Литмир - Электронная Библиотека

– Вот что, Сбыслава! Великий князь тебя не забывает, радеет о тебе, о твоей доле вдовьей и о твоих сыновьях. Но и своих сыновей он тоже не забывает. Ты поняла меня?

А бабушка молчит. Вот, после говорили, ведьма! А что ей тогда было отвечать, когда она была одна с двумя младенцами, а Шляг пришел с дружиной? И этот Шляг ей говорил, что, мол, негоже ей уже в такие молодые годы вековать одной, без мужа, да и Полтеску негоже оставаться без князя. А тут есть такой обычай: если какой хозяин умер, то его брат потом берет его вдову и сыновей его. И таким братом будет Вячеслав, он приезжал сюда, ты его знаешь. Он и умен, он и собой хорош. Согласна ли?

А бабушка опять молчит. Тот Вячеслав был Изяславу сводный, младший брат, ему в тот год исполнилось семнадцать, вот старый князь Владимир и решил, что пора Вячеслава женить, пора ему землю давать. А в Полтеске будут ему и жена, и земля. Как хорошо все сладится, думал Владимир.

И бабушка молчала, думала. Долго она тогда думала! Шляг после говорил, будто она еще шептала что-то на огонь и от этого шептания он, Шляг, и разомлел… А тут она вдруг сказала:

– Что ж, видно такова моя судьба. Пусть приезжает Вячеслав, приму его. Но только через семь недель! Я раньше не управлюсь.

На том они и порешили, Шляг уехал. Никто тогда и в мыслях ничего такого не держал.

Но ровно через семь недель всё и открылось! Явился Вячеслав, с ним Вышеслав и Ярослав, братья его, и все они с дружинами – для верности. И не узнали они Полтеска! Еще бы! Ибо вот новый частокол, вот стены подновлённые, на стенах стоят полочане, а с ними литва, из луков целятся, кричат: не подходи, убьем! Да как это «убьем», кричат братья в ответ, мы братья Изяславовы, мы Вячеслава привели, Вячеслав берет Сбыславу за себя! А им тогда со стен такое: Сбыслава передумала, не хочет она за него выходить, а хочет вековать одна, и вече стало за нее и против Вячеслава!

Братья разгневались: какое еще вече?! Да не бывать тому, чтобы подлый градский люд князьям указывал! Так и Сбыславе больше не бывать на Полтеске! И вывели они свои дружины, повели их на приступ…

И отступили, не взяли! Потом еще три раза подступали, и всякий раз тоже напрасно. Потом, уже один и без дружины, ходил к воротам Вячеслав и поначалу кричал и грозил. А после, поостыв, уже только просил, чтобы допустили его до Сбыславы, ему есть что ей сказать… Но не открыли ему, и он ушел ни с чем. Назавтра также приходил и уходил князь новгородский Вышеслав. Тогда, уже на третий день, пошел ростовский – Ярослав.

Ярославу открыли. Потому что только один Ярослав был Изяславу брат по матери и, значит, рогволожий внук, свой, полочанин, тогда как Вячеслав был рожден от чехини, а Вышеслав от варяжской жены. От Вышеслава, кстати, всё и началось – это когда еще пришел Добрыня и начал сватать за Владимира Рогнеду, то разъярился Рогволод, кричал: «Да что они, находники, совсем ума лишились?! Владимир ведь и так давно женат и есть у него сын…»

Да только что нам Вышеслав! О Ярославе мы. Вот Ярослав явился в Полтеск. Вот провели его в княжеский терем, к Сбыславе, там посадили его у окошка, вывели к нему его племянников, они еще только ходить научились, и только потом вышла к нему…

Ведьма, шептали после, ведьма! Как обошла она его тогда, чем оплела – никто об этом ничего не знал. Но только вышел от нее князь Ярослав белый как снег. Полочане у него спросили:

– Быть вечу?

– Быть! – сказал он.

Тотчас ударили в Зовун. Собрался люд. Вышел к ним Ярослав, стал с ними говорить. А что Сбыслава, Изяславова вдова? А ничего. Она тогда на площадь не ходила, сидела, затворившись в тереме, и нянчила своих малых детей, Всеслава и Брячислава. Ее звали на вече, она не пошла. Сказала: град Полтеск не мое дитя, а Бусово, вот пусть Бус за него и радеет.

