— Да нет, милый мальчик, — ответил Квадри с обычной слащавостью, — нет, напротив, мне очень приятно… вы прекрасно сделали, что вспомнили обо мне. Я рад всякому, кто приезжает из Италии, хотя бы потому, что он говорит со мной на дивном итальянском языке. — Он взял со стола коробку с сигаретами, заглянул внутрь и, увидев, что осталась всего одна сигарета, со вздохом предложил ее Джулии: — Возьмите, синьора… я не курю, моя жена тоже, поэтому мы всегда забываем, что другие любят покурить… Итак, нравится вам Париж?.. Полагаю, вы приехали сюда не в первый раз?

Значит, подумал Марчелло, Квадри решил завести обычный светский разговор, и ответил за Джулию:

— Нет, мы оба здесь впервые.

В таком случае, — быстро сказал Квадри, — я вам завидую… всегда завидуешь тому, кто впервые попадает в этот красивейший город… к тому же в свадебное путешествие, да еще в это время года, лучшее для Парижа. — Он снова вздохнул и вежливо спросил у Джулии: — А какое впечатление произвел Париж на вас, синьора?

На меня? — переспросила Джулия, глядя не на Квадри, а на мужа. — По правде говоря, у меня еще не было времени увидеть его… мы приехали вчера.

Вы увидите, синьора, город очень красив, поразительно красив, — сказал Квадри с неопределенной интонацией, как бы думая о другом. — И чем дольше вы здесь живете, тем больше вас захватывает его красота. Но вы, синьора, смотрите не только на памятники, пусть ваш муж поводит вас по разным парижским кварталам… жизнь в этом городе отличается поразительным многообразием.

Пока мы мало что видели, — ответила Джулия, кажется, не отдававшая отчета в неискреннем и почти ироническом тоне Квадри. Повернувшись к мужу и коснувшись его руки, она ласково сказала: — Походим по городу, правда, Марчелло?

— Конечно, — ответил Марчелло.

Вам следовало бы, — продолжал Квадри все в том же тоне, — прежде всего узнать французов, это народ симпатичный, умный, свободный и, хотя это отчасти и противоречит обычному представлению, добрый. Вы кого-нибудь знаете в Париже?

— Нет, никого, — ответил Марчелло, — и, боюсь, не узнаем, мы приехали только на неделю.

— Жаль, очень жаль… нельзя по-настоящему оценить страну, если не знать ее жителей.

Париж — город развлечений, не правда ли? — спросила Джулия, которая, казалось, прекрасно чувствовала себя во время этой, похожей на диалог беседы из туристского разговорника. — Мы еще ничего не видели, говорят, здесь столько танцевальных залов и всяких ночных заведений, верно?

Ах да, tabarins, bootes — коробки, как они их здесь называют, — рассеянно сказал профессор. — Монмартр, Монпарнас… мы, говоря по правде, не часто туда ходим… так, иногда по приезде какого-нибудь друга из Италии мы пользуемся его неведением в этом вопросе, чтобы и самим подучиться… однако всегда одно и то же… хотя все сделано с грацией и элегантностью, присущим этому городу. Видите ли, синьора, французы — народ серьезный, очень серьезный… с сильными семейными привязанностями. Возможно, я удивлю вас, если скажу, что большинство парижан никогда и ногой не ступало в bootes. Семья здесь очень важна, еще больше, чем в Италии, и часто французы, добрые католики, лучше итальянцев, их набожность менее формальна, но более содержательна… поэтому неудивительно, что bootes они оставляют нам, иностранцам. Кстати, это прекрасный источник доходов. Париж в большой мере обязан своим процветанием именно bootes и ночной жизни в целом.

Интересно, — сказала Джулия, — я, напротив, думала, что французы много развлекаются по ночам. — Она покраснела и добавила: — Мне рассказывали, что tabarins открыты всю ночь, и там всегда полно народу, как у нас во время карнавала.

Да, — рассеянно подтвердил профессор, — но те, кто туда ходит, по преимуществу иностранцы.

Неважно, — сказала Джулия, — мне бы очень хотелось побывать в кабаре, чтобы похвастаться потом, что я там была.

Дверь открылась, и вошла синьора Квадри, держа в руках поднос с кофейником и кофейными чашками.

