Она вопросительно посматривала на Леонтия: хоть бы скорее заговорил он о самом главном.

Леонтий почувствовал на себе взгляд Ольги. Он обернулся и встретился с се зовущими главами. Невольно потянулся к ней, но девушка вскочила и увлекла его за собой к небольшой полянке, где блестели в траве крупные синие ягоды голубицы и черные, круглые — ползунихи, а дальше, в изумрудной зелени листвы, были рассыпаны янтарные капли морошки.

Быстрым и в то же время мягким девичьим движением Оленька набрала полные пригоршни голубицы и протянула Леонтию:

На, возьми!

Он взял ее руки вместе с ягодами и тихо, осторожно привлек девушку к себе... Моряк хотел поцеловать Оленьку, но она вырвалась и побежала вниз, к морю.

Оля, Оленька, куда ты, постой! — крикнул Курилов. — Оборвешься!

Девушка исчезла за скалами. Расстроенный, он медленно возвращался на базу. «Неужели я обидел Оленьку? Может, она навсегда на меня обиделась?»

В этот день Леонтий нигде не смог встретить Ольгу.

... Андерсен топтался на берегу, не зная, куда направиться. Его окликнул Грауль. Немец был, как всегда, в спортивном костюме и с фотоаппаратом. Андерсен опытным глазом определил, что карманы Грауля пусты. Значит, придется делить пополам взятую с собой бутылку коньяку. Норвежцу вовсе не хотелось этого делать, и он вяло откликнулся. Лучше распил бы эту бутылку с кем-нибудь из русских.

Немец предложил Андерсену прогуляться и повел его к скалам, ловко находя удобную дорогу. Он шел так быстро и уверенно, как будто уже бывал здесь. Норвежец едва поспевал за ним и в душе проклинал Грауля. С трудом добравшись до вершины, задыхающийся Андерсен свалился на траву.

Какого черта было забираться сюда! — ворчал он, загребая ладонями голубицу и ползуниху. — А впрочем здесь неплохая закуска. — Андерсен улыбнулся, затем ловким ударом выбил из бутылки пробку и протянул вино Граулю: — Прошу!

Грауль несколько раз щелкнул фотоаппаратом.

Отсюда открывается такая чудесная панорама, — сказал он, приближаясь к Андерсену. — Итак, за нашу дружбу!

«Ого! — Андерсен посмотрел на Грауля. — Это неспроста. Я ведь неровня ему. Грауль — птица высокого полета. Какая дружба может быть между мною и этим сынком заводчика и судовладельца, который избрал профессию гарпунера ради спорта или, черт знает, еще ради чего!».

Выпив коньяку, Грауль неторопливо бросил в рот несколько ягод и спросил:

Довольны работой, Андерсен?

Обижаться не на что, — пробормотал норвежец, а сам подумал: «Рассказал бы ты лучше что-нибудь о той мулаточке, которую я видел с тобой в Гонолулу».

А я на вас обижен, — сказал Грауль. Андерсен насторожился. Немец продолжал:

Зачем вы бьете так много китов? «Странный вопрос! Я выполняю договор так же, как

и ты. Вечно суешь свое рыло в чужие дела. Недаром о тебе кое-что поговаривали китобои в Антарктиде». Так думал Андерсен, «о вслух он не проговорил ни слова.

Понимаю, — кивнул Грауль, — по договору. А за то, что сделаете сверх плана, получите двойное вознаграждение.

— Да, так, —недовольно прохрипел норвежец. — Ну и что?

Большевики вовлекли вас в политическое дело с этим соревнованием! — многозначительно сказал немец.

Политика! — усмехнулся Андерсен. — Согласен! Я должен побить Нильсена, черт возьми, чтобы он знал свое место, выскочка! А русские, убей меня гром, деловые парни. Уговорили меня дать семьдесят китов, и я дам. Им жир нужен, а мне деньги, — вот и вся политика!

После такой длинной речи Андерсен промочил горло парой лишних глотков и подумал: «Отвязался бы Грауль с этими разговорчиками».

- Сколько вам надо денег? — спросил Грауль.

На тысячу фунтов больше, чем я получу по договору, — назвал первую пришедшую ему на ум цифру Андерсен, зная, что и тех денег, что он зарабатывает у русских, ему хватит на год жизни со всеми удобствами. Да он и никуда не поедет. К черту Гавайи. Он не мальчишка, чтобы бегать за юбками, а водка и коньяк есть и во Владивостоке.

