Мало кто понял значение национализации Ливией иностранных нефтяных компаний в тот же сентябрь. А в апреле кто заметил, как арабы, совершив налет на пограничный израильский городок, вызвали целый ряд событий, приведших к вторжению в Ливан? И Ливан рухнул тогда как страна. Как нация.
Когда наступали редкие периоды затишья в календаре "Уотергейта", Сэм Бейкер заговаривал об этих событиях, пытался расшевелить своих коллег-сенаторов, открыть глаза своим избирателям на близкую и реально существующую опасность. Бессмысленно. Глас вопиющего в пустыне. Средства массовой информации тявкали более двух лет после ухода Никсона, а нация наблюдала, словно зачарованная, в совершенном неведении, как вокруг менялся и мрачнел мир. Средства массовой информации разбирали по косточкам злоупотребление властью Никсоном, и американцам только и оставалось, что бояться потенциального зла, исходившего из ужасного президентского офиса. Сэм Бейкер знал: пройдет еще немало времени, прежде чем Америка почувствует себя вновь уверенно при сильном лидере в президентском кресле.
Шесть лет правления сперва некомпетентного Джеральда Форда, а затем чрезмерно уступчивого Джимми Картера — таково было наследство Никсона.
Когда Сэм Бейкер пришел в Белый дом, он решил придерживаться среднего курса, использовать метод "кнута и пряника", дабы подвигнуть страны континента развивать экономику и демократию. Но вскоре после избрания Бейкера стало ясно, что Кастро полон решимости использовать Никарагуа в качестве плацдарма для дестабилизации в Центральной Америке. А в конечном счете и в Мексике. Это обстоятельство наложило своей отпечаток на большинство принимавшихся Бейкером решений. И единственное, что ему осталось,— война контрас в Никарагуа, уродливая война, квазиправовые обязательства. Но по крайней мере народная милиция Ортеги вынуждена сражаться в собственных горах, а не экспортировать революцию на север, через границу Гондураса. Бейкер пришел в Белый дом как человек с мечтой о мире во всем мире. А оказался пленником кризиса, инструментом для развязывания войны.
Однажды за завтраком он беседовал об этом с Джимми Картером, когда бывший президент посетил Вашингтон. Ланч не был официальным. Картер тогда работал над проектом благоустройства бедных кварталов города. Он был в хорошей форме, худощавый, глаза ясные.
— Что вы думаете? — спросил тогда Сэм Бейкер.
— Мир как ребенок,— отвечал Картер.— Он требует терпения, любви, понимания. Нам не хватает терпения.
— Меня тревожит Никарагуа,— сказал Бейкер,— война делается все ожесточенней. Но если мы ее не остановим, будет новая Куба.
— А вы можете остановить?
— Не знаю. Не люблю строить из себя бога.
— Займитесь «плотницким делом». Хоть ненадолго.
— Это что, расслабляет?
— Бог делал эту работу в бытность человеком,— заметил Картер.
Сэм Бейкер устал строить из себя бога. Устал от своего президентства. Он шатался под его бременем. По опросам общественного мнения в третий и четвертый годы его правления, его популярность упала. Он носился с мыслью уйти после первого срока, как сделал Джонсон. Подобная идея все больше овладевала им.
Но сейчас он оказался в ловушке. Над ним нависло расследование конгресса. Сзади его подпирает Фэллон. И он, Сэм Бейкер, больше не может доверять даже ближайшим соратникам.
ЦРУ в самом деле заразило Мартинеса вирусом СПИДа? Кто отдал приказ стрелять? Никсона в 1973-м подвело его не в меру «усердное» окружение… А окружение его самого, Сэма Бейкера? В раже своем перешло уже рубикон? И тогда с ним будет так же, как с Никсоном? И события пойдут тем же курсом? И на его администрацию падут позор и проклятие Америки. И снова к рулю придет слабое, сонное руководство. Или того хуже: опасный агрессор вроде Терри Фэллона.
Сэм Бейкер рванулся вперед в своем кресле, сцепил пальцы, ткнулся в них лбом. Впервые за много, много дней он молился.
8.00.
Манкузо встал рано. Но в почтовом ящике его уже ждала желтая карточка. Она гласила: "Срочно свяжитесь со мной. Скотт". Когда Манкузо поднялся на третий этаж ФБР, Скотт читал газету и что-то жевал.
