— Вообще-то это не школьная программа; просто кажется, что Марго оставила мне в ней какой-то ключ.

Они смолкли, и я рассказал про Вуди Гатри и Уитмена.

— Да, ей явно нравятся эти игры с недосказанностью, — прокомментировал папа.

— Я не виню девочку в том, что ей хочется внимания, — сказала мама, а потом добавила, обращаясь ко мне, — но это не значит, что ты должен нести ответственность за ее благополучие.

Папа сбросил морковь с луком в сковороду:

— Да, верно. Конечно, никто из нас не сможет поставить Марго диагноз, пока мы ее не увидим, но я думаю, что она скоро вернется.

— Не будем строить предположений, — тихонько сказала ему мама, как будто я не услышал бы.

Папа хотел что-то ответить, но я перебил:

— А мнечто делать?

— Окончить школу, — ответила мама. — И доверять Марго — она может сама о себе позаботиться, эта способность у нее хорошо развита.

— Согласен, — добавил папа.

А после ужина, уйдя к себе и включив «Восстание» без звука, я понял, что они обсуждают эту тему. Слов я не разобрал, но они оба были довольно взволнованы.

Ближе к ночи позвонил Бен на мобильник.

— Привет, — сказал я.

— Старик, — начал он.

— Да, — ответил я.

— Я пойду с Лэйси за обувью.

— За обувью?

— Ага. С десяти до полуночи скидка тридцать процентов. Она хочет, чтобы я помог ей выбрать туфли на выпускной. У нее, конечно, уже есть какие-то, но я к ней вчера заходил, и мы согласились, что они не… ну, понимаешь, туфли для выпускного должны быть просто идеальными.Так что эти она хочет вернуть, а потом мы едем в «Бердинс», а там мы собираемся типа…

— Бен, — сказал я.

— Что?

— Чувак, я не хочу обсуждать туфли Лэйси. Я даже скажу почему: у меня есть такая штука, из-за наличия которой меня обувь для выпускного совершенно не интересует. Член называется.

— Я просто нервничаю и никак не могу перестать думать о том, что она мне серьезно нравится, не просто потому что мы вместе на выпускной идем, а в том смысле, что она классная и мне нравится с ней тусить. Мы же будем танцевать там, а представь, если мы будем целоваться прямо посреди танцпола, и все такие: «Вот это ни фига себе», так что всё, что они там обо мне выдумывали и трепали, всё это затрещит по швам…

— Бен, — снова перебил я, — просто прекрати слюни пускать, как идиот, и все будет нормально.

Он еще какое-то время нес эту чушь, но потом мне удалось распрощаться.

Я лег, и на меня навалились депрессивные мысли по поводу этого выпускного. Я отказывался расстраиваться из-за того, что не идутуда, но я — как бы это ни было глупо и нелепо — мечтал о том, чтобы успеть найти Марго и уговорить ее пойти туда со мной. И все это должно было случиться в самый последний момент, в субботу ночью. Потом мы войдем в праздничный зал в Хилтоне в джинсах и поношенных майках, успевая только на последний танец, и закружимся, все остальные будут показывать на нас пальцами и дивиться возвращению Марго, а мы, танцуя фокстрот, выскользнем из зала на улицу и побежим есть мороженое. Так что да, я, как и Бен, предавался смехотворным фантазиям по поводу этого выпускного. Но я, по крайней мере, вслух о них не распространялся.

Бен иногда делался эгоцентричным идиотом, и мне приходилось напоминать себе, что я в нем вообще нашел. Даже если бы у него и не было никаких достоинств, мысли ему иногда приходили на диво гениальные. Например эта, с дверью. Она себя не оправдала, но все равно была хороша. Просто, видимо, Марго хотела сказать мне что-то другое.

Мне.

Эти ключи — мои.Значит, и двери — тоже мои!

*

Чтобы попасть в гараж, мне сначала надо было пройти через гостиную, а там перед теликом сидели родители.

— Хочешь посмотреть с нами? — предложила мама. — Они уже близки к разгадке.

Это было телешоу, где расследуются преступления.

— Нет, спасибо, — отказался я и пролетел мимо них через кухню в гараж.