Вы получите полторы тысячи, — сказал Грауль и пристально посмотрел на Андерсена.

За что? — удивился норвежец и опустил бутылку, забыв выпить.

Если убьете до конца промысла не больше двадцати пяти—тридцати китов.

Вы хотите, чтобы я не выполнил договор?

Да!

А зачем вам это нужно? — спросил озадаченный Андерсен.

Я так хочу. — Грауль протянул руку к бутылке. — Согласны? Полторы тысячи в любой валюте.

Андерсен не дал Граулю бутылки.

Это нечестное дело, Отто! Зачем подводить русских?

Они большевики.

А мне на это наплевать! Русские — хорошие парни. Они пригласили меня, чтобы я им помог, и за это мне платят золотом.

Вы получите золотом... — начал Грауль.

Нет, Грауль, я честный человек. — Андерсен сжал бутылку так, что побелела рука. — В ваши грязные дела я не хочу вмешиваться.

Он встал и, не оборачиваясь, пошел вниз. На берегу Андерсен с яростью ударил о скалу бутылку с остатками коньяку. Он удивленно посмотрел на мокрый камень и покачал головой: «Нет! Такого со мной еще никогда не было. Пойду к Журбе. Он уже, наверное, освободился от вахты. Разопьем с ним бутылочку. Честный моряк, этот русский. А Грауль, хоть и знаменитость, — мошенник!».

... Нина сидела на валуне, покрытом пушистым, как шкура медведя, мхом, и покусывала ровными зубами крепкий стебелек травы. Она смотрела вдаль, туда, где кончался залив и лежал морской простор.

Краем лукавых глаз Нина следила за Орловым. Вот уже час он рассказывал ей о своих плаваниях, и ей было интересно слушать, но требовалось быть все время настороже. Он уже дважды сводил разговор к тому, что впервые встретил такую девушку, как она, Нина Горева...

Кто полюбит, тот не спешит признаваться в своих чувствах, говорила сама себе Нина. А Орлов сразу же готов объясниться в любви. Нина на минуту задумалась: а что если он вправду полюбил? Капитан ей нравится, и она напрасно к нему придирается.

Тени гор становились все длиннее и медленно ползли по воде бухты, которая от них казалась черной. Было слышно, как по воде ударяют крыльями утки. Черными стрелами мелькали бакланы.

Нина упрямо встряхнула головой и поднялась: пора идти на базу. Орлов хотел помочь ей, взял за руку, но она насмешливо отрезала:

Я здорова и не боюсь ходить сама! Перепрыгивая с камня на камень, Нина спускалась

к берегу. Орлов шел следом, удрученный холодным отношением девушки. Из-под ног у них сыпались мелкие камешки и с бульканьем падали в воду. От воды и скал тянуло прохладой. Нина вдруг остановилась.

Какая интересная! — Девушка нагнулась, подняла с песка маленькую, загнутую рожком раковину и повернулась к Орлову. На ее лице уже не было насмешки. Она с дружеской простотой показывала Орлову ракушку, из которой выглядывала голова рачка.

Выбрал себе жилье, как наш Старцев, —- засмеялась Нина. — Сидит в своей каюте и не выходит. Ну, не обижайся на меня, рачок! — сказала Нина и, размахнувшись, бросила раковину в воду. — Пора на судно.

Ей предстояло закончить чтение рукописи Северова и перенести необходимые сведения на карту. Выслушав ее, Орлов сказал:

Возьмите меня с собой. Я вам помогу!

Как-нибудь сама справлюсь, — лукаво улыбнулась Горева.

Они присоединились к морякам, которые шли с ведрами, наполненными ягодой.

Будем пироги печь и кисель варить, приходите в гости, — пригласил девушку дядя Митя.

Нет, Нина Пантелеевна не забывает старых друзей, — выступил вперед Слива. — У вас что — голубица да ползуниха, а у нас морошка да приятная беседа с музыкой. Во!

Он достал из кармана губную гармошку и, проиграв бойкий мотивчик, запел:

Высоко над мачтой

Пьяно пляшут звезды,

И рычит свирепо

на палубе волна.

Затейника поддержало несколько голосов:

Мне не надо тропиков,

Пестренькой экзотики,