Возможно, это снижение шансов на успех и привело путем естественного отбора к прекращению фертильности женщины в форме менопаузы, нацеленному на то, чтобы защитить предшествующие вложения матери в ее детей. Поскольку для отцов деторождение не влечет за собой никакого риска, у мужчин менопауза не возникла. На примере менопаузы, как и в случае со старением, можно увидеть, как эволюционный подход разъясняет те черты нашего жизненного цикла, которые иначе могли бы показаться нелогичными. Возможно даже, что менопауза возникла не ранее, чем 40 ООО лет назад, когда кроманьонцы и другие анатомически современные люди стали часто доживать до возраста шестидесяти и более лет. Неандертальцы и более ранние люди обычно не доживали до сорока лет, так что менопауза не принесла бы их женщинам никаких выгод, если бы наступала в том же возрасте, как у современной Femina sapiens.
Таким образом то, что продолжительность жизни современного человека дольше, чем у человекообразных приматов, стало возможным не только благодаря культурным приспособлениям, таким как орудия для добывания пищи и защиты от хищников. В ее основе лежат также биологические приспособления, а именно менопауза и возросший вклад организма в биологическую репарацию. Независимо от того, сложились ли эти биологические приспособления именно в период «Большого скачка» или ранее, они относятся к тем изменениям жизненного цикла, которые позволили третьему виду шимпанзе обрести человеческий облик.
Последний вывод, который мне хотелось бы сделать по поводу эволюционного подхода к старению, будет таким: данный подход подрывает позиции, в течение долгого времени преобладавшие в физиологическом рассмотрении процесса старения. В геронтологических трудах присутствует навязчивая идея поисков «причины старения» — желательно, единственной, и во всяком случае не более нескольких основных причин. На моей памяти как биолога на звание «Той самой причины» претендовали гормональные изменения, ухудшение состояния иммунной системы и упадок деятельности нервной системы, при этом ни один из кандидатов не располагал убедительными доказательствами в свою пользу. А эволюционный подход приводит к мысли, что эти поиски причины останутся тщетными. Одного, или даже нескольких преобладающих механизмов старения существовать не может. Напротив, под действием естественного отбора происходит выравнивание темпов старения всех физиологических систем, в результате чего старение складывается из бесчисленных одновременных изменений.
В основе этого предположения лежит следующее. Нет смысла осуществлять дорогостоящее обслуживание одной-единственной части тела, если остальные части придут в упадок быстрее. Естественный отбор не позволяет отдельным системам испортиться намного раньше остальных, поскольку в таком случае затраты на дополнительную репарацию именно этих нескольких систем обеспечат большой рост продолжительности жизни, и такие затраты будут оправданны. Точно так же владельцы «мерседесов» не станут устанавливать дешевые свечи, вкладывая при этом большие средства во все остальные детали своих машин. Если бы они поступали так глупо, это означало бы вдвое сократить срок службы дорогостоящего автомобиля вместо того, чтобы вложить всего на несколько долларов больше ради хороших свечей. Но не имеет смысла также тратить огромные средства на бриллиантовые свечи, если остальные части автомобиля проржавеют и развалятся раньше, чем износятся такие свечи. Таким образом, оптимальной стратегией как для владельцев «мерседесов», так и для человеческого организма, будет восстановление всех частей наших машин и тел с такой регулярностью, чтобы окончательный выход из строя всех систем произошел бы одновременно.
Мне представляется, что эта печальная картина соответствует действительности, и что наша жизнь завершается скорее в соответствии с этим эволюционным идеалом, чем под действием «причины старения», столь долго и безуспешно разыскиваемой физиологами. Признаки старения можно обнаружить повсюду. Я уже замечаю у себя признаки износа зубов, значительное ухудшение работы мускулов, заметное снижение слуха, зрения, обоняния и вкусового восприятия. У женщин все названные каналы имеют большую остроту восприятия, чем у их ровесников-мужчин, какую бы возрастную группу мы ни сравнивали. Впереди меня ждет целый перечень хорошо известных проблем: слабость сердца, склерозирование артерий, повышенная хрупкость костей, замедление почечной фильтрации, снижение сопротивляемости иммунной системы и потеря памяти. Этот список можно продолжать почти до бесконечности. Эволюция, судя по всему, устроила организм так, чтобы все наши системы изнашивались, а в репарацию мы вкладывали бы лишь столько, сколько будет оправданным.