— Где, так тебя перетак, ты шлялся прошлой ночью? — спросил Скотт и обтер рукой губы.
— Хм, ты скучал по мне. Вот здорово,— заметил Манкузо. Он уселся на стуле в углу и откачнул его к стенке. Шляпы он не снял.
— Где ты был, ты, сукин сын?
— Смотал в Балтимор повидать больного друга. А что?
— Почему не доложился?
Скотт завернул недоеденный бублик в салфетку и швырнул в корзину для бумаг.
— Тяжелый случай. Слышь, Манкузо, получишь под зад коленкой и вылетишь отсюда к чертовой матери из-за своих штучек.
— Считай, ты предупредил меня.
— Добыл что-нибудь в Кливленде?
— Ничего. Она из кармелиток. Я не мог с ней разговаривать.
— Нашел бы кого, кто умеет разговаривать с этими… монашками.
— Ради всяго святого, Скотти. Она ж монахиня. Всякие там разговоры противны ее религии.
— Дыши глубже.— Скотт свернул газету и отправил ее в корзину вслед за объедками.— Где этот твой чертов Росс?
— А я почем знаю? Верно, летит сюда из Майами.
— Он видел Рамиреса?
— Я что, похож на провидца?
Скотт и вовсе рассвирепел.
— Чтоб тебя вышибли отсюда пинком под зад! И пенсии не дали. Вот чего я хочу больше всего.
— Охотно верю.
— Шесть дней, ребята, вы в деле. А в результате одно дерьмо.— Скотт выплеснул остывший кофе в корзину.
— Результат есть — Петерсен.
— Какой еще Петерсен?
— Тот парень, что убрал Мартинеса.
— Ну и что с ним?
— Загляни в газету.
— Да что с ним, наконец?
— Вчера ночью его труп сожгли в Балтиморе.
— Что?!
— А ты открой свою чертову газету, мать твою…— сказал Манкузо, прекратив раскачивать кресло, и встал.
Скотт скорчил рожу и полез в корзину для бумаг. Он выудил оттуда газету, насквозь промокшую, в пятнах. С нее еще стекал кофе.
Манкузо подошел к столу Скотта.
— Вот здесь,— ткнул он в нижний угол страницы.— Здесь лежит Петерсен. Дерьмо свежеиспеченное.
— Здесь? — скосил глаза Скотт на промокший текст. Затем поднял их на Манкузо.— Откуда ты знаешь, что то был именно Петерсен?
— Я был там. Видел. Сделал ему ручкой на прощанье.
— Ты замешан в этом деле? — Кофе с газеты накапал Скотту на колени.— Мать твою!…— заорал он и вскочил на ноги. Схватил кружку с водой, поставил на свой письменный стол, намочил носовой платок и принялся яростно стирать пятна.
— Хорошо справляешься с работой, как погляжу. Очки тебе нужны, вот что,— заметил Манкузо.
— Убирайся отсюда, подонок!
— С удовольствием!
Не успела за Манкузо закрыться дверь, как Скотт схватился за телефон.
8.50.
Президент принимал американского посла в Париже: им предстояло обсудить немало вопросов. Внезапно в кабинет вошел секретарь и положил на письменный стол президента сложенный листок бумаги. То была записка на почтовой бумаге Лу Бендера, одна строка, написанная ручкой.
ПЕТЕРСЕН УБИТ ВО ВРЕМЯ ПЕРЕСТРЕЛКИ В БАЛТИМОРЕ. ФБР ПОДТВЕРДИЛО.
Президент поднялся.
— Ты извинишь меня, Том?
— Конечно, сэр,— ответил посол. Он не стал ждать рукопожатий. Бендер вошел, как только посол удалился.
— Вот так.— Бендер лучезарно улыбнулся.
— Если это правда, то просто чудо,— сказал президент.
— По меньшей мере.
— Кто знает об этом?
— Никто. Я перекрыл доступ к информации. Можно? — Бендер потянулся к коробке с сигарами, что лежала на книжной полке позади стола президента.
— Как, бог ты мой, они нашли его? — Бейкер не мог скрыть вздох облегчения.
— Хорошая полицейская работа.— Бендер откусил и сплюнул кончик сигары, взял спички из ящика в письменном столе президента.— Какая разница, как они его нашли? Главное — сделали. Мы больше не на крючке. А Истмен выставлен на посмешище.