Я шел за ней, кляня себя за то, что польстился на ее многообещающий взгляд. Довольно скоро Маргарита остановилась у невзрачной пятиэтажки, затерявшейся среди высотных домов, и подтолкнула меня.

– Зайдешь в крайний подъезд, на третий этаж, первая квартира слева, – номер не помню – и купишь две бутылки.

Я, сжимая деньги в кулаке и слегка дрожа от холода и страха, поднялся и позвонил в нужную дверь. Атмосфера была мрачной и угрожающей. Дверь открылась быстро, без вопросов, и я понял, что сюда заходят ночью довольно часто. На пороге стоял высокий мужчина, лысый, в белой майке, небрежно заправленной в спортивные штаны.

– Сколько тебе? – спросил он.

– Две, – ответил я торопливо.

– Давай деньги, – сказал он и, взяв мои червонцы, скрылся за дверью.

Замок защелкнулся. Я занервничал, не зная, получу ли водку. Но минут через пять дверь открылась, и мужчина вручил мне пакет с двумя бутылками, завернутыми в газету.

Я вышел на улицу: Маргарита стояла в тени у подъезда.

– Ну, как? – спросила она.

Я показал ей пакет; равнодушно повернувшись, она пошла к тротуару. Я быстро зашагал за ней. Я не чувствовал никакого удовлетворения, только сильную усталость и опустошенность.

«Нелегко обучаться на Корабле Аргонавтов», – подумал я.

Когда мы вернулись в ее квартирку, я взял свою сумку, небрежно брошенную кем-то в прихожей, и, забившись под фикус, лег на свою куртку. Сумку я положил под голову. Я был рад, что компания не обращала на меня ни малейшего внимания, и быстро уснул.

Проснувшись ранним утром, я увидел, быстро оглядев комнату, что три человека спали на разложенном диване, двое – на полу, а один уснул сидя за столом, свесив голову на грудь.

Маргарита была, как я заключил, в своей спальне, и я вдруг вспомнил шутку Джи насчет царицы Тамары и ее любовников, которым отрубали голову поутру.

Я поспешно оделся и осторожно выскользнул из квартиры. С трудом найдя автобусную остановку, я, после полуторачасового путешествия на автобусе и метро, снова оказался на Авиамоторной.

Когда я увидел Фею и Джи, мирно завтракающих в своей маленькой комнате, мое сердце забилось от радости.

– Мне опять не повезло, – сообщил я, жуя бутерброд с докторской колбасой.

– Ты опять упустил шанс чему-либо научиться, – заговорил Джи, задержав на мне свой пристальный взгляд, – и к тому же успел навлечь на себя гнев свиты, ведя себя очень нагло. Слава Богу, что остался жив.

– Разве у этих непрезентабельных людей я смогу научиться тому, как попасть к небожителям?

– Прежде чем попасть на небеса, тебе необходимо трансмутировать темную часть своей души, пройдя ряд алхимических ситуаций, – ответил Джи. – Но помни, что за каждой дамой на тонком плане тянется длинный шлейф ее кавалеров. И этот шлейф может любого неофита заземлить и лишить правильной ориентации. С другой стороны, если не давать тебе свободно проявляться, ты потеряешь интерес к обучению и личную инициативу. Будучи на Корабле, ты имеешь свободу выбора, а я – свободу коррекции.

– Что же произойдет, если неофит потеряет правильную ориентацию? – спросил я.

– Он теряет тогда интерес к Школе, к обучающим ситуациям, воспринимает их очень плоско – только с точки зрения личной корысти. Тогда его корректирует сама жизнь, и он быстро оказывается в том месте, которое соответствует его уровню бытия. Для тебя это – Кишинев, и это единственное место, где ты можешь жить.

– Мне меньше всего хочется думать о Кишиневе, – сказал я. – Московская жизнь настолько интересна, что я буду изо всех сил держаться за место оруженосца. Я только не представляю себе, как можно ориентироваться в ситуациях московского андеграунда.

– Тебе следует научиться чувствовать атмосферу «саки», – ответил Джи, – атмосферу грозящей опасности.

– Как же этому научиться?