Извините меня, — весело сказала она, закрывая дверь ногой, — но французская прислуга не то, что итальянская… сегодня у моей горничной выходной день, и она ушла сразу после завтрака, приходится все делать самим.

В ней действительно есть живость и задор, подумал Марчелло, причем проявляются они неожиданно.

Лина, — растерянно произнес профессор, — синьора Клеричи хотела бы посетить какое-нибудь ночное заведение… что мы можем ей порекомендовать?

О, их столько, вот уж в чем недостатка нет, — весело ответила Лина, разливая кофе по чашкам, при этом отставив ножку, чтобы показать крупную ступню, обутую в туфлю без каблучка, — есть на все вкусы и для любого кошелька. — Она протянула Джулии чашку и добавила небрежно: — Давай сходим с ними, Эдмондо… это будет для тебя случай немного развлечься.

Квадри провел рукой по подбородку, словно хотел погладить бороду, и ответил:

— Конечно, разумеется, почему бы и нет?

Знаете, что мы сделаем? — сказала Лина, подавая кофе Марчелло и мужу. — Поскольку сегодня мы все равно ужинаем не дома, поужинаем вместе в маленьком ресторанчике на правом берегу, он недорогой, но там вкусно кормят, — Le coq au vin[1], а потом после ужина пойдем в одно весьма странное заведение… но синьора Клеричи может быть шокирована.

Джулия засмеялась:

— Меня не так-то легко шокировать.

Это boote, которая называется La cravate noire, "Черный галстук", — объяснила Лина, садясь на диван рядом с Джулией. — Туда ходят несколько необычные личности, — прибавила она, глядя на Джулию и улыбаясь.

— То есть?

Женщины, имеющие своеобразные вкусы… вы увидите… хозяйка и официантки носят смокинги, с черными галстуками… они такие забавные.

А, теперь понимаю, — сказала Джулия, слегка сконфузившись, — но мужчинам там можно бывать?

Этот вопрос рассмешил Лину:

Ну, разумеется… это общественное заведение… там маленький танцевальный зал… просто его содержит женщина, имеющая необычные наклонности, кстати, большая умница, но туда может прийти любой — это вовсе не монастырь. — Она рассмеялась мелким смешком, глядя на Джулию, потом живо добавила: — Но если вам не нравится, мы можем пойти в другое место, хотя и менее оригинальное.

— Нет, — сказала Джулия, — пойдемте туда, мне стало любопытно.

Бедняжки, — сказал профессор неопределенно. Потом поднялся. — Дорогой Клеричи, должен сказать, что мне было очень приятно повидать вас и еще приятнее будет поужинать сегодня вечером с вами и вашей женой… побеседуем… вы по-прежнему разделяете те же идеи, что и прежде?

Марчелло спокойно ответил:

— Я не занимаюсь политикой…

Тем лучше, тем лучше. — Профессор взял его руку и, пожимая ее, добавил тоном ласковым, печальным и сокрушенным, словно священник, обращающийся к атеисту: — Тогда мы можем надеяться привлечь вас на свою сторону. — Он поднес руку к сердцу, и Марчелло с изумлением увидел, как в его круглых глазах навыкате блеснула слеза и взгляд стал умоляющим. Потом, словно пытаясь скрыть волнение, Квадри поспешно распрощался с Джулией и, уходя, сказал: — Моя жена договорится с вами насчет сегодняшнего вечера.

Дверь закрылась, и Марчелло, несколько растерянный, остался сидеть в кресле перед диваном, где разместились обе женщины. Теперь, когда Квадри ушел, враждебность Лины казалась ему очевидной. Она подчеркнуто игнорировала его присутствие и обращалась только к Джулии:

Вы уже видели модные магазины, портних, модисток? Улица Мира, Фобур Сент-Оноре, авеню Матиньон?

Честно говоря… — ответила Джулия с видом человека, впервые услышавшего эти названия, — честно говоря, нет.

Вам хотелось бы посмотреть эти улицы, зайти в магазины, побывать в домах моделей? Уверяю вас, это очень интересно, — продолжала синьора Квадри с настойчивой, вкрадчивой, обволакивающей, покровительственной любезностью.

Ах да, конечно. — Джулия посмотрела на мужа, потом добавила: — Я бы хотела купить что-нибудь… шляпу, например.