С практической точки зрения этот вывод кажется огорчительным. Если бы существовала одна-единственная, главнейшая причина старения, устранение ее дало бы нам источник вечной молодости. Эта мысль во времена, когда старение считалось в основном явлением гормонального характера, подтолкнула некоторых к попыткам добиться чудесного омоложения стариков с помощью гормональных инъекций или пересадки половых желез из молодого организма. Одна из таких попыток стала сюжетом рассказа сэра Артура Конан Дойла «Человек на четвереньках», в котором пожилой профессор Пресбери, безумно влюбившийся в молодую женщину, отчаянно желает омолодиться, но вместо этого после полуночи начинает бегать на четвереньках, как обезьяна. Великий Шерлок Холмс находит причину: профессор стремился обрести молодость, делая себе инъекции сыворотки обезьяны-хульмана.
Я мог бы предостеречь профессора Пресбери, что близорукая одержимость проксимальным объяснением причин уводит его по ложному пути. Задумайся он о первоначальных эволюционных причинах, ему стало бы понятно, что естественный отбор никогда не позволил бы нам дряхлеть под воздействием одного-единственного механизма, которое можно было бы устранить простым лечением. Возможно, это и к лучшему. Шерлок Холмс очень беспокоился по поводу того, что могло бы случиться, если бы люди все же нашли такой эликсир жизни:
«Здесь кроется опасность для человечества, и очень грозная опасность. Вы только вдумайтесь, Уотсон: стяжатель, сластолюбец, фат — каждый из них захочет продлить свой никчемный век. И какой же зловонной клоакой станет тогда наш бедный мир!»
Холмс с облегчением узнал бы, что, как нам сейчас представляется, в действительности этого никогда не произойдет.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
УНИКАЛЬНОСТЬ РОДА ЛЮДСКОГО
В первой и второй частях книги рассказывалось о генетически определенных основах наших уникальных культурных особенностей. Мы видели, что в число этих основ входят известные признаки человеческого скелета, например, большая черепная коробка, а также особенности, необходимые для прямохождения. К ним относятся также характер наших мягких тканей, наше поведение, эндокринологические особенности, касающиеся репродуктивной сферы, и общественная организация.
Но если бы эти генетически предопределенные черты были единственными отличительными особенностями человека, мы не выделялись бы среди остальных животных и не смогли бы, как это сейчас происходит, поставить под угрозу выживание как свое собственное, так и других видов. Другие животные, например, страусы, ходят на двух ногах. Некоторые обладают относительно крупным мозгом, пусть и не таким большим, как у нас. Некоторые живут моногамными колониями (многие морские птицы) или отличаются очень большой продолжительностью жизни (альбатросы и черепахи).
Нет, наша уникальность состоит в культурных особенностях, которые основаны на этом генетическом фундаменте и которые, в свою очередь, дают нам нашу силу. Наши культурные особенности включают в себя разговорный язык, искусство, применение орудий и земледелие. Но если на этом остановиться, у нас сложится однобокое и самодовольное представление о собственной уникальности. Мы гордимся теми отличительными чертами, которые я только что упомянул. Тем не менее археологические данные показывают, что появление земледелия принесло не только благо, но и проблемы, поскольку некоторым оно было выгодно, но многим нанесло серьезный ущерб. Злоупотребление определенными химическими веществами является совершенно безобразной особенностью человека. Но оно, по крайней мере, не ставит под угрозу выживания нашего вида, в отличие от двух других культурных практик, а именно, геноцида и массового уничтожения других видов. Мы чувствуем себя неловко, размышляя о том, считать ли эти явления случайными патологическими отклонениями или же чертами, глубоко свойственными человеку, как и те, которыми мы более всего гордимся.
