с билетом, то, м<ожет> б<ыть>, прямо из Нижнего через Ярославль и Вологду в Петербург; вообще там видно будет. Хотя следовало бы заехать в Москву, чтобы сговориться с г-жою Тиман о том кинематографическом деле, о котором я Тебе писал вчера[612]. Во всяком случае, через неделю все мои дела с поездкою окончу и буду пробираться домой. — В газетах, которые не все и неисправно до меня доходят, читал объявление о вечере 30 января, и больше ничего не знаю, что и как было[613]. — Есть ли у Тебя деньги? Если мало, телеграфируй в Нижний (Задара, Большая Покровская, 19, Нижний-Новгород), пришлю. Крепко целую.