Я отыскал самую широкую отвертку с прямым наконечником, сунул ее за пояс своих шортов цвета хаки и покрепче затянул ремень. В кухне я взял печенье и, двигаясь немного неловко, пошел обратно к себе через гостиную; пока на экране разворачивалось расследование, я вынул все штырьки из своей двери. Когда вышел последний, дверь скрипнула и начала отходить, так что я одной рукой открыл ее на максимум, чтобы она уперлась в стену. И тут из верхней петли вывалился крохотный кусочек бумаги — размером примерно с мой ноготь. Вполне в духе Марго. Зачем прятать что-либо у себя, если можно засунуть это ко мне? Я задумался, когда и как она успела это сделать. А еще я не смог сдержать улыбку.

Это был обрывок газеты «Обозреватель Орландо».Я понял, что это именно она, потому что на оборванном краешке было напечатано « тель Орландо6 Мая, 2». Как раз в тот день она и сбежала. Записка явно была от нее. Я узнал почерк:

8328 Бартлсвилль-авеню.

Чтобы поставить дверь на место, надо было забивать штыри, а это бы точно привлекло внимание родителей, поэтому я оставил открытую дверь висеть на петлях. Положив штырьки в карман, я сел за комп и нашел на карте адрес с записки. Названия этой улицы я раньше никогда не слышал.

Она оказалась в тридцати четырех и шести десятых мили от меня, ехать нужно было по Колониал-драйв почти что до города с названием «Рождество». Я приблизил снимок здания со спутника — черный прямоугольник, облицованный чем-то неярким, серебристым, за ним — трава. Может, это фургон? Размер сложно было оценить, потому что вокруг была только зелень.

Я набрал Бена и рассказал ему все.

— Значит, я был прав! — обрадовался он. — Не терпится рассказать Лэйси, она тоже считает, что это была крутая идея!

На мнение Лэйси я внимания не обратил.

— Ну, я поеду, наверное.

— Конечно, надо ехать. И я с тобой. Давай в воскресенье утром, я, конечно, жутко устану после выпускного, но фиг с ним.

— Нет, я сейчас прямо выезжаю.

— Старик, темноже. Не поедешь же ты в этот странный дом с таинственным адресом в темноте.Ты что, ужастики не смотришь?

— Может, она там.

— Ага, а также там может оказаться демон, питающийся исключительно поджелудочными молодых парней, — спорил он. — Боже, ты хоть до завтра подожди, правда, после репетиции мне надо заказать ей корсаж и домой заехать на случай, если она в сети и написала мне что-нибудь, потому что мы в последнее время много переписываемся…

Я перебил:

— Нет, я еду сегодня же, я хочу ее видеть.

Круг сужался. Если потороплюсь, может, через час я ее уже увижу.

— Старик, я тебе не позволю ехать не известно куда среди ночи. Я должен прикрыть твою задницу.

— Завтра утром, — сказал я, в первую очередь себе. — Завтра утром поеду.

Мне, в общем-то, уже начинала надоедать моя стопроцентная посещаемость. Бен молчал. Я лишь слышал, как он выпускает воздух через передние зубы.

— Да, я чувствую, что заболеваю, — сказал наконец он. — Жар, кашель, все болит и ноет.

Я улыбнулся. Попрощавшись с ним, я тут же набрал Радара.

— У меня тут Бен на другой линии, — ответил он, — я тебе сейчас перезвоню.

И перезвонил через минуту. Я даже поздороваться не успел.

— Кью, у меня такая жуткая мигрень. Я завтра точно в школу не смогу прийти.

Я засмеялся.

Потом я разделся, оставшись только в трусах и майке, высыпал мусор из ведра и поставил его рядом с кроватью. Завел будильник на безбожно ранний час — шесть утра — и все оставшееся время тщетно пытался заснуть.

8

На следующее утро в комнату вошла мама и сказала:

— Ты даже дверь не закрыл, соня.

Я открыл глаза и ответил:

— У меня что-то с животом. — И показал на ведро: в нем была блевота.

— Квентин! Боже ж ты мой! Когда это случилось?

— Часов в шесть, — сказал я честно.

— Почему ты нас не позвал?

— Сил не было. — Тоже честно.

— Ты плохо себя почувствовал и проснулся? — спросила она.

— Ага, — сказал я на этот раз неправду.

Проснулся я, потому что в шесть прозвенел будильник. Потом я прокрался на кухню, съел батончик из мюсли и выпил апельсинового сока. Через десять минут я сунул в глотку два пальца. Я решил не делать этого ночью, чтобы не воняло у меня под носом. Блевать тошнотно, но быстро об этом забываешь.