Бус порадел тогда, не выдал: как вече настояло, и как Ярослав уступил, так и было – целовали они крест на том, что Полтеск хоть и кланяется Киеву, и чтит его, и ежегодно платит ему выход, но сядет здесь не Вячеслав, а Изяславов сын Всеслав, племянник Ярослава, внук Владимира. Об этом написали уговор и запечатали ее двумя печатями: князь Ярослав своей, а это сокол Рюриков, а Полтеск своей, это Ярила на коне. И на том разошлись. А назавтра уехали братья и увели свои дружины. Ярослав поехал в Киев. Приехал, и Владимир гневался, три дня его к себе не допускал… а после все же допустил и выслушал. А после даже принял уговор. Почему было так? Может, просто потому, что не захотел он во второй раз жечь Полтеск, грех на душу брать не желал… А по Киеву тогда кричали: ведьма, ведьма, оплела она его, околдовала, вот что! А Вячеслав, отвергнутый жених, озлясь, ушел в Царьград со всей своей дружиной, пять лет служил в ромейском войске, после сгинул. И Вышеслава Бог вскоре прибрал. А Ярослав по его смерти с Ростова поднялся на Новгород. А Борис за Ярославом сел в Ростове, а Глеб после Бориса в Муроме. А Святополк, тогда еще не Окаянный, сидел в Турове, а Святослав у древлян, Всеволод на Волыни, Мстислав в Тмутаракани. А после Судиславу дали Плесков, теперь это Псков. А Позвизд умер без удела, еще в совсем юных летах. А после умер Всеволод, и Святополк, стакнувшись с польским Болеславом, прибрал себе Волынь. Взъярился старый князь, разгневался, пошел на пасынка… но отступил, ибо не сдюжил Болеслава. А тот пришел и порубил мечом ворота, меч защербил, но и ворота отворил!.. Нет, это было после, когда Владимир уже умер и смута шла уже не первый год, и Ярослав взял Киев, а Святополк во второй раз вёл ляхов, и были ляхи злы, много чего тогда пожгли, пограбили… А в первый раз всё мирно обошлось, и Святополк сел в Киеве, Владимир, его силы устрашась, отъехал в Берестово, ближнее село, и там затаился. А Ярослав и в первый раз таиться не желал – он Святополковым послам велел отрезать языки и объявил, что он теперь сам по себе, а Киев ему не указ! И Судислава, младшего рогнедича, взял с собой заодин. Был робок Судислав, во всем он Ярослава слушал. А брат Мстислав молчал и Святополковых послов не возвращал, ни «да» ни «нет» не говорил. Шаталась Русь!

А Полтеск ежегодно платил выход и принимал послов и клялся в верности. По смерти старшего из Изяславичей, Всеслава, там сидел младший, Брячислав, но из-за его малых лет всем заправляла его мать, Сбыслава. Была она высокая, сухая, черноволосая. Она и умерла такая же, ничуть не поседев. Но это еще очень нескоро случится! А тогда она была молода и красива. Умна, скрытна. А до чего хитра! Свёкра умаслила – да так, что стала у него самой любимой невесткой. Носила шубу белых соболей – ту самую, Рогнедину, – пиры давала, сирых ублажала. И верой люд свой не неволила: хочешь, молись Христу, а хочешь – Яриле, Перуну. Но помни: князь твой господин, и чти его. И старших чти. Не лги, не укради, законы соблюдай. Пресвятый Боже, разве это ведьма? Ведь что есть ведьма? Зло. А она зла никому не творила. Она любила мужа и растила сыновей, народ при ней жил вольно, не роптал. Зовун, и тот при ней молчал. Да, она в церковь не ходила, это правда. Но когда умер старый князь и брат восстал на брата, Полтеск молчал, потому что она так велела. А были ведь к ней гонцы и от одних, и от других. Это потом уже…

Потом! Князь встал. Лик на божнице черен, не рассмотришь. Бог далеко, а Смерть всегда близка… Это у них близка, тут же подумал он, а у него Она и совсем за спиной. Вот и мечись теперь, спеши – а руки как колотит! Всё из них валится. Здесь не успел, там просмотрел. Неклюд уже довольно проскакал, Берестье уже близко… А если перехватит его кто? А если не поверит Святополк тому, что он ему скажет?

Но только что тебе до этого, Всеслав?! Тебе всего шесть дней осталось. Ты хоть здесь, у себя разберись, а на Руси пусть они сами разбираются. Пусть делят отчины, съезжаются, глаза один другому вынимают, воюют, снова мирятся. Убьют, потом в святые возведут, опять убьют. А Полтеск как стоял, так и стоит…

Шум за стеной! Всеслав прислушался… Ага! Это Игнат уже собрал на стол. Так и пора уже! Князь вышел в гридницу, там никого, даже Игната не было. Как тараканы, сердито подумал Всеслав, все уже по щелям! Ну да и ладно, подумал он уже почти равнодушно, и сел к столу. Стол был уже накрыт. Накрыт, насмешливо подумал он, квас да блины с икрой! Икра как лягушачья, мелкая! Он ел и гневался. Вошел Игнат, встал у стены. Всеслав ел дальше. Дергалась щека. После щека унялась. Да и гнев как будто весь вышел. Всеслав поел, отставил миску, широко утерся и спросил:

14
{"b":"174637","o":1}