Однажды я стал свидетелем такой патологической страсти. Одна моя старая знакомая, американка по имени Лайза Файнберг, нашла в Израиле свою, как она считала, двоюродную сестру. Лайза позвонила мне, чтобы сообщить эту радостную новость. Голос ее звенел от счастья. Мне передалось ее волнение, хотя я не сразу вспомнил, кто такая Лайза Файнберг. Мы, конечно, были с ней старыми друзьями, но последний раз говорили по телефону лет двенадцать назад. Так бывает. Люди теряют друг друга, сохраняя при этом добрые дружеские чувства, но и не сожалея о потере. Так вот, когда я понял, кто такая Лайза Файнберг, я искренне обрадовался. Не потому, что я соскучился по Лайзе, а потому, что теперь не было риска поставить себя в глупое положение неуклюжими вопросами.
— Нет, ты подумай только! — пронзительно верещала Лайза. — Это она! Моя кузина Вира!
— Поздравляю, Лайза, — вежливо сказал я, все еще не понимая, зачем ей понадобилось мне звонить. — Я очень рад за тебя и за Виру.
— Понимаешь, наши матери — родные сестры, — возбужденно продолжала Лайза. — Но они никогда не видели друг друга. Моя мать уехала из России в Америку пятилетним ребенком, вместе со своими родителями. А мать Виры родилась уже потом.
— Где она родилась?
— Где все. В России, в Гродно губернии.
— Как она могла родиться в России, если ее мать была в Америке?
Лайза задумалась.
— Да, ты прав, — сказала она, перестав возбуждаться. — Наверно, наши матери не родные, а двоюродные сестры. Но это неважно. Все равно мы с Вирой близкие родственники. Мы обе это сразу почувствовали.
— Ты уверена, что ее зовут Вира?
— Ну да. Почему ты спрашиваешь?
— В России нет такого имени. Как давно она живет в Израиле?
— Около года.
Я начал догадываться, зачем Лайза мне позвонила. Наверно, ее родственница не знает никакого языка, кроме русского. Я им нужен в качестве переводчика.
— Понимаешь, — вкрадчиво сказала Лайза, — Вира не понимает по-английски, а я не понимаю по-русски. Не мог бы ты…
— Конечно, Лайза, — сказал я. — Конечно, мог бы. С удовольствием.
— Чудесно! Вира прислала мне имейл, написанный такими смешными буквами. По-моему, это кириллица. Я слышала, что русские пишут кириллицей. Ты можешь перевести это на английский?
— Могу.
— А если я напишу ей ответ, ты сможешь перевести его на русский?
— Это еще проще.
— Правда? И напишешь его кириллицей?
— Запросто.
— Невероятно! — сказала Лайза, поперхнувшись от восторга. — Я всегда знала, что ты очень умный, но не думала, что до такой степени.
Через десять минут она мне прислала электронное письмо своей кузины, которая, как выяснилось, в лучшем случае приходилась ей троюродной сестрой.
«Дорогая сестра Лиза! — писала ее родственница. — Я очень рада, что мы наконец нашли друг друга. Пиши мне почаще. Если ты не знаешь русского языка, можешь писать по-украински. Твоя сестра Вера».
Я перевел письмо и послал его Лайзе. Она немедленно позвонила.
— Спасибо за перевод. Только почему ты называешь меня сестрой?
— Это не я. Это она тебя так называет. Наверно, чтобы доказать свою родственную любовь.
— Мне это нравится, — сказала Лайза. — Я всегда знала, что русские люди очень эмоциональны. Как ты думаешь, я тоже должна называть ее сестрой, чтобы она не обиделась?
— Я думаю, не обязательно.
— А как ты думаешь, она не собирается попросить у меня денег?
— Не знаю.
Вскоре Лайза прислала мне для перевода свой ответ:
«Дорогая Вира! Я знаю английский и еще немного испанский, французский и иврит, но, к сожалению, не знаю ни русского, ни украинского. Мой друг Алекс поможет мне с переводом наших писем. Так что пиши часто и подробно. А теперь о себе. Мой муж Джейкоб и я — пенсионеры, и доход у нас скромный. Кроме того, наши индивидуальные пенсионные фонды сильно уменьшились в связи с экономическим кризисом, до которого нас довели республиканцы. Тебе этого не понять: ты приехала из страны, где нет республиканцев, и поэтому у всех граждан есть бесплатная медицинская помощь и бесплатное образование, не то что у нас».