– На собственной шкуре, – усмехнулся Джи. – А сегодня я предлагаю тебе поработать над дневником и описать прошедшие события. Дневник является астральным желудком ученика, который переваривает полученные впечатления. Если ты не будешь описывать их, то очень скоро забудешь про обучение и отвергнешь любую коррекцию. Поезжай на почтамт и там поработай с дневником. Фее надо побыть в одиночестве.

– Вы меня отправляете писать этот несчастный дневник на почтамт, как бездомного бродяжку, – обиделся я.

– Если бы у тебя было бытие, ты бы мог отправиться на уютную квартирку Александра или Маргариты, – холодно ответил Джи.

– Нет уж, спасибо, я лучше посижу на Главпочтамте.

Взяв сумку, я вышел на улицу. «Если бы не мое желание попасть в миры вечного счастья, я бы никогда не стал писать этот ненавистный дневник», – с сожалением думал я.

Мне удалось пристроиться у старого конторского стола, где заполняли бланки, и я потратил несколько часов на переваривание последних событий. Как ни странно, эта работа дала мне ощущение легкости, словно я сбросил на бумагу не меньше десяти килограммов психической тяжести, и я ощутил, что силы вернулись ко мне.

Когда мы встретились с Джи вечером, он сказал:

– Сегодня я поведу тебя в мистический салон. Там отмечают день рождения человека, на которого тебе нужно обратить особое внимание. Его зовут Кукуша. Возможно, когда-нибудь тебе придется сыграть при нем роль старого слуги Савельича при молодом барине Гриневе. Если ты еще не раздумал попасть на небеса, то тебе надо постараться подружиться с хозяевами салона и пройти у них обучение.

– Я все сделаю ради вас, – заявил я.

– Ради себя, – поправил Джи.

Поднявшись на седьмой этаж двенадцатиэтажного дома, он позвонил в массивную дверь. На пороге появилась симпатичная дама средних лет, с таким выражением лица, как будто все происходящее было для нее лишь развлекательной пьесой.

– Здравствуй, Розалита, – приветствовал ее Джи.

– Входите, входите, – сказала она. – Ты, как всегда, приходишь с новым оруженосцем, но вот из этого вряд ли получится что-либо стоящее.

– Напрасно вы судите по моей внешности, – отпарировал я. – При малом росте я обладаю многими достоинствами.

– Надеюсь, я их замечу, – усмехнулась она и прошла в комнату.

Я тоже прошел в комнату и издали любовался, как Розалита, в элегантной черной юбке до колен и белой шелковой блузе, переходит от одного гостя к другому. Кисть ее руки охватывал тонкий серебряный браслет в виде двух переплетающихся змеек с изумрудными глазами. Такого же глубокого зеленого цвета были и глаза Розалиты. Я решил приступить к выполнению задания Джи и, подойдя к ней, смущаясь, произнес:

– Хоть я и вижу вас впервые, но уже захотел стать вашим послушным пажом.

– И вам хватает наглости высказывать такие желания? – надменно улыбнулась Розалита, но я заметил, что она была польщена.

Она несколько пренебрежительно повела плечами, как бы потеряв ко мне интерес, и подвела меня к высокому молодому человеку с длинными волосами, узким лицом и остроконечной бородкой, в круглых очках.

– Познакомься, Чера, с этим прытким молодым провинциалом, – сказала она насмешливо. – Это новый подлещик, и он уже успел попроситься ко мне в пажи.

– Он как раз может заменить тебе пуделя, – холодно улыбнулся Чера.

Я подавил в себе негодование и, следуя наказу Джи, стал думать, с какой же стороны подойти к этому щеголю, одетому в вельветовые брюки бутылочного цвета, тонкий бежевый свитер и дорогие туфли с фирменными ярлыками в виде саламандры. От Розалиты излучалась атмосфера прохладной элегантности и исключительности, и я сразу захотел стать таким же. Когда она упорхнула к другим гостям, я обратился к Чере:

– Я – новый оруженосец Джи. Он говорил, что если я пройду у вас обучение, то овладею скрытым знанием.

– Прямо так и сказал? – насмешливо ответил он и отвернулся.

«Жаль, что не удалось войти в доверие к этому напыщенному москвичу», – думал я, куря одну сигарету за другой. Я успокоился и, выпив рюмку коньяка, подошел к Джи, который беседовал с восточным человеком в строгом сером костюме, с черными блестящими волосами, гладко зачесанными на пробор.