Далее Лайза в сжатой форме объясняла своей родственнице основы экономики и сущность пороков капиталистической системы. Мне пришлось потратить два часа на перевод, который я отправил Лайзе, а она переслала его Вере.
На следующее утро Лайза получила ответ от Веры и немедленно переправила его мне для перевода.
«Дорогая сестра Лиза, — писала Вера. — Ты не представляешь, как меня обрадовало твое письмо. Я всегда мечтала иметь сестру в Америке. Я знаю, что капитализм — это очень плохо. Мы это проходили в школе и в институте по политэкономии. А теперь я напишу о своей семье…»
Я долго переводил Верино письмо, вникая в детали ее семейных уз. Я узнал, что у нее есть муж Василий и двое детей — мальчик Давид и девочка Ася. Давид женат, и у него два сына. Ася пока не замужем. Они жили в Житомире, а полтора года назад переехали в Израиль. Дальше она рассказывала о том, какие у них специальности, где они работали раньше, где работают сейчас и о многом другом. К вечеру, закончив перевод, я отправил его Лайзе, а она переслала Вере, которую продолжала называть Вирой.
Так, при моем посредничестве, переписка двух любящих родственниц вошла в размеренный темп. Обе они обстоятельно и своевременно отвечали друг другу, так что перевод их писем стал моей ежедневной работой. Иногда Лайза звонила мне за разъяснениями.
— Слушай, как это может быть? — недоумевала она. — Вира пишет, что ее сын не ходил в еврейскую школу и у него не было бар мицвы. Она не объясняет почему; наверно, в Советском Союзе обучение в частной еврейской школе стоило дорого. Но потом она пишет, что его не приняли в университет, потому что он еврей. Тут что-то не вяжется. Откуда они знают, что он еврей? И откуда он сам это знает, если он не учился в еврейской воскресной школе?
В другой раз она звонила за советом.
— Ты знаешь, Вира пишет, что нашего с ней общего прадедушку звали Иван Моисеевич и что он жил в Воронеже. А я знаю, что его звали Залман, и он жил в Одессе. Как ты думаешь, написать ей об этом или не надо, чтобы ее не смущать?
Темп переписки не снижался в течение нескольких месяцев. Чтобы упростить и ускорить процесс, теперь Вера посылала имейлы не Лайзе, а прямо мне. Я их переводил и посылал Лайзе, которая делала точно так же: посылала имейлы мне, а я их переводил и отправлял прямо Вере. Я стал ключевым звеном в их общении. В дополнение ко времени, которое я тратил на переводы писем, теперь у меня появилась ответственность за их своевременную доставку. Кроме того, Вера, помимо писем Лайзе, стала обращаться ко мне за советами.
«Дорогой Алекс, — писала она, — как давно вы знаете мою сестру Лизу? Мне кажется, она очень умный и добрый человек. Но почему она так часто пишет о своих низких доходах? Может быть, это намек на то, что она ждет от нас материальной помощи?»
Я, как мог, объяснял Вере, чтобы ее не тревожила бедность Лайзы, у которой есть два «Лексуса», дом в Нью-Джерси с четырьмя спальнями и пятью туалетами и, кроме того, летний дом в Вермонте и зимний во Флориде. Я ничего не знал о ее счетах в банках и инвестиционных компаниях, но подозревал, что об этом тоже беспокоиться не следует. Раз финансовые дела Лайзы пошатнулись в связи с экономическим кризисом, значит, было чему шататься.
Познакомившись ближе, они стали делиться друг с другом интимными подробностями быта, не смущаясь моим участием в переписке. Я узнал, что у Веры два гениальных внука-погодка, Мишенька и Сашенька. Мишенька плохо ест, и это чрезвычайно огорчает бабушку Веру. Сашенька, слава Богу, ест хорошо, но у него другая проблема: он часто пукает, и иногда делает это при гостях. Это тоже огорчает бабушку. Но, в общем, слава Богу, детишки умные и здоровые, чего и вам желаем. Лайза, со своей стороны, сообщала, что Джейкобу сделали колоноскопию и срезали два полипа. А вообще, он человек здоровый и до сих пор нравится женщинам. Он не знает, что Лайза знает, что он всю жизнь ей изменял. Но это все в прошлом. Теперь он, слава Богу, состарился, и женщины его интересуют не больше, чем игра в шахматы, которая его совершенно не интересует.
